Минут через двадцать, он уже был в толпе зевак спешивших в город. Пока до караула добрался познакомился с местными купцами, разговорились. От них Андрей узнал, что недалеко от Пороховой башни, есть отменный трактир.
-Кормят там отменно, – пояснил старший из торговцев, – но при этом недорого.
Последнее очень устраивало графа. А то, что кормят отменно он уже убедился через полчаса, когда вся процессия завалилась в просторное помещение трактира. Старший показал на один из свободных столиков, а сам направился к стойке, где ковыряя в зубах тонкой палочкой, стоял сам хозяин заведения.
Пока рассаживались да ждали обед, Андрей оглядел помещение. Скромно, уютно со вкусом. На стенах охотничьи трофеи – не иначе трактирщик в свободное время баловался. Народу в помещении немного, в основном приезжие. В зале стоит гул, посетители разговаривают, что-то бурно обсуждают, некоторые даже спорят.
Молодая девушка притащила в руках аж шесть наполненных пивом кружек. Мальчишка, вполне возможно ее брат, поставил на стол поросенка. Тут же рядом оказались лук, огурчики и тарелка с копченой рыбой.
И тут дверь в трактир отворилась. На пороге стоял Христофор Шредер. Сейчас на нем был серый костюм, короткие мышиного оттенка штаны, длинный темноволосый парик и треуголка. В руках трость.
-Значит царевич в городе, – прошептал граф.
Он на секунду испугался, что товарищи его услышали, но те были поглощены обедом. Старший отломил ножку у порося и протянул эстонцу. Андрей взял, но есть уже не хотелось. Сейчас он опасался, что потеряет офицера из виду.
Между тем майор проследовал к стойке и поинтересовался готов ли его заказ. Хозяин кивнул, позвал мальчишку, того самого, что притащил поросенка, сказал несколько слов и тот тут же умчался на кухню. Вернулся с корзиной.
Христофор полез в кошель и высыпал на стол несколько монет, взял корзину и вышел из трактира.
-Прошу прощения паны, – проговорил граф, вставая из-за стола, – но я вынужден вас покинуть.
Выскочив на улицу, увидел, как в толпе горожан неспешно шел майор.
Вот уже вторая неделя пошла, как царевич Алексей находился в Риге. Ждали когда хоть какой-то, пусть даже захудалый, корабль в Английские земли пойдет. На деньги выделенные государем, сняли две комнаты на постоялом дворе, что недалеко от порта находился. Единственной проблемой была скудная еда, которой их баловал хозяин. Приходилось майору Шредеру в дальний трактир за продуктами ходить. Заодно и насчет корабля интересоваться.
Между тем царевич не собирался сидеть в четырех стенах. Интересно ему было город посмотреть, любопытно послушать о чем говорят господа негоцианты. Хоть и рожден он был в свое время, не от большой любви, но Петровская кровь, разбуженная Золотаревым, взяла верх.
Вечерами, убегая из-под зоркого ока майора Шредера, они пробирались в ближайший трактир и слушали слухи, которые гуляли по Риге. Забившись в дальний угол, неприметные для посетителей, за кружечкой местного пива, что хорошо шло под копченную рыбу, смотрели царевич и Онегин, как гуляют после трудного дня рижане. Как пьют вино, поют песни, да рассказывают то, о чем в трезвом состоянии, скорее всего, предпочли бы умолчать.
Мимо снуют две девицы (по всей видимости дочери владельца трактира) с подносами и корзинами с едой. Изредка, то одна, то другая подмигивают молодым дворянам. Пару раз перепало и паренькам. Онегин даже покраснел.
-Экий ты стеснительный, – прошептал Алексей, – девчонка подмигнула и покраснел.
Он замолчал, когда за соседний столик сели двое здоровых парней. Заказали вина, поросеночка. Разговаривали о каком-то дворянине, что сейчас томился в крепости Кенигштейн(24). Сначала полушепотом, но потом когда вино начало брать свое, и хмель ударил в голову, Алексей услышал имя арестованного – Иоганн Паткуль.
Об этом человеке царевич слышал. Когда-то шведский подданный, лифляндский дворянин, служил при дворе короля Карла XI. Был даже членом лифляндской депутации, что просила у сего короля восстановления прав и привилегий местного дворянства. Настойчивость Иоганна привела к тому, что вызвал ненависть у Карла XI, и был приговорен тем к отсечению правой руки. Выполнить задуманное шведскому королю не удалось – Паткуль бежал.
