— Не надо!.. Ты — мой праправнук Торхеп?

— Сын Карахепа, сына Гратхепа, сына Лодинхепа, сына Максхепа, — моментально перечислил генеалогическое древо до моего сына мой праправнук.

— Ясно. Значит, Максхеп своего сына назвал Лодинхепом. Интересно… — задумчиво протянул я, вспоминая сказку про Аладдина, что рассказывал сыну Алолихеп. Маленький Максхеп имя Алладина произносил только как Лодин.

— А его сын — Гратхеп, а его сын — Карахеп, мой отец, — снова углубился в семейные связи Торхеп, не обращая внимания на моих спутников.

— Это мои сыновья Урр и Санчо, мои братья Богдан и Герман, — представил своих спутников.

Только сейчас Торхеп увидел Санчо, его глаза округлились:

— Какой большой живот! — комплиментов удостоилась лишь эта часть телесов Санчо.

У остальных моих собеседников животы так не выпирали, и они удостоились лишь кивка головой. «Похоже, правнук Максхепа помешан на чревоугодии», — мысль была не из приятных. Я оказался прав — замахав толстыми ручонками на своих подчиненных, чтобы не стояли и не глазели, Торхеп предложил пройти в его дом, где нас ждал накрытый стол.

— Ты знал, что мы прибудем сегодня? — сорвалось у меня с языка, удивленного готовым столом.

— Стол накрыт всегда, — ответ Торхепа меня ошарашил.

Похоже, вся жизнь этого толстяка завязана на поглощении еды. Слова правнука Макса про готовность трапезы стол оказались правдой — огромный низкий стол был уставлен яствами. Здесь было несколько разновидностей рыбы, жареное и отварное мясо, что-то из незнакомой мне зелени. Двое толстых мужчин среднего возраста полулежа лениво поглощали еду.

— Пошли отсюда! — замахал руками Торхеп, вводя нас в комнату.

Оба толстяка вскочили с неожиданным для их комплекции проворством, молча выходя через вторую дверь.

— Я не могу кушать один, — пожаловался Торхеп, приглашая разделить с ним трапезу.

Едва мы успели рассесться, как двое полуобнаженных молодых юношей внесли два кувшина.

— Макс Са, попробуй нашу «чагар», — юноша по его знаку отлил из кувшина в глиняную посуду темно-красную жидкость.

— Из чего это готовится? — понюхав, уловил сладковатый вкус перезревших фруктов.

— Это делается из «комс», — улыбнулся Торхеп, — выпей, Макс Са.

Это было вино, причем довольно недурное, если не считать излишней сладости. Разлив вино в остальную посуду, слуги передали чаши всем за столом. Санчо опрокинул свой чашу одним глотком, громко рыгнул, вызвав умиленное выражение лица у Торхепа, и принялся за еду. По еле заметному знаку Торхепа полуобнаженные слуги удалились, оставив меня гадать, почему прислуживают парни, а не женщины.

Какое-то время ели молча. Надо отдать должное: приготовлено отлично. Жареное мясо, обычно жесткое, здесь было чрезвычайно мягким, словно его вымачивали в особом растворе. Наевшись, откинулся на шкуру, свернутую по типу подушки. Богдан, Урр и Тиландер быстро закончили — за столом осталось только двое едоков — Торхеп и Санчо. Около получаса продолжалось соревнование, кто кого переест, пока правитель Рода не сдался. Санчо ещё какое-то время продолжал трапезу, не отвлекаясь на наши разговоры.

Моско не знал врагов. Ни сам Торхеп, ни его отцы не сталкивались с проблемами. Воды моря кишели рыбой, а коз и овец на острове так много, что никто их не держал в загоне, как домашних животных. Кроме этих парнокопытных на острове бегало множество зайцев и косуль. Но последние человека боялись, в то время как козы и овцы смело спускались прямо в город.

Моско был городом-государством, других крупных поселений на острове не было. Стояли небольшие хутора, но и они скорее могли считаться предместьями, а не отдельным поселениями. На Родосе успешно выращивали ячмень, благоприятный климат давал два урожая в год. Это уже второе место, где я увидел, что водоросли употребляют в пищу.

