– А вдруг он принадлежит Бейлису? Ты провел анализ ДНК?

– Ты меня что, кретином считаешь?

Ева уже открыла рот, намереваясь дать утвердитель­ный ответ, но вовремя вспомнила, что главный эксперт ей сейчас нужен, и осеклась.

– Извини, Дики, просто я очень устала.

– Это ты мне говоришь? Нет, ноготь – не Бейлиса, я проверил. Он может принадлежать только убийце и боль­ше никому.

– Черт побери, Дики, какой ты молодец! Это просто замечательно! По-моему, я в тебя влюбилась.

– Ты – лишь одна из тысячи. Анализ ДНК показал, что ноготь принадлежит белому мужчине. Пока это все, что я могу сказать. Ты, естественно, потребуешь, чтобы я сообщил тебе его приблизительный возраст и прочие дан­ные, но это потребует времени. Кроме того, много ли узнаешь по крохотному обломку ногтя? Впрочем, если он зацепился рукой за ванну, то вполне возможно, что насле­дил и еще где-то.

– Молодчина, Дики! Продолжай в том же духе!

Ева выключила телефон и откинулась на спинку стула.

«Кусочек ногтя! – подумала она. – Иногда даже такой малости бывает довольно, чтобы отправить человека на виселицу!»

Кусочек ногтя… Первая улика, первая небрежность, допущенная преступником. Ева закрыла глаза и стала раз­мышлять.

Тридцать сребреников… Но если убитые ассоцииру­ются с Иудой, то кто же выступает в роли распятого Хри­ста? По крайней мере, не сам убийца, это точно. Христос был чист, он тоже являлся жертвой, а уж никак не мстите­лем. Сыном божьим. Как же звучит в Библии эта фраза? «Сын, от Отца рожденный».

Из личного послания, которое адресовал ей убийца, Еве было ясно, что он – человек совестливый. По край­ней мере, сам он так считает. Ошибочное убийство Коли потрясло его, и, чтобы хоть как-то оправдаться, ему потре­бовалось сочинить это послание. И – предъявить ульти­матум.

Ева вдруг почувствовала, что все кусочки головоломки встали на свои места. Ей предстояло еще много работы по сбору доказательств, но она уже почти не сомневалась в том, что вычислила убийцу.

Вокруг царила темнота. Она лежала в постели, но не спала. Заснуть, спрятаться в сон сейчас было небезопасно.

Он пил – и был не один.

Когда кто-то из них повышал голос, а это случалось часто, она могла различить отдельные слова. В основном она прислушивалась к голосу отца, поскольку знала, что если он не напьется в стельку, то может прийти к ней. То­гда откроется дверь, и в дверном проеме на фоне слепяще­го света лампы возникнет его черный силуэт. А потом его руки начнут мять и терзать ее тело; из его горла будет вы­рываться частое, тяжелое дыхание, пропитанное запахом спиртного. Ее сопротивление, ее мольбы и крики будут раззадоривать его еще сильнее.

Он положит ладонь на ее рот, лишив ее возможности кричать и дышать, навалится на нее всем телом и вобьет в нее свою ужасную скользкую штуку… «Папочка приготовил подарочек для своей маленькой девочки. Для малень­кой сучки!»

Лежа в постели, она дрожала и прислушивалась к го­лосам. Ей еще не исполнилось и восьми.

– Мне нужны еще деньги! В конце концов рискую я один! Только я подставляю свою задницу!

Язык у него заплетался, но все же еще недостаточно. Недостаточно, чтобы она почувствовала себя в безопасно­сти.

– Мы же обо всем договорились! Ты знаешь, что бы­вает с людьми, которые пытаются меня обмануть? По­следний человек, который попытался… пересмотреть условия нашего договора, даже не успел пожалеть об этом. Его до сих пор по кусочкам вылавливают из Ист-Ривер.

Этот голос звучал тихо, и ей приходилось напрягать слух, чтобы понять, о чем идет речь. И еще – он был абсо­лютно трезвым. Уж кому, как не ей, было знать, как звучат пьяные голоса, но этот человек явно не пил. И все же от звука его голоса по коже у нее бежали мурашки. Этот трез­вый голос и мягкие интонации скрывали под собой не­объяснимую, но страшную угрозу.

– Я не нарываюсь на неприятности, Рикер, – заску­лил ее отец, голос его теперь звучал заискивающе, и от этого девочке стало еще страшнее. Отец боится, а это зна­чит, что потом он обязательно выместит на ней свое тепе­решнее унижение. – Я вошел в расходы, а мне ведь нужно растить дочь!

