Он всегда становился чуть печальным, когда говорил о своих отце и матери вместе. Отчасти я понимал его — но только отчасти. Ведь мои родители то жили порознь, то сходились, то снова расходились, и в любом случае сохранялось чувство, что мы одна семья — пусть и не очень благополучная. А у Патрика отец был женат на Анхеле, мать была замужем за Эриком, и он с детства разрывался между двумя семьями…

Мы дошли до конца бульвара и пересекли площадь, в центре которой стоял памятник капитану Дугласу Адамсу, первооткрывателю Дамограна.

— Вот здесь мы расстались, — произнёс Патрик, остановившись возле стоянки флай-такси. — Амалия чмокнула меня в щеку, сказала «пока» и направилась вон к тому дому.

Он указал влево, где за небольшим сквером с резвившейся детворой возвышалось цилиндрическое здание — как минимум на сорок этажей. Судя по отсутствию рекламных вывесок, это был полностью жилой дом.

— А ты вернулся обратно в парк?

— Нет. В облом было тащиться три километра вверх по бульвару. Я просто нанял флайер с автопилотом, а когда он поднялся в воздух, разбил камеру слежения и ушёл в Туннель. Только никому об этом не говори.

— Не буду, — пообещал я.

Правила поведения колдунов в космическом мире были строго регламентированы и за их нарушение предусматривались жёсткие санкции. Формально мы нарушили предписания уже тем, что вышли из Туннеля в центре крупного города, пусть даже в зарослях парка, где нас никто не мог заметить. Но это был мелкий проступок; а вот тот номер, который Патрик провернул с флайером, тянул на серьёзное наказание.

Мы миновали сквер и вошли в просторный вестибюль дома. Нас не встречали ни швейцар, ни консьерж, зато бдительные видеокамеры зафиксировали во всех деталях нашу внешность.

К вестибюлю примыкали небольшой ресторан самообслуживания, бар и игровой салон, а вдоль левой стены стояли автоматы по продаже всякой всячины. Недалеко от лифтов находился справочный терминал — к нему-то мы и направились.

— К сожалению, — сказал Патрик, — я не знаю, какая у Амалии фамилия. Но это не беда. Дамогран населён главным образом потомками выходцев из Восточной Европы, и вряд ли это имя здесь слишком распространено.

Он оказался прав. В ответ на наш запрос компьютер сообщил, что в этом доме живёт только одна Амалия — по фамилии Полякова, со средним инициалом «Ю». Её квартира находилась на самом верхнем, сорок четвёртом этаже, и занимала весь пентхаус.

— Неслабо, — заметил Патрик. — По замашкам Амалии я всегда подозревал, что её семья далеко не среднего достатка. Чтобы жить в пентхаусе, да ещё в историческом центре столицы, нужно иметь кучу денег.

Он сделал следующий запрос, и мы выяснили, что вместе с Амалией в квартире живут ещё четверо человек — три мужских имени и одно женское.

— Ну что, позвоним? — предложил я.

Патрик медленно покачал головой:

— Плохая идея. Скорее всего, Амалии здесь нет, она где-то с Ричи. Если мы позвоним отсюда, её родные наверняка скажут, что она улетела на другую планету — и всё. А если поднимемся наверх и представимся её друзьями, им будет неловко сразу нас прогонять. Мы поговорим и, может, сумеем выведать дополнительные подробности.

— Твоя правда, — согласился я.

Мы вошли в единственный лифт, идущий на сорок четвёртый этаж, и Патрик нажал соответствующую кнопку. Лифт не сдвинулся с места, зато включилась аудиозапись, и из динамика раздался хорошо поставленный мужской баритон, который вежливо предупредил, что на данном этаже проживает только семья Поляковых, и попросил подтвердить наше намерение посетить их повторным нажатием кнопки. Патрик подтвердил, и только после этого лифт устремился вверх.

— Есть у меня подозрение, — произнёс я, указывая на крошечные объективы камер под потолком кабины, — что о нашем визите уже знают. Думаю, повторное нажатие кнопки для того и предназначено, чтобы дать хозяевам квартиры сигнал.

— Да, безусловно, — кивнул Патрик. — Есть две вещи, которые сильно раздражают меня в этом мире. Одна из них — обилие средств наблюдения во всех общественных местах, минимум приватности. А о другой ты сам знаешь.