Богатая сытая жизнь разнежила москочан — присланный мне отряд в сорок лучников и включал всех воинов острова. Единственная проблема заключалась в отсутствии соли и крупного рогатого скота. Соль на Родосе была, но располагалась на отвесных скалах вне досягаемости человека. Именно отсутствие этого важного минерала сподвигло москочан искать варианты торговли с Берлином и другими дикими племенами.

— Соль наши корабли привозят оттуда, — Торхеп махнул рукой в сторону востока, — там есть дикие, которые дают соль, меняя ее на «чагар» и глиняную посуду. И ещё: наши корабли ходят на земли Макса Са, — эта информация для меня не нова; ещё Балт говорил о такой торговле. На мой вопрос, видели ли в этих водах необычный корабль, Торхеп ответил отрицательно. С его слов, кроме как у Русов из Берлина и Макселя кораблей ни у кого не было. Дикие племена имели маленькие лодки, но до паруса они ещё не додумались.

На вопросы Торхеп отвечал четко, сразу улавливая суть, чем несколько улучшил мнение о себе в моих глазах. Сирак, по его словам, отправился в плавание за грузом соли и шкур. Шкуры буйволов очень ценились в Моско: ими занавешивали комнаты, стелили на пол. После сытной трапезы нам показали гостевые комнаты, сплошь устланные шкурами.

— Торхеп, надо людей с корабля накормить и устроить, пока мы находимся здесь, — Тиландер обратился к правителю Родоса.

Но его слова оказались лишними: заниматься нашими людьми было поручено сразу. В плане накормить и напоить Моско мог дать фору остальным государствам.

Три дня, проведенные до возвращения Сирака из плавания, слились в один сплошной праздник чревоугодия. Позавтракав, мы отдыхали, а спустя некоторое время нас звали на обед, плавно перетекавший в ужин. К исходу третьего дня почувствовал, что мой ремень начинает давить на живот. Следовало срочно прекращать это постоянное потребление еды, но и заняться было решительно нечем. Я дожидался возвращения Сирака, чтобы обязательно попрощаться со старым знакомым.

Радость Сирака при виде «Катти Сарк» в порту он описывал сам, вихрем ворвавшись в комнату, где мы ужинали. Расспросив его о плавании, снова услышал про место, где на берегу стоит огромный шар, которому поклоняются дикие. Тиландер безапелляционно заявил, что речь идет о Плаже, возбудив мое любопытство.

— Торхеп, мы завтра отплываем. Мне нужен Сирак, чтобы показать то место, где стоит шар.

Возражений не последовало. Единственным было сожаление, что мы так быстро уходим. С Санчо Торхеп прощался особенно трогательно, долго похлопывая неандертальца по его выпирающему животу.

Сирака я взял с собой, чтобы он показал то самое место с блестящим шаром, планируя завезти на Родос на обратном пути.

Путь от острова до побережья Ливана занял четверо суток. Тиландер сразу понял, куда мы направляемся. Огибая вытянутую на север часть Кипра, долго вглядывался в ландшафт острова, измененный вулканами. Северная часть горного хребта стала более пологой за счет длительно изливавшейся лавы. Никаких костров или признаков присутствия человека на острове не заметил. Кипр навсегда остался для меня местом, которое ассоциировалось с гибелью Мии.

Урр стоял на носу корабля, вглядываясь в исчезающий за кормой остров. Какие эмоции бушевали в его душе? Вспоминал ли он смерть матери или эта страница была для него перевернута навсегда? Спрашивать не стал, а сам Урр не спешил делиться тем, что у него на душе.

Утром следующего дня показалась земля: мы шли к Плажу; последние сомнения отпали. Когда через три часа корабль вошел в бухту, испытал сильное волнение, в горле запершило. От прежнего Плажа не осталось ничего: ни домен Лайтфута, ни моего дворца. Теперь здесь располагалось крупное поселение чернокожих, сгрудившихся у небольшого причала при виде огромного корабля.

Сирак был нашим переводчиком — племя Одал жило здесь уже несколько поколений, занимаясь рыбной ловлей и охотой, торгуя солью. Хижины были по большей части из кривоватых палок, накрытых шкурами и широкими пальмовыми ветвями. Огромная пальмовая плантация, бережно охраняемая мной, превратилась в небольшие островки деревьев. Прямо в центре поселения рядом с хижиной вождя стояла моя капсула. Поверхность начищена так, что солнечные лучи, отражаясь от неё, слепили не на шутку.