Будучи на службе польского монарха Августа Сильного, не добившись прощения уже у Карла XII, лифляндский дворянин был отослан в Москву, где способствовал заключению «Преображенского союзного договора"(25).
В тысяча семьсот втором году Паткуль перешел на службу к Петру. Говаривали, что он полностью был поглощен мыслью о мести шведскому монарху, и о пользе России не помышлял, а иногда даже шел вразрез с московским царем. Испортил своим характером Иоганн и отношения с Меншиковым. Причиной сему было высокое мнение о себе и низкое о других, а Алексашку, помня, какого он роду-племени был, это сильно коробило. Провал карьеры лифляндского дворянина начался у Познани, где тот бесплодно простоял целый год под стенами шведского города. Обвиняя при этом в своих неудачах ни кого-нибудь, а самого русского царя. И если нелестные слова в адрес короля польского Петр еще мог слушать, то в отношении себя… Поэтому и приказал русские войска через Польшу из Саксонии вывести в Россию, или… Был еще один вариант. Если это окажется невозможным, передать их временно на службу австрийскому императору и затем вернуться через Венгрию. Паткуль решился на последнее.
Саксонский тайный совет, управлявший государством, потребовал, чтобы Паткуль оставил войска в Саксонии. Когда он отказался выполнить требование, ссылаясь на то, что должен, согласно указу Петра, передать полки австрийскому императору. Министры постановили арестовать зарвавшегося дворянина, в качестве довода приводя то, что тот действует самовольно. По альтранштедтскому миру между Швецией и Саксонией Паткуль был выдан Карлу XII.
Сейчас двое латышей надумывали предпринять попытку высвободить узника из темниц Кенигштейна.
В этом не было ничего удивительного. Латыши, как и впрочем все Прибалты, были свободолюбивым народом. За человека способного вернуть прежние вольности, они готовы были жизнь положить.
Когда вернулись к себе об услышанном Алексей решил умолчать. Да и зачем об этом делиться. Если бы с ними был его учитель, а так ни Шредер, ни Шипицын супротив приказу Петра не пойдут. Бежать же вдвоем и ввязываться в авантюру глупо. Если все получится государь может и поймет, что сын его уже стал взрослым и способен сам принимать решения. Но графа Золотарева рядом не было.
Христофор накрыл, несмотря на поздний час стол и поинтересовался, где они были.
-Ходили по городу, – молвил царевич, – дивный город. Когда стану государем Московским, попытаюсь отбить его у шведов, – на минуту задумался, и поправился, – если батюшка этого сам не сделает. А затем перенесу столицу из холодного Санкт-Петербурга сюда.
-Я бы не делал этого, ваше высочество, – проговорил капитан садясь напротив мальчишки.
-Это еще почему? – поинтересовался тот, не донеся ложки до рта.
-Ну, хотя бы потому, что Рига вольный город. Здесь каждый себе на уме. Быть под властью кого-то, даже столицей они вряд ли захотят. Ну, по крайней мере я так думаю.
Майор подошел к окну. Приоткрыл его и закурил трубку. Долго куда-то вглядывался. Потом посмотрел на царевича и проговорил:
-Мне тут, ваше высочество, по одному делу сходить нужно.
Зачем он это сказал, Алексей не понял. Официально старшим в путешествии был Христофор, и отчитываться в своих действиях перед поручиком, даже несмотря на то, что тот являлся сыном монарха, Шредер не обязан.
Майор покинул комнату. Как только дверь за ним закрылась, Онегин приник к ней ухом.
-По лестнице спускается, – проговорил он.
Алексей положил ложку в тарелку и подошел к окну.
-Куда-то спешит. Знать что-то случилось. – молвил царевич.
-А не предаст нас шведам? – поинтересовался денщик.
-Вряд ли. Предан он государю.
Майор Шредер сразу же признал эстонца. Да и как было не заметить того, если он шел следом, причем делал это не таясь. Сначала Христофор предположил, что бывший комендант перешел на сторону шведского короля, но потом тут же отогнал эту мысль. В таких действиях просто не было смысла. Не иначе государь прислал, чтобы тот тайно держал их под контролем. Неужели майору и капитану не доверял? А может, опасался, что царевич что-нибудь учудит?
