После нескольких дней ожидания жене Адамовича удалось встретится с Еленой Перской и получить эти распечатки, а я на одном дыхании в течении бессонной (ха-ха) ночи обработал их. Обработал и стал ждать когда поступит настоящая радиограмма, представляя как буду под восхищённые взгляды Зубова, Адамовича и Ольги Антоновны (больше никто о моей "невозможной миссии" в Праге не знает) "выдавать на гора" расшифровки секретнейших посланий потенциального противника со скоростью "Фиолетовой". Жду это себе я в комнате без окон – жду, почитываю иностранную прессу, обложившись доступными словарями, а в мире разворачивается крутейший политический детектив с элементами мелодрамы. И тут – бац, такой облом! Но обо всём по порядку…

На Кубе пропал Троцкий, вместе с сыном Львом Седовым, исчезла также личный секретарь "демона революции" Мири Гольдман. На следующий день после этих загадочных событий пражские газеты на первых полосах начали не только перепечатывать сообщения кубинских и американских газет, но и давать свои комментарии: корреспондент Юлиус Фучик из коммунистической "Руде Право" в передовой статье со ссылкой на кубинские источники обратил внимание на немецкий след в этом деле (фотографии Троцкого и Карла Антона за несколько часов до исчезновения прилагались), геббельсовская "Атака" напротив прямо обвинила в похищении НКВД, пояснив не назвав правда источники, что в операции принимали участие режиссёр Александров и актрисса Орлова, а американская "Нью-Йорк Таймс" привела слова Натальи Седовой, о том что по её мнению Троцкий сбежал со своей секретаршей.

Следующие несколько дней только запутали ситуацию: Мири Гольдман, появившаяся в Нью-Йорке, дала пресс-конференцию местным журналистам на которой не стала отрицать, что между ней и Троцким на Кубе возникло глубокое чувство, что неожиданно появившийся в гостинице Лев Седов приревновал её к отцу, между ними возникла ссора и она опасается что это всё могло привести к трагической развязке. Девушка не стала рассказывать подробности и сообщила, что уже начала писать книгу воспоминаний.

Газета "Дейли Уоркер" опровергла версию газеты "Атака" о причасности к событиям русского режиссёра, дав на первой странице фотографию из Лос-Анджелеса, где они с женой выступают перед публикой, предворяя показ своей картины "Волга-Волга". Из Буэнос-Айреса пришло сообщение, что Троцкого с сыном видели в порту. Секретарь Троцкого Сильвия Агелофф в Мехико подтвердила корреспонденту "Сошиалист эпил", что разговаривала на следующий день после "похищения" с Троцким по телефону, тот попросил её срочно подготовить его архив к транспортировке, что и было сделано. Пункт назначения, куда были отправлены бумаги Троцкого она сообщить отказалась, заметив, что неожиданный переезд её шефа связан с опасностью, которой подвергается его жизнь.

"Ай да Оля, что творит… Сейчас, чувствую я, "демона революции" в кандалах, в тёмном трюме везут в Ленинград… Доигрался".

По прошествии десяти дней со времени пропажи Троцкого, пресса начинает терять к нему интерес, оттесняя "мыльную оперу" на вторые полосы: американские газеты переключаются на компанию президента Рузвельта по борьбе с полиомиелитом, так называемым "детским параличом" (на фотографии Мэрджори Пост рядом с президентом), европейцы – на обострение гражданской войны в Испании. Затяжное безрезультатное наступление хунты не привело к значительным изменениям на фронте, республиканцы по прежнему контролируют большую часть страны: Бильбао, Мадрид и Малагу, но вызвало новые трения между Примо де Ривера и генералом Мола, которые продолжают стремиться к единоличной власти. Отмечается прибытие на фронт новой германской и итальянской техники: самолётов, танков и артиллерии. Австрия под давлением Германии признаёт Хунту.

В "Лондонской газете" не удалось найти о Троцком ни единого слова, хотя я дисциплинированно просмотрел все заметки. На последней странице наткнулся на статью о случае вандализма, произошедшем в госпитале "Святой Марии": неизвестный, разбив оконное стекло на третьем этаже, проник в лабораторию доктора Флеминга. По его словам ничего не было похищено, лишь разбиты несколько пробирок и чашек Петри, но доктор решил обратиться в полицию, потому что в лаборатории находились на изучении несколько возбудителей опасных заболеваний, которые (при неосторожном обращении с ними) могли вызвать эпидемию в Лондоне.

