Я выдохнула, до этого сжимая и задерживая воздух где-то в груди, погружаясь до глухоты в недоумение от того, что он даже не тронул меня. Маар скрылся в другой половине шатра, оставляя меня одну. Воздух сгущался где-то в глотке, дыхание срывалось и дрожало, по телу растекался жидкий колючий холод, а сердце колотилось так, что вот-вот проломит рёбра.

Сцепив зубы, я схватила покрывало и поспешила прикрыться.

Завернувшись плотно в плед, я поднялась со своего ложа. Немного подождала, пока темнота в глазах рассеется, а тело привыкнет к вертикальному положению и окрепнет. Ступая по деревянным доскам, покрытым коврами, я прошла к своим вещам, что лежали на массивном деревянном сундуке, и застыла. Прямо сверху лежало зеркало. Я едва не отшатнулась, как будто увидела огромного паука или змею. Страшно вновь испытать тот опыт, который не принёс мне ничего хорошего. И только когда присмотрелась, поняла, что это не настоящее зеркало — оно было чуть мутным.

Как здесь оказалось?

Я растерянно глянула через плечо на занавес и снова повернулась, сузив гневно глаза, уставившись на находку. Пусть забирает к чёрту свои подарки! Мне ничего от него не нужно. Всё, к чему он прикасается, становится грязью! Я холодно посмотрела на красивую вещь и отвернулась. Если приму, то это будет значить для него, что я смирилась, но это не так. И буду бороться до последнего вздоха, пусть демон горит в аду! Я тряхнула головой, пытаясь хоть как-то прийти в чувства. То, что происходит сейчас — самое тёмное время в моей жизни. Я во власти самого опасного для меня человека. Человека ли? Мне это ещё неизвестно. Исга́рами называют тех, на кого пал огненный меч Бархана — владыки подземного царства, повелителя Нижнего мира — вырезав им сердце и влив тьму.

Напившись из кувшина, я всё же ополоснулась, яростно смывая все следы, оставленные этим чудовищем, тщательно оттирала кожу везде, где он касался, а потом намазала ссадины теми снадобьями, что собрала мне в дорогу ведьма. Нужно позаботиться о себе, чтобы выжить, ибо пытки мои только начались, но, с другой стороны, хотелось броситься с первого попавшегося обрыва. Расчесала и заплела волосы в косу, скрутив на затылке в улитку. Но расслабиться всё не выходило, взгляд то и дело возвращался на полог, за которым находился он.

По мере того, как светлело в шатре, лагерь оживал вместе с восходом. Мужские голоса доносились почти со всех сторон. Исга́р появлялся в моём углу часто, принося охапки сучьев, бросая в огонь. Я не смотрела на него, но кожей ощущала его дыхание, его жгущий калёным железом взгляд — он сторожил меня, как волк свою волчицу. Я могла выдыхать свободнее, когда в шатёр кто-то заходил. Ближе к вечеру, после некоторого шума за занавесом, появился Маар с целым подносом снеди. Мои внутренности разом скрутились в узел. Он поставил это всё у очага на низкий, похожий на китайский, столик и выпрямился.

— Ешь, тебе нужно набираться сил.

Хотелось пнуть поднос и перевернуть всё к чёртовой матери, но я хорошо помнила, чем поплатилась в прошлый раз за это, и упрямо сжала губы. Не подчинюсь ему, лучше с голоду умру, пусть проваливает! Маар глянул в сторону сундука, на зеркало, которое так и осталось лежать нетронутым, вернул на меня взгляд, обжигающе полоснув гневом не хуже плети. Секунда ожидания растворилась в вечности. Страж вышел, вновь оставив меня одну, а я смогла выдохнуть. Неотрывно смотрела на исходящий паром кусок зажаренного до золотистой корки мяска и вспоминала, сколько уже без еды — двое-трое суток или больше? Я едва в голодный обморок не упала, когда шатёр наполнился вкусным, до спазмов желудка, ароматом, хоть не знала раньше, что это такое — испытывать подлинный голод. Перед глазами у меня стояла еда, даже когда я закрывала глаза. Голод толкал броситься к подносу, словно голодный зверь. Но я сумела сдержаться — не стану принимать его подношения!

Мне ничего не оставалось делать, кроме как как лечь и отвернуться к стене.

