— С каких это пор у нашей власти руки оказались связаны? — иронично прищурилась Алена. — А, постойте, понимаю! Вы затеяли междоусобицу! Очередной закулисный конфликт в правящих кругах? Представляю, как вам сейчас тяжело! Ни налоговую прислать, ни наркотики подбросить… даже суду приказ о правильном вынесении приговора не спустить — таких людей не судят! Вам прямо-таки не позавидуешь! И чем же лилипуты могут помочь воюющим Гулливерам?

— В вашей Ассоциации состоят многие ученые, — улыбающаяся женщина была невозмутима. — Все они не только энтузиасты и увлеченные личности, но ещё и талантливые специалисты в своих областях. Нам нужна экспертиза образцов, взятых с тела Евгения. Официальные заключения констатировали смерть от естественных причин, но это не так. К сожалению, те, кто организовали его убийство, имеют мощные рычаги давления на нашу науку. Сколько бы ни было официальных экспертиз, они ничего не дадут. Но если этим займутся ваши специалисты, негласно, под видом своих текущих исследований в рамках программ ОАГБ, то шансы на успех есть. Главное, соблюсти конфиденциальность. Вы можете отказаться, Алена Викторовна, в этом случае мы отправим образцы за границу, нужных связей у нас достаточно. Однако мы считали, что влиятельная поддержка в вашей борьбе лишней не будет.

— Я вас умоляю! — Алена пренебрежительно усмехнулась. — Ваша влиятельная поддержка в любой момент может из крыльев превратиться в якорь! Продадите, едва почуете выгоду! И не рассказывайте мне о заграничных лабораториях, я борюсь с «Выживанием» вот уже двенадцать лет и прекрасно понимаю, что нет у вас никаких нужных связей. Позвольте вернуть вам вашу же фразу: если бы они у вас были, этого разговора не состоялось!

— Не буду спорить, — улыбающаяся «журналистка» блестяще скрывала свои эмоции под невинной улыбкой, а Алена отметила, что на встречу к ней прислали оперативника явно не из рядовых. — Так вы поможете нам или нет?

— При одном условии, — твердо заявила Алена. — Ни я, ни наша Ассоциация не являемся ни вашими сотрудниками, ни агентами, ни кем угодно ещё. Если нам не понравится что-либо из ваших запросов, мы не станем ими заниматься. Нам от вас ничего не нужно, лишь бы не мешали. Это понятно?

— Вполне, — ответила та. — Контейнер с образцами вы получите завтра. Вместе с ним вам будет передан мобильный телефон для связи. Он абсолютно такой, каким вы пользуетесь сейчас, так что постарайтесь не путать и не демонстрировать окружающим оба аппарата сразу. Что бы вы ни набрали, соединять он будет только с нами. Это гарантированно безопасная линия связи. Уверена, что предупреждать о сохранении абсолютной конфиденциальности излишне, потому не смею больше вас задерживать. Если желаете, мы можем организовать для вас отмененную встречу в администрации. Когда вам будет удобно?

— Нет, спасибо, — Алена поднялась из-за столика. — Сама справлюсь. Всего доброго, — она развернулась и покинула шумное заведение.

К Институту Биологии Развития РАН она подъехала на час раньше назначенного времени, до пробочного коллапса было ещё далеко, и потому повсюду царил коллапс парковочный — для того, чтобы отыскать место для машины, нужно быть весьма удачливым человеком. В итоге пришлось поступить, как обычно: Алена вышла у здания Института, а водитель укатил на поиски незанятого клочка улицы. Шаройкина поднималась по старым потертым ступеням институтской лестницы, в который раз оглядывая давно знакомую обстановку. За двенадцать лет тут мало что изменилось. Всё те же поблекшие краски давно ушедшего в прошлое величия советской науки. Ныне блеск хрома и никеля высокотехнологичного оборудования, сопровождающийся свечением плазменных мониторов и гудением системных и прочих блоков сверхсложной научной и вычислительной техники, можно встретить лишь в лабораториях, трудящихся на благо большого бизнеса. Если твои исследования не сулят толстосумам миллионы, подобного оборудования у себя ты не увидишь.

