– Да мне плевать на то, что вы сказали. В дозоре нет никакого смысла.

Сидевшие в окопах солдаты слушали разговор двух офицеров.

– В чем дело, лейтенант? Поблизости нет ни одного фотографа. Ни одного занюханного полковника, который потрепал бы вас по плечу. Берите четверых и проваливайте.

– Заткнитесь, капитан!

– Вы отказываетесь выполнять приказ старшего по званию во время боевых действий?

Алстер Скарлетт облил презрением своего низкорослого собеседника.

– Не отказываюсь. Просто нарушаю субординацию. Веду себя вызывающе, оскорбляю вас, если это слово более понятно… Я оскорбляю вас, потому что считаю вас дураком.

Капитан потянулся к кобуре, но Скарлетт мгновенно сжал своей огромной лапищей запястье начальника.

– За нарушение субординации в людей не стреляют, капитан. Этого нет в уставе… Я придумал кое-что получше. К чему лишаться еще четверых? – Он повернулся к наблюдавшим за этой сценой солдатам. – Если четверо из вас не жаждут стать мишенями для пуль, я пойду один.

Капитан был ошеломлен. Он утратил дар речи.

Солдаты были удивлены не меньше, но вместе с восхищением они испытывали и чувство благодарности к лейтенанту. Скарлетт отпустил руку капитана.

– Через полчаса я вернусь. Если же нет, полагаю, вам следует дождаться подкрепления. Мы прилично вырвались вперед, тем самым оголив свои фланги.

Скарлетт проверил патроны в барабане своего револьвера, обошел капитана и, выйдя на западный фланг, скрылся в заросшем поле.

Солдаты перешептывались между собой. Оказывается, они ошибались, думая, что лейтенант такой же, как и его заносчивые друзья. Капитан ругался про себя и искренне надеялся, что его второй лейтенант не вернется.

И это полностью совпадало с намерениями Алстера Скарлетта. Его план был прост. Примерно в двухстах ярдах вправо от позиции второй роты он заметил несколько огромных валунов, окруженных деревьями в осеннем уборе. Земля среди валунов была непригодна для посевов, поэтому поля как бы обтекали этот скалистый островок со всех сторон. Кстати, места среди валунов было слишком мало, чтобы там могла укрыться группа, но вполне достаточно для одного или двоих. Туда-то и направился Скарлетт.

Ползя через поле, он то и дело натыкался на мертвых пехотинцев. Трупы пробудили в нем какое-то странное чувство: он стал вдруг срывать с них часы, кольца и амулеты. И тут же выбрасывать. Он и сам не понимал, зачем это делает. Он ощущал себя властелином какого-то мифического царства, и трупы были его подданными.

Через десять минут он уже не был уверен, что движется в нужном направлении. Он немного приподнял голову, чтобы сориентироваться, увидел кроны деревьев и понял, что убежище уже близко. Быстро перебирая локтями и коленями, он торопливо полз вперед.

Неожиданно Алстер очутился у подножия нескольких высоких сосен. Но вовсе не у островка камней, а на краю лесочка, который готовилась штурмовать его рота: он слишком увлекся мертвецами и потому видел только то, что хотел видеть. А небольшие деревья в действительности оказались высокими соснами, ветки которых сейчас раскачивались у него над головой.

Он уже собрался ползти обратно в поле, когда заметил примерно в пятнадцати футах от него, чуть левее, пулемет, возле которого, прислонившись спиной к стволу дерева, сидел немецкий солдат. Алстер достал револьвер и замер. Либо немец не видел его, либо был мертв. Дуло пулемета смотрело прямо на Скарлетта.

И немец слегка шевельнулся. Еле заметно двинулась его правая рука. Он пытался дотянуться до оружия, но не смог – видимо, он испытывал невыносимую боль.

Скарлетт рванулся вперед и навалился на раненого солдата, стараясь производить как можно меньше шума при этом. Он не давал немцу возможности выстрелить или поднять тревогу. Он не воспользовался своим револьвером, а начал душить врага. Тот пытался что-то сказать, но пальцы Алстера уже смыкались на его шее.

– Американец! Американец! Я сдаюсь!

Он отчаянно жестикулировал растопыренными пальцами.