– Плевать я хотел на твои проблемы. Меня заботит только мой бизнес. Смотри же, все должно быть доставле­но завтра ночью – в условленное время и в условленное место. Тогда и получишь остаток своего гонорара.

– Все будет сделано в лучшем виде!

– То-то же. Так-то оно лучше – и для тебя, и для тво­ей дочери. – Девочка услышала, как заскрипел стул. – Ты опять нажрался. Ненавижу пьяных! Чтоб завтра был как стеклышко!

Послышался звук шагов, открылась и закрылась дверь, а затем наступила тишина. Ее нарушил звон бьющегося стекла и громоподобная ругань. Девочка свернулась кала­чиком в постели и, дрожа, приготовилась к худшему.

Стены тряслись – отец колотил по ним кулаками. «Пусть лучше бьет их, чем меня, – только и могла думать девочка. – Пусть молотит по штукатурке, пусть выпьет еще одну бутылку. Пожалуйста, пожалуйста! Пусть он уй­дет из дома за новой бутылкой виски и сорвет свою злость на ком-нибудь другом! Ну, пожалуйста!»

Но дверь в ее комнату все же распахнулась. Резко и на­стежь. И вот, как она и ожидала, в дверном проеме, на фо­не слепящего света лампы возник черный силуэт – ог­ромная мрачная тень.

– Ну, чего пялишься, сучка? Подслушивала? Нужно тебя отшлепать, чтобы ты больше не совала свой нос в мои дела!

«Нет! Нет! Нет!..» От охватившего ее ужаса она не мог­ла говорить, а только мотала головой – быстро и безоста­новочно, словно безумная.

– Прекрати, а то я оставлю тебя здесь одну, на растер­зание копам. Ты знаешь, как они поступают с маленькими непослушными девочками? Копы засовывают их в темные подвалы с крысами, и они отгрызают девочкам пальцы на руках и ногах. Хочешь оказаться в таком подвале?

Он подошел к дочери, схватил ее за волосы на затылке и потянул вверх – так что она пронзительно закричала, хотя и пыталась крепиться изо всех сил. А потом он ударил ее: один раз, другой… Но по сравнению с прошлыми из­биениями это можно было считать лаской, и в душу де­вочки уже закралась надежда, что в этот раз ей удастся из­бежать экзекуции.

– Поднимай свою ленивую задницу с постели и пакуй свое барахло! – вдруг завопил он. – Мне много куда надо поехать и много кого увидеть. Мы с моей маленькой девоч­кой отправляемся на юг. – Он оскалился в безумной улыб­ке, причем глаза его оставались злыми и жестокими. – Рикер думает, что может меня запугать? Хрен ему! Я уже полу­чил его чертов задаток и весь груз наркотиков. Теперь мне сам черт не брат! Поглядим, кто будет смеяться последним! Пошел ты в задницу, поганый Макс Рикер!!!

Запихивая в саквояж свои жалкие пожитки, девочка думала только об одном: на сегодня она спасена. Спасена! Благодаря незнакомцу по имени Макс Рикер…

Ева вынырнула из сна, как из болота, – с тяжко бью­щимся сердцем и пересохшим ртом.

Рикер! О господи! Рикер и ее отец!

Она вцепилась в ручки кресла, чтобы не упасть, чтобы удержаться в настоящем. Что это было – реальность или просто результат усталости и взбудораженного воображе­ния?

Реальность. Когда эти всполохи прошлого навещали ее в очередной раз, они всегда были отражением реально­сти. Она видела саму себя: скошенную челку, огромные глаза, худые руки.

И еще – она слышала голоса…

Наклонившись вперед, Ева прижала пальцы к вискам. Макс Рикер и ее отец знали друг друга! Это было в Нью-Йорке. Да, теперь она точно вспомнила ту ночь в Нью-Йорке. Когда это случилось – до того, как они перебра­лись в Даллас, или после?

Боже, как много времени прошло с тех пор, когда отец в очередной раз изнасиловал ее и она обнаружила в своей руке длинный кухонный нож! Как много времени прошло с тех пор, когда она его убила! Но – недостаточно много для того, чтобы деньги утратили свою цену, недостаточно много для того, чтобы Рикер потерял кровавый след обма­нувшего его человека. Однако она положит этому конец!