"Девушке с такими данными не пристало ныть… У немца "окна наискосок"? Отлично, посмотрим кто из нас режиссёр".

Гибкая тёмная тень беззвучно растворилась в черноте тропической ночи. Когда через час Оля снова отодвинула занавеску, то застала в своём номере Ивана, застывшего в нерешительности у двери ванной комнаты и напряжённо вслушивающегося в звуки текущей из душа воды. Закусив губу, Сиротин решительно дёргает дверь на себя.

– Ц-ц-ц! – Насмешливо цокает языком девушка, оседлав родоконник и болтая в воздухе ногами.

– Я это… радиограмма вам, товарищ Михеева "от дяди".

– Давай сюда. – Оля в два прыжка оказывается рядом, Ваня с трудом разжимает потный кулак. – Сам-то не хочешь освежиться?

– Не-е-т… – Пятится назад парень.

"Ну что я, в самом деле, привязалась к парню? Он точно за Чаганова не ответчик".

– Иди-иди, Иван. – Её взгляд уже как собирающая линза сконцентрировался на листе бумаги с ровными колонками цифр.

"Оперативно, Эйтингон успел уже связаться с Москвой. Пароход "Краснодар" ждёт сигнала в нейтральных водах, получен приказ, что операция должна быть проведена до шести вечера шестого января по времени восточного побережья".

Прага, ул. Нерудова 10,

Консульский отдел.

6 января 1938 года, 07: 00.

"А японские криптографы весьма самонадеянны, судя по всему, они так и не заподозрили, что "Красная" была взломана американцами, поэтому и в "Фиолетовой" сохранили главную её уязвимость – принцип "шесть на двадцать"".

Шесть – это гласные латинского алфавита, двадцать – согласные, то есть, гласные и согласные буквы в их машинках шифруются по разному: первые – используя больше пятнадцати тысяч позиций в трёх блоках шаговых искателей (точно таких же как в автоматических телефонных станциях), вторые – только сто пятьдесят в одном блоке. Получается, что криптостойкость согласность в сто раз выше. Спрашивается почему? Ответ кроется в истории: "красная" разрабатывалась в те времена, когда радиосвязь ещё не была хорошо развита и основной поток радиограмм шёл по проводному телеграфу. Телеграфисты же, принимая шифротелеграмму со случайным набором символов брали двойной тариф по сравнению с легко произносимым: неважно что передаваемый текст тоже был бессмысленным, главное чередование гласных и согласных звуков делало его "легко читаемым".

– Стоп! – Подумал я много лет вперёд, когда поневоле пришлось заняться прикладной криптологией и историей вопроса. – Какое отношение латинский алфавит со своими гласными и согласными имеет к японским иероглифам? Япы что, все поголовно говорили на латыни? Ответ оказался прост: свою родную речь они стали записывать используя систему транслитерации "Ромадзи" (точнее её варианта, системы ниппон-сики), чтобы не создавать пишущую машанку с многими (от трёх до пятидесяти) тысячами клавиш. "Ромадзи" внёс в процесс шифрования дополнительный уровень криптостойкости (некоторые звуки японского языка записывались двумя-тремя буквами латинского), поэтому японцы, похоже, расслабились, решив что "гайдзины" не способны разобраться в их переписке.

"А как по другому назвать такой просчёт, если они из всех пятнадцати тысяч начальных позиций шаговых искателей ограничились 120-ю"?

Этой ночью, просматривая толстую пачку фотографий, сделанных Идзуми Кодзо портативным фотоаппаратом с шифровальных блокнотов, которые пришли из Токио с "Фиолетовой", я сделал существенное открытие. От предчувстия удачи у меня даже заболела голова. Отложив лупу в сторону, я отобрал из пачки несколько снимков и, покомбинировав с ними, составил большую таблицу, затем расфокусировал взгляд и нашёл-таки подтверждение внезапно вспыхнувшей в мозгу догадки.

"Да, так и есть, это – список начальных положений шаговых искателей"!

