Лицо Бакхара осталось каменным:

— Обожествление — дар свыше. Это чудо, а не цель, к которой можно стремиться.

— Неважно. — Сакра нетерпеливо взмахнул рукой, но потом опомнился и заставил себя успокоиться. Это тяжело — быть камнем и железом во времена воздуха. Это слишком тяжело, но он должен заставить этого человека понять. Сакра сделал глубокий вдох. И потом, пора бы уже перестать думать о камне, железе и воздухе. Нужно очистить мысли от колдовского следа и сосредоточиться, не то завтра утром Ананда останется одна.

— Поймите, я не служу Хастинапуре, — спокойно сказал Сакра. — Я служу только Ананде. А она хочет стать законной и справедливой правительницей Изавальты. Вот за что мы боремся уже пять долгих, холодных лет. — Он развел руками. — Но она почти готова сдаться, потому что устала и боится, а тут еще новое оружие, направленное против нее.

Его руки непроизвольно сжались в кулаки, но Сакра через силу разжал ладони. Непозволительно представать в таком виде перед Хранителем. Тот и так, наверное, самого скверного мнения о его нраве. Воздух… Гневные слова ни в чем не убедят Бакхара. Ну почему на ум приходят лишь они!

— Вы придумали столько небылиц, что уже не можете за ними разглядеть очевидной реальности: ваша императрица в молодости приняла неумное и опасное решение, которое стоило людям жизни Она не признается в этом самой себе и цепляется за свою ошибку, как за спасительную соломинку. Когда же вы наконец откроете глаза!

Бакхар покачал головой. Сакра видел, что Хранителю хочется опровергнуть эти обвинения, но этот честный по сути человек не может найти подходящие слова.

В конце концов Хранитель произнес:

— Я и не предполагал, что ты такого о нас мнения.

Сакра глянул исподлобья:

— А какого я должен быть мнения?

— Ну, например, тебе не приходит в голову, что каждый из нас, точно так же как и ты, пытается верно служить своим правителям и своим богам? — поинтересовался Бакхар.

— Что касается вас, добрый Хранитель, я в этом не сомневаюсь. — Сакра грустно улыбнулся. — Но не просите меня думать так же о Калами.

— Лорд-чародей — не изавальтец, — быстро возразил Бакхар. — Он с Туукоса.

Сакра вынужден был отвернуться: он не хотел, чтобы Бакхар заметил мелькнувшее в его глазах отвращение.

— Ну что ж, тогда вам нужно решить, что вам ненавистней — Хастинапура или Туукос. — Сакра протер глаза, пытаясь стереть разъедавший их гнев.

— Возможно, — мягко сказал Бакхар, — мне было бы спокойнее, если бы ты выказывал больше почтения к этому дому.

«Так вот оно что… Дело не в моем народе, и даже не в Ананде. Дело во мне и в тебе».

— Вы не хотите мне помочь, потому что я никогда не целовал подол Вышко?

— В отличие от своей госпожи.

Очевидно, Хранитель не знал об алтаре в одной из комнат Ананды.

— Моя госпожа обязана это делать. Ваши боги — теперь и ее боги. Я же пока что свободен и имею право поклоняться Семи Матерям и больше никому.

Бакхар ничего не ответил. Он вновь принялся теребить складки висевшего на стене одеяния, словно пробуя на ощупь переплетение нитей Сакра подумал, что это, должно быть, церемониальное облачение Хранителя. О чем он сейчас думает? О храме, о своих обязанностях?

— Говорят, у твоей госпожи есть двойник, — наконец вымолвил Бакхар. — Говорят, что этот двойник живет в Хастинапуре, в императорском дворце — как жила бы там принцесса Ананда. Еще говорят, что эта девушка ведет такой же образ жизни, как Ананда, молится и поклоняется своим богам вместо нее.

— Это правда, — подтвердил Сакра. — В этом смысле все почести соблюдаются, и когда придет время, душа Ананды отправится к своим богам.

Но, взглянув на Бакхара, Сакра понял, что тот имел в виду.

— Так вот в чем, оказывается, дело! Раз ни один из нас по-настоящему не поклоняется тем, кому служите вы, значит, нам нельзя доверять. Так?

Бакхар ничего не ответил. Ну как этот человек, такой мудрый, такой честный, такой искушенный в придворных делах, как он может не замечать того, что творится за пределами этой золоченой клетки? Как он может сидеть здесь и твердить, что отказывается спасать свою страну, потому что Сакра падает ниц не перед теми статуями!

