— Отлично. Осталось не чокнуться в ожидании, — беру вилку и не чувствуя вкуса быстро пережевываю ужин.

— Не думаю, что будут долго держать заряженный боевой отряд. А чтобы не сходить с ума, думай о хорошем, — вскидываю бровь и едва не давлюсь от смеха. — Да-да, — кивает Витя, — вот такой банальный совет. Думай не о том, что там сейчас с ними происходит, а о том, что скоро все это должно закончиться. Ты обнимешь Настю, возьмешь на руки Даяна.

— Я пытаюсь.

Закрываю глаза, откидываюсь на прохладную стену. Выстраиваю в своей голове мысли так, чтобы вперед вытащить хоть что-то положительное.

Приходит уже знакомая мне женщина. Получаю от нее два укола. Что за препараты, мне снова не говорят, но через полчаса я ощущаю их действие. Надеюсь, что эффект не временный и золушка не превратится в тыкву в полночь.

— Ваша форма, — к нам заходит уже другая женщина, помоложе и без маски. — можно переодеться.

— Спасибо!

Безликий черный комплект, состоящий из штанов, футболки, куртки и высоких ботинок, садится как влитой. Чувствую себя в нем абсолютно комфортно. С собой из личных вещей ничего не беру. Только телефон, выставленный на беззвучный режим.

Вите на мобильник приходит сообщение.

— Идем, Березин, — кивает опер. — тебя ждет инструктаж. Слушай внимательно. Что непонятно, спрашивай.

— Принято.

Инструктаж предельно понятный. Если коротко: сиди тихо, никуда не лезь, пусть работают профессионалы. Не догнать может только дебил.

После занимательных инструкций, выдали броник и отправили снова ждать. Сколько, кого — неизвестно. Бойцы тихо перебрасываются шутками, играют в шахматы и пьют кофе. Я бесконечно смотрю на часы, пытаюсь занять себя чтением, но буквы на экране мобильного не хотят складываться в слова. Это раздражает. Убираю его в карман.

— Сыграем? — предлагает один из парней. — Давай-давай, доктор. Мы можем до утра так просидеть, пока там наверху вопросы решают. Хоть голову переключишь.

Настя

Сейчас, когда на нас с сыном изучающе смотрит три пары глаз и пытаются тянуть к нам руки, я особенно остро чувствую свою клетку. Она сужается до размеров стула, на котором я сижу. Еще немного и меня просто раздавит грубыми металлическими прутьями.

Мне кажется, я больше никогда в жизни не смогу пойти в зоопарк. Теперь я отлично знаю, как чувствуют себя животные, в которых изо дня в день тычут пальцами посетители.

Страшная беспомощность и теплый комочек, прижимающийся всем телом, надеясь получить защиту от матери, продолжают меня ломать. Как могу, закрываю Даяна руками.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Дикая, — будто зная, о чем я думаю, выплевывает мать Самира. — И эту ненормальную ты хочешь видеть рядом с собой? — обращается она к сыну.

— Хочу. Я смогу перевоспитать Настю. Она станет покорной женой и послушной дочерью. Кариму не хватало характера и времени, чтобы сделать это. У меня получится. И воспитанием племянника еще не поздно заняться.

— Думаю, будет лучше, если мы заберем мальчика к нам, — все же настаивает моя бывшая свекровь. — Им займемся мы с папой, а ты…

— Нет, мама! — жестко отрезает он. — Даян пока останется здесь, но двери моего дома для вас всегда открыты. Я буду рад, если вы будете приезжать и проводить время с внуком здесь.

Я слушаю и только крепче сжимаю сына в руках. Наверное, ему уже больно, но мой маленький мужчина, в котором уже мужчины больше чем в Самире, сидит очень тихо. Дрожит только. Надо унести его наверх.

— Самир, — решаюсь обратиться. — Яну пора спать. Он еще не до конца здоров, ты ведь знаешь. Разреши мне отнести его к няне.

— Ты же помнишь наш уговор? — взгляд темных глаз прожигает во мне дыру.

— Да, — покорно опускаю голову. Я уже согласилась. Глупо сейчас сопротивляться и показывать зубы. Пусть наслаждается. Он ведь этого хотел.

— Уложи ребенка спать и оставайся в комнате. Я сам провожу родителей, потом позову тебя.

— Спасибо, — выдавливаю из последних сил.

