Операторы нацелили объективы на здание. Обгорелые стропила, пустые глазницы окон, закопченные камни стен, вода кругом…

— Где же вы собираетесь провести аукцион?

— В шатрах на лужайках. У меня уже есть два шатра, один предполагалось использовать как офис, другой — как буфет. Теперь я поставлю еще два — самые большие, какие только бывают, — и все расположу в них.

Получится не совсем то, что мне хотелось, но все устроится. Мне хотелось бы обратиться ко всем, кто собирался прийти: не сомневайтесь, аукцион состоится 30 октября, как и планировалось. Прошу вас, если вы хотели посетить аукцион, не меняйте своего решения. Мы будем здесь вместе со всеми прекрасными произведениями искусства, которые с таким трудом нам удалось спасти.

Просмотр назначен на 23 октября.

— Но ведь осталось всего пять дней.

— Это только вопрос размещения вещей. Посмотрите — все чудесным образом уцелело.

— А как мистер Чандлер? — спросил репортер. — Правда, что он рисковал жизнью, спасая вас?

— Да, — ответила Кейт. — Я не отдавала себе отчета, что крыша рушится. Боюсь, что я думала тогда только о великолепном серебре, которое пыталась спасти. Вот это… — Она подошла к столу, где лежало зеркало и все аксессуары.

— Такую вещь стоило спасать, — заметил репортер.

— Конечно, но не ценою жизни. Нас спасли мощные потоки воды.

— А это — свидетельства вашего героизма? — с улыбкой спросил репортер, указывая на синяки Кейт.

— Стихия не выбирает себе жертв, — грустно заметила Кейт. — Я еще легко отделалась. У мистера Чандлера рана на голове и сломана нога.

— А что ваша сводная сестра — миссис Чандлер?

Она в больнице, около мужа?

— Она едет к нему, — ответила Кейт. Джаспер Джонс сообщил ей, что связался с Нью-Йорком и попросил их разыскать Доминик, где бы она ни находилась, и сообщить ей новости.

— Она будет присутствовать на вашем аукционе?

Кейт постаралась не показать, что вопрос неприятен ей, и улыбнулась.

— Не знаю.

— Обычно вы не присутствуете на аукционах друг у друга?

— Мы слишком заняты подготовкой своих собственных.

Когда интервью закончилось, Кейт взглянула на часы. В Колорадо сейчас должно быть восемь утра. Агата, наверное, уже встала. Кейт подошла к одной из переносных телефонных кабинок, входивших в оборудование офиса.

Агата ответила сразу, слышно было, что она обрадовалась звонку.

— Вот это приятная неожиданность.

— Как вы себя чувствуете? — спросила осторожно Кейт, боясь, что новости окажутся слишком сильным шоком для старой дамы.

— Врачи говорят, что я могу протянуть еще несколько лет, но это я и сама могла бы им сказать. Ты виделась с Мальчуганом?

Этот вопрос давал Кейт возможность рассказать о случившемся, и она воспользовалась ею. Агата приняла известие мужественно.

— Ты говоришь, сломал ногу? Ему не впервой. Когда ему было двенадцать лет, он переломал себе все руки-ноги. Так что он знает, каково это. А что за рана на голове?

— Глубокая, но чистая. Ее зашивали, наложили двенадцать швов.

— Это все?

— А разве мало?

— Я только хотела убедиться, что это все.

— Он вне опасности, — подчеркнула Кейт. — Только ему придется какое-то время воспользоваться костылями, это не очень удобно.

— Зато отдохнет, это ему на пользу, — рассудительно ответила Герцогиня. — Но все-таки я прилечу первым же рейсом. Ближе к ночи по вашему времени. Мальчугану не говори, пусть это будет для него сюрпризом.

Выйдя из кабинки, Кейт увидела Джаспера Джонса.

— Вы ведь сообщили Доминик?

— Я говорил не с ней самою, но мне обещали переслать ей сообщение.

Блэз проснулся с именем Кейт на устах. Он тут же спросил, где она и что с ней, и узнал, что она покинула больницу часа три назад.

— Врачи охотно задержали бы ее еще на сутки, на случай проявления какой-нибудь отсроченной реакции, но она настояла на том, чтобы ее отпустили, потому что, по ее словам, у нее слишком много дел, чтобы позволить себе лежать в постели.

Блэз улыбнулся.

— Она хотела зайти к вам, но вы спали и беспокоить вас было нельзя, поэтому она только взглянула и ушла.