Так они стояли друг против друга, и Сакра точно знал, как положить конец этому бреду. Он должен просто войти в храм, упасть на колени перед статуями Вышко и Вышемиры и сделать все, что полагается. Матери позволят. Матери простят. Ведь главный долг Сакры — защита их дочери, Ананды.

И тем не менее он не мог двинуться с места.

«Так кто же из нас упрям и слеп?» Сакра стиснул зубы.

— Вы сказали, что императрица давно перестала бывать здесь?

Ответом ему было молчание.

— Наверное, ей достаточно совершать надлежащие действия в надлежащие дни, — сказал Сакра, прекрасно сознавая, что эти слова — игра с огнем. Если Бакхар выйдет из себя, ему уже ничего не добиться. Однако он продолжал: — Но она не делает даже этого. А раз так, разве Ананда менее набожна?

От этих слов Бакхар пригнулся, словно от удара. И Сакра ударил еще раз:

— Мне кажется, вы просто боитесь.

— Есть чего бояться, — едва слышно прошептал Бакхар. — Не ты один провел всю жизнь при дворе. Я боюсь развала империи. Я боюсь, что перевернутся представления о том, где добро, а где зло.

В его словах не было пафоса, только унылая констатация.

— С малолетства я слышал рассказы деда о кровавых распрях и тиранах. Я не хочу, чтобы эти времена вернулись.

— Но чем дольше вы будете бездействовать, — возразил Сакра, — тем быстрее эти времена настанут.

Бакхар прикрыл глаза.

— Подожди здесь.

Он встал, но сгорбленная спина так и не распрямилась. Только теперь Сакра заметил, как стар Хранитель. Медленно передвигая дрожащие ноги, Бакхар вышел из ризницы и плотно закрыл за собой дверь.

Сакра с минуту отрешенно смотрел на простую деревянную поверхность двери. А потом, сознавая, что грубо нарушает уединение Хранителя, приоткрыл дверь и заглянул в щелку.

Бакхар лежал, простершись ниц, у ног Вышко и Вышемиры. Его губы шевелились, но Сакра не мог разобрать слов: до него доносилась лишь сплошная нескончаемая череда согласных. Затем Бакхар принялся биться лбом об пол и шептать что-то еще настойчивее, очевидно, о чем-то умоляя своих богов.

И тут прямо перед Бакхаром на пол упало что-то красное. Поначалу Сакра подумал, что это ягодка остролиста, но вглядевшись получше, понял, что это капля красной жидкости. Вслед за первой каплей упала вторая. Бакхар тоже заметил это, и глаза его округлились от изумления. Он поднял голову и уставился на кинжал Вышемиры.

По стальному лезвию тянулась тоненькая струйка крови. На пол бесшумно упала еще одна капля. На лице Бакхара застыло выражение священного ужаса. Он протянул руку и кончиками пальцев коснулся обагренного чудесной кровью клинка, а потом прижал их к губам, исступленно закрыв глаза.

Потом кровь исчезла — и с кинжала, и с пола. Но когда Бакхар поднялся на ноги и направился к ризнице, на его губах виднелись алые пятна.

Сакра отступил назад, но даже не попытался прикрыть дверь. Он не мог запятнать эту священную минуту даже мелким обманом.

Бакхар взглянул на Сакру, но мысли его были далеко.

— Я не могу позволить тебе занять мое место во время самой церемонии, — сказал Бакхар тихо, но отчетливо. — Ты не смог бы даже как следует начать обряд. Но сразу после того, как ритуал закончится, ты можешь прийти сюда и делать все, что считаешь нужным.

Сакра поклонился в знак уважения и доверия:

— Спасибо, добрый Хранитель.

Бакхар кивнул, а Сакра поклонился на изавальтский манер и оставил Хранителя одного. Сейчас Бакхар вряд ли нуждался в его обществе.

Проходя мимо изваяний Вышко и Вышемиры, Сакра замедлил шаг.

«Матери простят», — подумал он, и порывисто наклонился, чтобы поцеловать одеяние Вышемиры.

Капля упала ему на ладонь, и он в ужасе отшатнулся. Но вместо крови на ладони сияла капля воды — чистой и прозрачной. Сакра поднес руку к губам, как это делал Бакхар, и почувствовал соленый вкус слезы бога.