Молюсь, чтобы не упасть на ватных ногах. С трудом перебирая ими поднимаюсь по лестнице, усаживаю Яна на свою кровать. Быстро сбегаю к няне, прошу, чтобы сходила на кухню и попросила для сына каши у поварихи. Возвращаюсь к своему малышу. Делаю ему горячую ванну. Купаю, стараюсь улыбаться, надуваю мыльные пузыри. Они переливающимися прозрачными шариками разлетаются вокруг нас. Один приземляется прямо ему на нос. Лопается, брызгает в глаза. Ян трет их кулачками и хохочет. Наконец-то! На сердце становится чуточку легче.

Мою ему волосики, смываю под душем мыльную пенку, заворачиваю в мягкое полотенце.

Няня как раз успела принести и оставить на тумбочке у кровати немного овсяной каши со свежими ягодами и стакан теплого молока.

— Ммм, вкусняшка, — пробую сначала сама, потом протягиваю ложку сыну.

Он клюет носом, но послушно ест ложку за ложкой. Запивает молоком. Ложится на подушку и мгновенно засыпает. Укрываю его одеялом, подкладываю под руку мягкого плюшевого мышонка, взятого в детской.

— Спи, мой родной. Мама сделает все, чтобы защитить тебя.

Тоже иду в душ. Долго стою под водой чувствуя внутри лишь пустоту. Пусть Самир забирает тело. Свою душу я ему не отдам. А сердце уже поделили между собой мои самые дорогие мужчины — Ярослав и Даян.

Выбираю в шкафу тонкий пеньюар длиной до самого пола. Срываю бирку, бросаю ее под ноги.

Прохладный шелк заструился по коже. Мелкие волоски на руках встают дыбом от диких мурашек, разбегающихся по всему телу в разные стороны. Сверху накидываю халат от этого же комплекта. Нижнее белье не надеваю. В нем сегодня нет необходимости.

Сажусь у зеркала и медленно расчесываю влажные волосы. Взгляд потерянный, заторможенный. Под глазами синяки от постоянных слез и недосыпа. Кожа синюшно-бледная. Сквозь ее тонкое полотно просвечивает паутинка темных венок. Я похожа сейчас на фарфоровую куклу. Такая же красивая, пустая и безжизненная.

В своих мыслях прошу прощения у Ярослава. Стараюсь делать это чисто, искренне, чтобы до него долетело. Не могу думать о том, как он там? Смог ли встать на ноги? Заберет ли меня отсюда?

Дверь распахивается, громко ударяется о стену ручкой. В отражение вижу, что пришел Самир. Темные волосы влажные и растрепанные после душа. Хорошо раскаченный торс с легкими очертаниями кубиков пресса заканчивается широкой резинкой светлых тонких брюк.

Старший Салаев бесспорно красив.

Хищный взгляд смотрит в самую душу, пробирается по позвоночнику вниз, к копчику и закручивает все внизу живота в тугой болезненный узел. Стискиваю зубы, чтобы не показать ему ни свою боль, ни свой страх. Ровно держу спину, продолжаю механическими движениями водить расческой по волосам.

Он подходит очень близко. Между нами всего пара сантиметров. Я чувствую жар его тела, слышу, как Самир дышит. Забирает у меня расческу, рассыпает длинные волосы по спине и расчесывает их сам, глядя в мои глаза через зеркало.

Собирает волосы в хвост. Накручивает его на кулак, оттягивает голову назад, наклоняется к уху:

— Ты нереально красивая, Настя… — обдает кожу горячим дыханием. — Я так долго искал тебя. Думал о тебе по ночам. Злился, ненавидел и сгорал от желания быть с тобой. Ты научишься любить меня, моя девочка, а я дам тебе все, что ты захочешь…

— Это очень неосторожные слова, Самир, — перебиваю его.

— Когда мы придем к этому, ты перестанешь меня бояться и не будешь так яро желать свободы. Она будет тебе не нужна. Я буду твоей свободой. Усыновлю Даяна. Найму для него лучших педагогов. Потом он пойдет учиться в лучший ВУЗ. Неужели ты не хочешь всего этого для своего ребенка? Что ты смогла дать ему за эти три года? М?

— Любовь, заботу…

— Это не делает его сильным мужчиной! — рявкает Самир, дернув меня за волосы. Жмурюсь. Больно…

— Зато он никогда не вырастет таким, как ты, — отвечаю, не открывая глаз.