Скарлетт чуть ослабил хватку и тихо спросил:

– Что? Что ты хочешь?

Он дал немцу возможность приподняться – ровно настолько, насколько позволяла его рана. Солдата оставили умирать за пулеметом: пока его рота отступала, тот должен был отражать атаки противника.

Скарлетт отбросил пулемет в сторону, чтобы раненый не мог до него дотянуться, и, настороженно оглядываясь по сторонам, отполз на несколько ярдов в глубь леса. Повсюду были видны следы поспешного бегства. Противогазы, пустые ранцы, даже пулеметные ленты с патронами. Бросали все, что мешало отступлению.

Немцы ушли.

Алстер Скарлетт поднялся на ноги и зашагал к раненому немецкому солдату, он ясно понимал, что надо делать.

– Американец! Отпусти меня. Разреши уйти домой.

Лейтенант Скарлетт принял решение. Ситуация была исключительной! Более чем исключительной – идеальной!

Пройдет час, а может быть, и больше, пока четырнадцатый батальон подойдет к позициям второй роты. Капитан второй роты Дженкинс проявит чудеса героизма, не даст никому передышки. Вперед! Вперед! Вперед!

Но это же его, Скарлетта, шанс! Может быть, они присвоят ему внеочередное звание и произведут в капитаны. Почему бы и нет? Он станет героем.

Нет, он к своим не вернется.

Скарлетт достал револьвер и, когда немец закричал, выстрелил ему в голову. Потом припал к пулемету и начал строчить.

Вначале назад, в тыл немцам, потом направо, потом налево.

Треск очередей разносился эхом по лесу, пули впивались в стволы деревьев.

А затем Скарлетт направил дуло пулемета в сторону своих. Он нажал гашетку и держал ее, переводя ствол с одного фланга на другой. Напугать их до смерти! Может, прикончить нескольких человек.

Кого это волнует?

Он обладал смертельной силой.

Он наслаждался ею.

Он имел на это полное право.

Он смеялся.

Он снял палец с гашетки и выпрямился.

В нескольких сотнях ярдов западнее он видел холмики земли. Скоро он выберется из всего этого дерьма!

Внезапно у него возникло ощущение, что за ним следят. Кто-то следит за ним! Он снова достал револьвер и вжался в землю. Послышался какой-то треск.

Что это – сломанная ветка, упавший камень?!

Он осторожно пополз в лес.

Никого.

Ну конечно, он позволил воображению взять верх над здравым смыслом. Это ветка упала с дерева, по которому прошлась пулеметная очередь.

Никого.

Скарлетт настороженно отошел к опушке леса. Он быстро подобрал расплющенную каску мертвого немца и побежал в сторону позиций второй роты.

Алстер Стюарт не знал, что за ним действительно наблюдают. Наблюдают внимательно. И с удивлением.

Немецкий офицер – на лбу у него запеклась кровь – стоял за широким стволом сосны, скрытый от глаз американца. Он уже собрался было прикончить янки, но вдруг увидел, что тот перенес огонь на своих собственных солдат. На свои войска.

Свои собственные войска!

Он держал американца под прицелом «люгера», но не хотел убивать.

Пока не хотел.

Потому что немецкий офицер из всей роты, единственный уцелевший, точно знал, что делает этот американец.

Это был тот самый редкий, невероятный случай! То, что требовалось!

Пехотный офицер, умело использовавший ситуацию в своих целях и против своих войск!

Для него эта битва закончилась, и вдобавок он получит медаль за отвагу.

Немецкий офицер не упустит этого американца.

Лейтенант Скарлетт был на полпути к позициям второй роты, когда услышал за спиной шум. Он бросился на землю и, осторожно повернувшись в противоположную сторону, стал вглядываться сквозь колышущуюся высокую траву.

Никого.

Действительно ли никого?

В двадцати футах от него ничком лежал труп. Но трупы были повсюду.

Этот труп Скарлетт не помнил. Ему запомнились только лица. Он видел только лица. Этого он не помнил.

А почему он должен был его запомнить?

Трупы повсюду. Как он мог запомнить этот, не видя лица? Здесь, должно быть, несколько дюжин таких. Он их просто не замечал.