И снова была дорога. Долгая и серая в однообразии дней, что проходили мимо по обочинам трактов. Ройгар и Черные псы направлялись к одному из тайных укрытий ордена. Обильный снегопад был как нельзя кстати, когда они обогнули горный кряж и часть пути пришлось проделать по большому Северному тракту. До этого им везло и на пути не встречались случайные проезжие, которые смогли бы донести о подозрительных путниках. Но на большом северном тракте из-за скверной погоды, что укрывала их до этого, они не успели вовремя разглядеть небольшой обоз из направлявшихся им навстречу нескольких повозок и фургона, тащившегося в отдалении позади. Столкнувшись нос к носу рыцари не стали ждать. Крика одного из возниц «Черные Псы!» было довольно, чтобы они набросились на обоз как стая оголодалых волков. Ройгар видел, что молодым воинам претило убивать из необходимости, уподобляясь простым разбойникам, которые проделывали то же самое из жажды поживы в холодные феларские зимы.
Казалось, выбора не было… Когда дошла очередь до фургона и Ройгар спешился и отдернул полог, то его рука сжимавшая меч опустилась.
— Что вы ждете?!
— Кто там?!
Крики из-за его спины умолкли, когда он воздел руку, призывая к молчанию.
— Маэстро и вы, мэтр Лан, и все остальные, выйдите, прошу вас, — еле слышно попросил Ройгар и отошел в сторону.
Циркачи и барды вышли на холодный ветер, ежась и кутаясь в свои потрепанные плащи. Клара толкнула маэстро за широкую спину одного из циркачей, испуганно глядя на стоявшие полукругом фигуры в черном с оружием наготове.
— Мы же… не можем оставлять свидетелей? — пробормотал один из черных псов с поистине детской робостью.
Ройгар выхватил у одного из рыцарей заряженный самострел и, толкнув в грудь сказавшему, хрипло пробормотал: «Тогда стреляй!»
Маэстро с удивлением встречал направленные на него исподлобья опустившихся голов юношеские виноватые взгляды.
Клара удивлялась тому спокойствию, с которым Лан и Катрин взяли друг друга за руки и даже не пытались скрыться за чьей-то спиной.
Последовав примеру бардов, маэстро, мягко отстранив руку бородатой женщины, медленно вышел из-за спины силача. Они нашли этого громилу в Шаргарде вместе с молодой акробаткой, что сейчас испуганно смотрела из-за широкого плеча.
Какая-то грустная, теплая улыбка, полная смирения появилась на иссеченном морщинами лице старика…
Провожая взглядом устало сгорбившихся в седлах Черных Псов, протянувшихся вереницей дальше по тракту, Лан вздрогнул.
— Кто это были, маэстро? — голос барда тоже дрогнул, но с горечью, а не дребезжанием страха.
— Это… дети, которым пришлось слишком быстро повзрослеть.
— Да уж, скоры они взрослеть как я погляжу! — сипло вскрикнула Клара, нервно надкусывая жевательного табаку, — Чуть не поубивали нас!
— Они бы не стали, — как-то растерянно ответил маэстро, — Они не могли. Я же помню их почти всех. И что с того что они подросли? Они же были детьми. Мы же вызывали улыбки и радость на этих лицах когда-то.
Клара уже собиралась сказать все, что она думает о таких детях, но Катрин вовремя успела ее остановить.
— Теперь я понимаю, почему вы не опасаясь странствуете по белому свету, — задумчиво произнес Лан.
Маэстро ответил неожиданно громко, словно призывая всех присутствующих в свидетели:
— И тем лучше, друг мой, что мы снова собираем всех, кто дарил людям радость. И снова едем по тракту от города к городу, как в старые добрые времена. Ведь всегда есть дети, которые любят смеяться и радоваться.
Узник погасил свечу у себя в камере и забился в самый удаленный от лунного света проникающего через зарешеченное окно угол. На удивление стражников он даже не попытался подобраться поближе к решетке, куда доставало тепло от горящего в комнате охраны камина. Ночь в имперском городе выдалась на редкость холодной, словно феларские зимы тем самым напоминали о том, что скоро их холод окончательно пересечет границы по Светлянке и направится дальше к Вигпату, а затем на встречу своим братьям — пронизывающим горным ветрам с пиков возле Швигебурга.