Но она просила передать, что еще вернется. Она настаивала, чтобы я точно передала вам ее слова.

Блэз ощутил облегчение, чуть ли не эйфорию. Значит, это не фантазия, неизвестно откуда пришедшая в его гудевшую и болевшую голову. Ссадины жгло, нога болела, но мысль о Кейт принесла тепло и утешение. Кто бы мог подумать? «Кейт Деспард!» — Блэз произнес ее имя вслух. «Она ведь мне никогда даже не нравилась, — ошеломленно думал он. — Совершенно не мой тип». Оглядываясь назад, он ясно видел, что его всегда привлекали красотки, знавшие, чего они хотят. Кейт в такой игре даже не принимала участия. Но с ней он чувствовал себя так спокойно и свободно, как в детстве рядом с бабушкой. Кейт была естественной, с ней можно было поговорить, но разговоры с Доминик и с другими женщинами раньше ему были неинтересны. Что же тогда? Нельзя сказать, что он бывал увлечен ими, все, что он хотел от них, — это их тела. Теперь Блэзу было ясно, что эмоционально он оставался совершенно холоден. Этот холод поднимался из глубин детства как реакция на то, что мать отвергла его. Больше он не позволял ни одной женщине приблизиться настолько, чтобы она могла причинить ему боль. Кейт сумела растопить этот лед, хотя сам Блэз понял это не сразу. Общение с нею в течение последних нескольких месяцев стало своеобразной цепной реакцией, приведшей к взрыву, когда он увидел ее высунувшейся из окна. И еще одно: Кейт — смелый человек.

Ничто не может сломить ее борцовский дух. Его бабка заметила это сразу, разумеется, не то что он, промерзший и погрязший в своих предубеждениях. Чарльз тоже понимал это.

— Ах Чарльз Деспард, какая же ты старая лиса, — громко сказал Блэз.

Неужели его собственная бабка и Чарльз придумали это, Чарльз — ради Кейт, своей любимой дочери, и ради «Деспардс», а бабка — желая ему счастья? «Почему бы и нет? Чарльз знал, что Доминик никогда не смирится с тем, что ее обошли, и положит жизнь на то, чтобы отомстить. И Чарльз постарался защитить Кейт, дав ей все, что только мог, а оставшееся дал Доминик и надеялся, что я сумею найти с Кейт общий язык. Неудивительно, что Герцогиня сразу так заинтересовалась Кейт. Она сразу поняла, чем это должно кончиться. Поэтому она стала расспрашивать меня, как только я сообщил ей о смерти Чарльза, относительно его завещания. Хитрющая моя бабка, — подумал он с любовью. — Откуда же, черт побери, ты все знала? Похоже, ты знаешь меня лучше, чем я сам».

Ощущение нереальности происходящего не покидало Блэза. К тому же его радость была омрачена мыслями о пожаре. Блэз понимал, что пожар означал крушение надежд Кейт. Гнев просыпался в Блэзе, когда он думал о доме, который уже невозможно восстановить, в прах обратились и все усилия Кейт, и время, потраченное на подготовку к аукциону. Потребуется не один месяц, чтобы вновь создать нечто подобное. «Что же все-таки случилось? — думал Блэз. — Случайность это или чей-то злой умысел?!»

И Блэз получил ответ на мучившие его вопросы: в дверях его палаты возникла фигура его жены. Блэз не смог бы объяснить, как это могло произойти, но в одну секунду ему словно все открылось. Достаточно было взгляда на завораживающую красоту Доминик, на ее сияющие сапфировые глаза.

— Дорогой… разве ты не рад мне? Ты удивлен моим приездом? Я приехала сразу же, как только смогла.

Огромная охапка темно-красных роз почти целиком закрывала лицо Доминик, но ее прекрасные глаза светились любовью. Доминик была в норке, несмотря на сравнительно теплый день. Она поцеловала мужа горячим долгим поцелуем.

— Бедняжка мой… — в ее голосе звучало искреннее сочувствие. Но Блэз уже знал ему цену.

На этот раз ему было нелегко справиться со своими эмоциями, но Блэз постарался сказать как можно спокойнее:

— Кто сообщил тебе?

— Джаспер Джонс звонил в нью-йоркское отделение. Я сразу поняла, что он в жутком состоянии. Что там был за пожар? Мне сказали только, что произошло ужасное несчастье… что ты ранен. Я тут же приехала. — Точно выверенными движениями она коснулась его перевязанной головы, гипса на ноге. — Что же случилось, дорогой, расскажи мне наконец.