Дело в том, что ключами, в которых содержались настройки шифровальных машинок, занимался другой оператор, который сделав своё дело отходил в сторону и Идзуми в одиночестве вводил шифровку и распечатывал расшифрованный текст. Шифроблокнот "Фиолетовой" попал в руки нашего агента случайно, Кодзо оказался в момент прихода новой техники свободен от дежурства в комнате связи и ему поручили её приёмку. Идзуми фотографировал всё подряд, без разбору: результатом чего явилась эта гора пронумерованных снимков, с которыми мне и предстояло разобраться.

Столь малое число установок шаговых искателей понятно: это тебе не "Энигма" с практически безраничной возможностью добавления и перестановки роторов. Электрическая схема "Фиолетовой" спаяна раз и навсегда, поэтому чтобы как-то предотвратить прехлест начальных установок при посылке достаточно длинного собщения, пришлось разнести их подальше друг от друга, тем самым сократив их количество. Но тогда вылезает другая проблема: растёт вероятность того, разные сообщения будут посланы с одними и теми же начальными установками.

"Так… ясно. Вот ещё одна безымянная табличка: судя по всему это сдвиг, который добавляется или вычитается к установкам для каждого нового сообщения. Почему их тридцать шесть? Раз в десять дней… Хоть японцы и используют григорианский календарь и семидневную неделю, но сохранилось традиционное деления месяца на декады. Это всё объясняет Что ещё? Две коммутационные панели: входная и выходная, где происходит попарная замена букв. Хм… и тут ляп! Видимо для удобства иностранных криптоаналитиков в шифроблокноте только одна таблица: входная и выходная панели одинаковы"!

"Одно только странно, сгруппировав фотографии обнаруживаю, что таблица имеет тысячу строк. Выходит алфавит меняется три раза на дню…. нет не думаю, слишком хлопотно засинхронизировать одновременную перекоммутацию панелей по всему миру. Скорее всего, смена происходит в полночь по токийскому времени. Непонятно, ну что ж запишем в загадки".

Достаю из ящика стола единственную пока шифровку, полученную с использованием "Фиолетовой", на исписанном листке текст разделён на абзацы по три строки в каждом: верхняя – это зашифрованный текст, средняя – текст на "Ромадзи" и нижняя строка – русский перевод.

"Сообщение длинное, поэтому оператор из Токио разбил его на части: около ста символов в каждой, всего четыре части. Четыре сотни пар символов известны, начинает вырисовываться моя стратегия. Чтобы получить полную электрическую схему устройства, необходимо выяснить примерно шестнадцать тысяч уникальных соответствий входных и выходных символов. Без повторений – это около сорока радиограмм, на самом деле – многократно больше. Пассивное ожидание может растянуться на долгие месяцы… поэтому решено, начинаю составлять таблицу истинности уже сейчас, используя наличные радиограммы, а белые пятна в ней будет заполнять Идзуми, целенаправленно проверяя отсутствующие в таблице комбинации по моим запросам".

Гавана, Отель "Насьональ де Куба",

6 января 1938 года, 11:15.

Навстречу красному "Паккарду", плавно затомозившему под портиком у входа в гостиницу, бросается чернокожий швейцар в белой униформе, за ним спешит белбой. Вместе с водителем такси они открывают дверцы и багажник, помогают пассажирам, пожилой женщине и средних лет мужчине, выйти из машины и вся процессия по зелёной ковровой дорожке торжественно следует к отделанной белым мрамором стойке.

– Добрый день синьор, синьора, – на чистом английском приветствует гостей консьерж, солидный мужчина с пышными усами. – желаете номер?

– Я искать мистер Троцкий, – взволнованная дама неправильно строит фразу. – он остановился в вашем отеле.

– Обычно мы не разглашаем сведений о наших…

– Я его жена! – Вскрикивает женщина.

– Разрешите взглянуть на ваш паспорт? – В глазах консьержа зажглись весёлые огоньки.