Узник вжался спиной в стену, блаженно вздохнув, ощущая кожей ее сырой холод. Полуприкрыв свои белесые глаза он наслаждался темнотой, чувствуя ее обволакивающее успокоение для изможденного тела и отдохновение для глаз с расширившимися кошачьими зрачками. До стражников иногда долетали его вздохи и бессвязное бормотание на странном языке.
— Ну и бывают же эльфы, — пробормотал один из охранников, содрогнувшись от хриплого стона за решеткой в коридоре, — Откуда они такие взялись?
— Говорят, они родом из подгорных дебрей. Вот свет дневной им и помеха, — значительно подняв в руке обглоданную куриную ногу возвестил второй, — Однако дерутся как черти… Да и похожи чем-то на них.
Двое его приятелей хохотнули с набитыми ртами:
— Точно!
— Угу, рога надставить и в самый раз.
— А, может, какая курва и наставила?! А? Братцы? А то чего ему маяться по белу свету, ежели солнышко шкуру подпаливает?!
— Заткнитесь! — бросив куриную кость в камин оборвал общее веселье тот стражник, что был старше прочих, — Этот темный эльф храбро бился вчера. И третьего дня тоже! Пусть и под палящим солнцем. Так что потише — у нас в империи не поднимают на смех того, кто бьется на арене до последнего! Неважно какого роду и племени!
— Оно конечно, кто бы спорил… — пробубнил один из насмешников в ответ.
— К тому же он защищает двух женщин, ведь на арене по нашим законам им нет места. Не женское это дело воевать. Вот и отдувается за обеих, хотя мог и отказаться, — поддакнул второй.
— А как так вышло? — поинтересовался третий, обращаясь к оборвавшему их веселье, и добавил, собираясь разнообразить вечер занимательной историей, — Расскажи. Ты же обещал?
— Ну, слушайте…
Карасу постепенно приходил в себя. Последний поединок сильно измотал его, ведь пришлось сражаться с островитянином, который так здорово владел коротким копьем, что выучки темного эльфа едва хватило.
Будь проклята эта двуликая имперская дипломатия, стремящаяся при могуществе государства почему-то угодить и нашим и вашим! Фелар, разумеется, потребовал выдачи беглецов у правящего триумвирата. Однако, отгремевшие по всей империи празднества сбора урожая, еще шли эхом небольших гуляний по всей заранийской земле. И к неиссякаемому списку забав правителям стало угодно добавить еще несколько, из глубокой древности. Тем паче случай предоставлял им такую возможность. И вот снова арены собирали зрителей средь бела дня, а не при свете факелов по ночам, опасаясь всякий раз того, что нагрянут солдаты и прикроют запретные удовольствия сильных мира сего. Теперь запрет был снят. И теперь, как в глубокой древности, ему предстояло защитить жизни спутниц, которые и без его помощи могли постоять за себя. Но патриархальные устои, которыми славилась империя, еще имели крепкие корни и вместо возможности, как подобало, защитить собственные честь и достоинство, Гюрза и Жашка оказались в кандалах за решеткой по соседству с ним. Если первая злобствовала от собственного бессилия, каждый день осыпая стражу приносившую ей еду грязной бранью собранной со всего света, то вторая постепенно угасала. Ее кандалы, придуманные явно каким-то фанатиком-изувером из ордена убийц магов, не позволяли даже маломальскую ворожбу весьма жестоким способом — беспрестанно высасывая из чародея силы. Которые между прочим нужны были не только для магии, но и для жизни бренного тела. А для демонессы подобное времяпрепровождение было втройне губительно, так как shar'yu'i своей природой сильно отличались от всех созданий Материка. Но как он ни пытался, не мог объяснить тюремщикам, что наличие двух ног, двух рук и одной головы не является слишком сильным признаком родства. Разводить философию формы и содержания перед простыми солдатами было равносильно метанию бисера перед свиньями. Если иной раз даже маги демонстрировали закостенелость в таких вопросах. Ведь Карасу когда-то был охотником на демонов и ему приходилось слышать много бездумных речей от чародеев наставлявших их. Тогда он даже верил и подлинно полагал, что Zeg'Zesa, уничтожившая его народ, пришла в Бездну Материка следом за shar'yu'i.