Лаборатория Баранова похвастать связью с высокодоходным бизнесом олигархов не могла. Всё те же потрепанные столы, обилие печатных справочников и научных изданий в потертых переплетах, пробирки, мензурки, компьютеры, считавшиеся модными у геймеров и прочих продвинутых бездельников лет десять назад. Среди всей этой обстановки ярко выделялся новенький электрический чайник, старательно булькающий на подоконнике. Сам биолог возился с лабораторными пробирками.

— Алена Викторовна! — учёный обернулся на скрип открывающейся двери. — Не ожидал вас так рано. Не иначе дороги ещё свободны?

— Местами, — улыбнулась в ответ женщина. — У меня встреча отменилась. Довольно внезапно, надо признать. Так что я к вам пораньше, извините, что без звонка.

— Ничего страшного, — Баранов отложил пробирки и принялся мыть руки. Железная раковина лабораторного умывальника верой и правдой служила персоналу лаборатории ещё со времен СССР. — Хотите чаю? Или вам, как обычно, — кофе?

— Кофе, — Алена положила на стол сумочку и направилась к только что отключившемуся чайнику. — С вашего позволения, я немного похозяйничаю, устала от сидячего положения. Сегодня было много переговоров и мало действия. Как проходит ваша подготовка к парламентским слушаниям?

— Напряженно, напряженно, — биолог закрутил железные краники умывальника и потянулся за полотенцем. — Такое впечатление, что мы не о благе страны печемся, а предлагаем узаконить обязательное добавление крысиного яда в пищу и пытаемся доказать всем исключительную полезность сей безумной инициативы!

— Всё настолько плохо? — Алена принялась возиться с чашками. — У закона много противников?

Весь последний месяц ОАГБ совместно с Общероссийским Земским Союзом «Земство» и прочими единомышленниками готовилось к важнейшему событию — в ближайшее время Госдума должна принять решение о судьбе «Закона об Экологическом Сельском Хозяйстве», разработанного независимыми научными экспертами. Проект закона несколько лет не удавалось довести до официального рассмотрения, но в 2013 году решающее сражение все-таки состоялось, Закон был принят. Но счастье оказалось недолгим. Под давлением ГМО-лобби в Госдуме организовали новые слушания — о принятии в Закон об Экологическом Сельском Хозяйстве «правильных» поправок. А именно: предлагалось разрешить высевание ГМО в непосредственной близости от чистых полей. Подобное решение моментально сведет на нет всю экологическую чистоту, трансгенная пыльца способна заразить сто процентов натуральных растений, находящихся поблизости, в течение первого же года высевания. И сторонники, и противники ГМО возлагали на эти слушания большие надежды. До принятия решения оставались считаные недели, и рабочая группа в лице Александра Баранова от ОАГБ, председателя «Земства» Бориса Батышева и сопредседателя Ивана Якушкина оказалась едва ли не на военном положении в кольце врагов.

— Недругов даже больше, чем мы ожидали, — учёный невесело улыбнулся. — Нас пытаются гнобить со всех сторон, вменяют и экономическую неэффективность, и социальную невостребованность, и юридическую неграмотность, и лоббизм, напрямую связанный с личной финансовой заинтересованностью, и даже дискриминацию биотехнологических компаний и противодействие научному прогрессу! Я даже затрудняюсь определить, есть ли хоть что-то плохое, хоть сколь-нибудь привязывающееся к нашему закону, в чем нас не обвинило ГМО-лобби и их сторонники.

— Мне, видимо, никогда не понять, что движет этим людьми, — вдохнула Алена. — Неужели они действительно не видят ничего, кроме денег? Мне всегда было интересно, когда на планете закончатся чистый воздух, незагрязненная вода и не отравленная химией и генными мутациями пища, их дети что, будут дышать долларами и питаться купюрами? Или они всерьез считают, что вся планета превратится в гигантский ядовитый могильник, но до их высокобюджетных поместий смерть не дойдет? Её остановят заборы и вооруженная охрана?

— Абсурдно, конечно, но очень может быть, что именно так они и полагают, — учёный уселся в старенькое кресло и принял из рук Алены дымящуюся кружку. — Или им попросту плевать на будущее своих детей. Как говорится, «после нас хоть потоп». По крайней мере, я не удивлюсь, если это так. ГМО-лобби действует весьма агрессивно.