Некоторое время Дилон, сощурившись, смотрел на Рипли.
— А почему ты так уверена, что мы будем тебе помогать? — спросил он загадочно. — Почему ты решила, что мы будем рисковать своими жизнями, чтобы осуществить твой план?
Рипли вздрогнула. На миг ей показалось, что Дилон видит ее насквозь — до самых потаенных глубин души. И там, в этих темных недрах, таилась некая мысль, столь холодная и безжалостная, что Рипли не решалась даже признаться в ней самой себе, не то что произнести вслух…
Чужой не должен дожить до прилета спасателей. Его надлежит убить. И это — задача первоочередной важности, по значению своему много превосходящая даже задачу спасения тех, кто сейчас настороженно прислушивался к их спору.
Итак, главное — уничтожить Чужого, а не спасти от его злобы людей.
Впервые Рипли осмелилась додумать эту мысль до конца. Но додумав — обрела особую твердость. Уж во всяком случае во время этой охоты она постарается подвергнуть себя большему риску, чем кто бы то ни было!
— Ваша жизнь уже в опасности, — сказала она без всяких сомнений. — И вопрос состоит именно в том, чтобы этой опасности избежать.
Неизвестно, поверил ли ей Дилон. Он продолжал стоять в свободной позе, облокотившись на длинную рукоять швабры. Стоял и смотрел на Рипли испытующим взглядом. И швабра в его руке на миг напомнила ей епископа.
А потом он подал знак — и бочки были наклонены.
Какое-то веселое оживление овладело заключенными, какая-то жажда деятельности — столь же неожиданная, насколько неожиданным был и предшествующий ступор. Торопясь, они швабрами разгоняли маслянистую, дурно пахнущую жидкость по самым труднодоступным уголкам тоннелей — чтобы она ровным слоем покрыла весь пол. Только тогда, если эта горючая пленка вспыхнет, от нее будет негде укрыться, не отсидеться где-нибудь за поперечной балкой. Даже Голик не отставал от всех. Захваченный общим ажиотажем, он лихо выплеснул из одного почти уже опустошненого бочонка остаток содержимого в очередную щель, а потом, без труда приподняв его, сбросил вниз, в короткий вертикальный колодец, соединяющий соседние уровни.
— Потише! — с неудовольствием сказал случившийся при этом Дэвид.
— В чем дело, папаша?
— Тоже мне, папашу нашел! Будь у меня такой сынок, я бы давно повесился… Не очень-то расшвыривайся этой тарой, даже если она вроде бы пуста. Там, если хоть на донышке чуть-чуть осталось — хватит мощности, чтобы тебя в клочья разодрать.
— Ладно, не учи ученого! От сотрясения эта фигня не взрывается, а спичку я туда не бросал!
И Голик, лихо, как винтовку, вскинув швабру на плечо, трусцой направился туда, где, как ему казалось, его присутствие было необходимо.
— Да, так-то оно так, но все-таки… — Дэвид склонился над краем колодца, одной рукой удерживаясь за вбитую в него скобу. Внезапно ступни его поехали по ставшему вдруг скользким полу. Пытаясь сохранить равновесие, он взмахнул свободной рукой — и зажатый в ней предмет, вырвавшись из пальцев, исчез в провале вслед за бочонком.
— О, дьявол! — выдохнул Дэвид.
В этот миг едва не реализовалось его недавнее предсказание. Выпавший предмет был зажигательной шашкой — именно с помощью таких шашек предполагалось зажечь горючее, когда настанет условленный момент. Если в бочонке осталось хоть немного содержимого…
Дэвид вновь перегнулся через край. Пуст ли бочонок, не было видно, но шашка лежала рядом с ним на боку. Слава Всевышнему, она ударилась об пол не капсюлем.
Несколько секунд Дэвид стоял размышляя. Можно, конечно, вернуться к Восемьдесят Пять, рассказать ему, что случилось, попросить новую шашк у… Но ведь тот так выпятит грудь, столько возомнит о себе… Дэвиду и самому было обидно: он был назначен одним из поджигальщиков, а поджигальщиков всего трое: не каждому доверят детонаторы. Ему же, единственному из них, Рипли вручила еще и фонарик (Восемьдесят Пять все-таки расстарался, нашел несколько батареек).
Выходит, он не только со своей обязанностью не справился, но вдобавок едва не устроил катастрофу… Неловко получается.
Вспомнив о фонарике, Дэвид направил вниз луч. Вдоль одной из стен колодца сверху донизу тянулся ряд скоб, образуя лестницу. Метров шесть всего… Пустяки!
— … Итак, всем все ясно? Не поджигать, пока я не подам сигнал. Сигнал будет вот такой… — и Смит дважды мигнул фонариком. Один из пригодных к употреблению фонарей он оставил у себя. — Ну, поняли?
— Да уж поняли, Восемьдесят Пять. У нас у всех, слава богу, IQ не менее сотни, — ответил ему кто-то с издевкой.
Рипли пристально вгляделась в ответившего, но не узнала его. Голова и пол-лица у него были обмотаны чистой тряпицей. Где же это его так угораздило? Весьма возможно, что это один из тех, кто подвернулся под руку Дилону — тогда, на свалке… А может быть, не только Дилону… Уж не Грегор ли это? Впрочем, сейчас не время и не место это уточнять.
Заключенный с перебинтованной головой вздрогнул, потупился и быстро отступил в тень. Да, Грегор!
… Смит мужественно проглотил оскорбление. Повернувшись к Грегору спиной, он зашагал прочь, крича куда-то в глубину коридора:
— Дэвид! Где ты там? Смотри, поджигать будем только по сигналу…
Дэвид тем временем уже спустился вниз и теперь изо всех сил тянулся за шашкой. Ширина колодца не позволяла ему развернуться.
Это забрало у него так много усилий и внимания, что он даже не заметил бокового вентиляционного хода, проходящего сквозь одну из стенок колодца. Ход этот был забран густой сеткой — но в ней, как и в сетке между столовой и госпиталем, зияла обширная дыра. А по прутьям — опять-таки как и на той сетке — по прутьям тягуче сползали капли студенистой жидкости, разъедая по пути хлопья ржавчины…
— … Тебе, наверное, очень не хватает Клеменса? — спросил Дилон, не переставая орудовать шваброй.
Рипли не отставала от него, но при этих словах она прекратила работу.
— Почему ты так говоришь?
Дилон усмехнулся с некоторой иронией:
— Ну, мне почему-то показалось, что вы были очень близки. Я ошибаюсь?
— Господи! — Рипли с силой хватила шваброй об пол и вдруг закашлялась. — Ты что, в замочную скважину подглядывал?