К предводителю заходили ещё люди. Я слышала негромкие переговоры воинов, в основном, они касались непогоды и лошадей, что остались под открытым небом. А потом вновь поднялся ветер. Он свирепо бил по стенам, поднимая страшный вой, но вскоре я к тому привыкла и даже провалилась в дремоту, но тут же проснулась не от диких порывов, а от напряжённого давящего взгляда исга́ра. Послышались шаги, кажется, он остановился у нетронутой еды, а у меня что-то нехорошее ткнулось в грудь.

— Ты не притронулась к еде, — в голосе прозвучала сталь.

Я молчала, продолжая лежать не шевелясь. Тишина затянулась, вынудив невольно сжаться, и не напрасно, потому что в следующий миг на меня выплеснулось что-то ледяное, обожгло кожу. Я вскочила, захлебнувшись от потока воды, что вылил из кувшина страж. И сообразить толком ничего не смола, как стальные руки сковали моё тело, мужчина рванул меня на себя. Я ударилась о каменную грудь Маара, как волна о скалу, не успела вскрикнуть — его губы завладели моим ртом. Я рванулась, пытаясь увернуться, Страж зажал мне руки, плотнее притянул к себе, впиваясь в губы ещё больнее, заполняя мой рот своим языком, выталкивая воздух.

Укусив за губу, потянув её, он освободил моё дыхание, давая жадно глотнуть воздух, и вдруг грубо толкнул. Не почувствовав опоры, я полетела навзничь, падая на постель. И как бы мягко она ни была застелена, а остатки воздуха выбило из груди от удара спиной. Маар обрушился на меня, придавив своим мощным телом, устраиваясь между моих ног.

— Нет, не надо! Прошу, я не хочу! Оставь меня, оставь! — билась я, как пойманная птаха, упираясь в его грудь, но не смогла и на сантиметр отстранить его от себя.

— Уже поздно… — прошептал Маар, накрывая мои губы своим горячим жадным ртом.

Исга́р задрал платья, едва не разрывая в клочья, твёрдо провёл ладонью по чувственному месту между ног, раздвигая складки, а я вытянулась струной, вся напрягаясь, сдавливая коленями его бёдра, не желая пускать его пальцы внутрь себя.

В какой-то миг во мне что-то надломилось. Мне стало вдруг безразлично всё: то, что он собирается делать со мной, то, что он трогает меня. Маар каким-то внутренним чутьём уловил изменение состояния своей добычи, и руки его прекратили свой путь.

— Ты можешь брать моё тело, но никогда не получишь меня, мою душу. Гори в аду, проклятый исга́р, я ненавижу тебя, ненавижу всех твоих кровных родственников до последнего колена! Будь вы прокляты! — выплеснула я на одном выдохе и задышала тяжело и часто, вонзив взгляд в нависающего надо мной мужчину.

Мгновение растянулось до мучительной бесконечности, я ощущала, как с волос капает вода, стекает за шиворот, как туго поднимается грудь в дыхании, как бешено колотится сердце под рёбрами.

И от того, как он посмотрел на меня, как скрутились чёрные воронки в его резко сузившихся зрачках, окаймлённых бушующим демоническим огнём, под кожу прокрался страх, словно продели раскалённые спицы, страх который испытывает моё тело, но не я. Плевать, пусть делает, что хочет! Он сумасшедший, ненормальный, зачем расходовать на него силы, которые мне нужны, как вода и воздух.

— Ублюдок хочет моё тело, пусть получает и проваливает к дьяволу.

И всё же я задержала дыхание, ощущая, как затвердело тело мужчины, превращаясь в каменную глыбу.

Он не дышал, а меня пронизал холод. Маар пошевелился, убрал руки и поднялся. Схватил меня пятернёй за волосы. Я охнула от мгновенно растёкшейся по затылку к самой пояснице обжигающей боли. Он рванул, сдёрнув меня с кровати, швырнул на пол, как куль с соломой. Я подняла голову, успев лишь различить всполох огня. Пламя лизнуло мне по скуле, оставляя горячий след, и слегка подпалило волосы. Не успела я оправиться, как Ремарт больно сжал шею под затылком и подтащил меня к столику, где всё ещё лежала еда, давно остывавшая. Страж опустился рядом, жёстко сжав другой пятернёй подбородок, так, что скулы заломило, вонзил острый, как ножи, взгляд.

— Если ты не поешь, я сломаю тебе пальцы, один за другим, пока не станешь выполнять то, что я говорю.