Конечно, я знал. Одиннадцать лет назад Кевин по просьбе сына разрешил нам выступить с концертами на Земле и Астурии. Эти гастроли закончились полным провалом. Если в колдовских Домах нашу музыку считали чересчур модерной и нетрадиционной, то в космическом мире классический рок был глубоким-глубоким ретро. Здесь отдавали предпочтение либо чему-нибудь ультрасовременному, стопроцентно синтетическому, либо совсем уж древней архаике времён Моцарта, Шуберта и Бетховена. Словом, это был не рок-н-ролльный мир.

Лифт быстро довёз нас до сорок четвёртого этажа. Едва мы вышли в небольшой вестибюль, как дверь квартиры распахнулась, и на пороге возникла невысокая худенькая девушка в коротком голубом платье. У неё были ясные зелёные глаза, светлые волосы, стянутые на затылке в хвостик, немного курносый нос и пухлые губки, придававшие по-детски круглому лицу слегка капризное выражение. Наконец-то я её вспомнил — мы действительно пару раз встречались в Авалоне. С тех пор, как мне показалось, она почти не изменилась и выглядела не старше двадцати лет.

— Привет, Пэт, — поздоровалась она с Патриком так беззаботно, словно они только вчера расстались. Затем посмотрела на меня: — А ты Феб, верно?

— Да, — ответил я. — Здравствуй.

— Проходите, — пригласила Амалия. — Дома больше никого нет. Родители с братьями улетели отдыхать на Эль-Парайсо.

— А Ричи? — спросил Патрик.

— Его тоже нет, — как ни в чём не бывало, ответила она.

Мы прошли через большой холл в роскошно обставленную гостиную, и Амалия предложила нам выпить. Патрик охотно угостился рюмочкой коньяку, а я по своему обыкновению предпочёл безалкогольный сок.

Мы устроились на диване, а Амалия села в кресло напротив нас и закинула ногу на ногу. Я машинально отметил, что ноги у неё очень красивые.

— Ты проходила омоложение? — начал разговор Патрик.

— Да, недавно.

— Зачем было тратиться? Тебе же только тридцать.

— Двадцать девять, — уточнила Амалия. — Но в любом случае, это уже не юность. А я хочу выглядеть, как ваши ведьмы. Да и тратиться не пришлось — всё устроил Ричи. Наша биохимия в сочетании с вашей магией сделали процесс быстрым и почти безболезненным.

Я подумал, что на месте Амалии не стал бы доверять своё здоровье Ричи. Даже будучи адептом Источника, он не отличался особым мастерством, хоть и обладал огромным могуществом. А теперь, вынужденный довольствоваться только Формирующими, он тем более мог наломать дров.

— Стало быть, Ричи, — значительно произнёс Патрик. — Ты с ним опять… ну, вы снова вместе?

— Нет, — решительно ответила Амалия. — Всё осталось в прошлом. Просто Ричи предложил дружеский обмен: он поможет мне сбросить лишние десять лет, а я отправлюсь с ним в Вавилон и приму там участие в одном колдовском ритуале.

— В каком?

— Я так и не узнала. Ритуал не состоялся из-за Шейна… Он ведь рассказал о нашей встрече?

— Да. Поэтому я здесь.

Амалия кивнула:

— Я так и поняла, когда увидела тебя в лифте. Другой причины навестить меня ты за все эти годы не нашёл.

— Ну… я… — растерянно пробормотал Патрик с очень виноватым видом. — Уже давно собирался…

Между ними повисло молчание. Они смотрели друг на друга и, казалось, совсем забыли обо мне. Я деликатно прокашлялся, напоминая о своём существовании. Амалия и Патрик мигом встрепенулись, им обоим стало неловко.

— Так насчёт Ричи, — торопливо заговорил Патрик. — Он совсем ничего не говорил тебе по поводу того ритуала?

— Ничего конкретного. Сказал, что я должна выступить в роли медиума, и если буду знать о его целях, то это может помешать достижению результата. Однако клятвенно заверил, что мне ничего не угрожает.

— И для проведения ритуала, — присоединился я к разговору, — вы отправились в Вавилон?

— Да. По словам Ричи, этот ритуал можно провести только там. Но из-за моей встречи с Шейном он всё отменил.