"Не-е, не может быть. Оля бы не стала. Хотя… по времени вполне бы могла, да и третий этаж для неё – сущие пустяки"…

На первой полосе "Правды" большая статья с хлёстким заголовком: "Не подменять и не обезличивать хозяйственные органы". О Троцком – ни слова, ни на первой странице, ни на последней. Поэтому рука тянется к местной газете – "Лидове новины".

"Бинго"!

Первая полоса с чувством, толком, с расстановкой смакует детали произошедшей десять дней назад "новины" имея при этом эротический уклон, а семь остальных – платные объявления.

"О-о! А это любопытно: "Высокооплачиваемая работа за границей для инженеров, техников и рабочих, специалистов в области металлообработки. Двухгодичный контракт с возможностью его продления". Самое интересное адрес отборочной комиссии: Прага, ул. Нерудова 10. Это же Консульский отдел, здание, где я в данный момент нахожусь. Контракт до 1940 года… думаю, что к концу этого года желающих поработать за границей прибавится. Главное – дать возможность трудолюбивым чехам встать на сторону добра, вот я почему-то не сомневаюсь, что они выберут ту, где больше заплатят… А вообще похоже, что мою инициативу по охоте за головами и руками "углубили и расширили"".

Снова начинаю тасовать фотографии, сделанные нашим японским агентом, и на одной из них замечаю обрезанное изображение какой-то таблицы.

"Что там? Верхушки каких-то букв? Или цифр"?

Мысленно возвращаюсь к четырнадцатиразрядному ключу, к тому, что бросилось мне в нём с самого начала в глаза, а потом как-то ускользнуло от внимания: одна цифра, которая не пригодилась при расшифровке первой радиограммы. Проверяю ключи трёх "новых" радиограмм": "бесполезная цифра" равна единице только в "старой", в "новых" – 6, 5 и 4.

"Важная информация! Наибольшее значение не превышает шести… что это может быть"?

В первых "Энигмах", с их тремя посадочными местами для роторов, шесть – это максимально возможное число их перестановок (3! – три факториал равно 6). В "Фиолетовой" шаговые искатели, исполняющие роль роторов, запаяны намертво – их не переставишь.

"Стоп! А зачем их переставлять? Ведь можно просто переназначить порядок (своего рода старшинство), в котором искатели делают шаги. Если принять за единицу положение, в котором при каждом нажатии клавиши на печатной машинке делает один шаг самый левый искатель, после двадцати пяти нажатий – средний искатель, а после 625 – правый, то положение номер шесть, следуя этой логике, значит, что ситуация изменится на противоположную: самым "быстрым" станет правый искатель, а самым "медленным" – левый. За дело"!

Линейка заскользила по строкам многостраничной простыни в таблице истинности, карандаш отмечает столбцы, стоящие на пересечении с искомыми строками.

"Вот гадство! После второй удачно отгаданной буквы, грифель карандаша делает точку внутри обширного белого пятна"…

"Бесполезная цифра" номер пять подтверждает свою бесполезность (не удалось открыть даже вторую букву), а номер 4 – улыбается мне во все свои четыре зуба – буквы! Моя гипотеза переходит в разряд рабочих.

"А это значит…. что я еду в Москву! Наши цели ясны, задачи определены. За работу, другие товарищи! А то непорядок, замминистра невероятной промышленности вторую неделю сидит в коморке Консульского отдела в Праге, играя в морской бой на поле в 125 строк на 125 столбцов. Хм-м, "невероятной", говоришь… Шокин, вот человек, который мне нужен: молодой, энергичный, проверенный временем. Не самому же мне носиться по заводам и строительным площадкам, мтолько дел в СКБ, а к началу войны он поднаберётся опыта и станет настоящим наркомом. Кто ещё? Сталинские наркомы: Устинов, Пересыпкин. Нет, их перетягивать не буду, они на своём месте"…