Воспользовавшись этим, ай-дана подошла к Баржур-малу, и сын рабыни обнял ее за плечи. Жест этот был воспринят собравшимися как подтверждение ее слов, обещание защиты и вызов, брошенный тем, кто требовал принесения яр-дана в жертву.
— Ну что ж, послушаем ярунда Хетахора, — проскрежетал Базурут с единственной, похоже, целью выиграть время и собраться с мыслями.
Маленький седенький старичок, утопавший в роскошном желтом одеянии из негнущейся парчи, скрытый до этого момента от глаз высокородных мефренгами, среди которых Мисаурэнь углядела Шигуб и стоявшего подле нее Эмрика, выступил вперед и нетвердым, блеющим голоском произнес:
— Ай-дана Тимилата и яр-дан Баржурмал произнесли положенные обеты перед ликом Кен-Канвале в дворцовом святилище. Данной мне властью я скрепил их союз в присутствии Вокама, Пананата, Гуновраса и еще семерых высокородных свидетелей, собственноручно подписавшихся под брачным договором. Союз Тимилаты и Баржурмала не может быть расторгнут, ибо непорочность ай-даны была принесена на алтарь Предвечного.
Над головами мефренг взвилось, подобно воинскому штандарту, бело-красное полотнище, и, сообразив, что это — окровавленная кружевная простыня с брачного ложа ай-даны, Мисаурэнь едва не расхохоталась. Однако на мланго эта испачканная кровью принадлежность постельного белья произвела совершенно иное впечатление. Высокородные словно обезумели, и стены храма потрясли крики, слившиеся в неистовый рев:
— Многие лета! Слава! Счастья молодым! Ай-да-на! Ай-да-на! Яр-дан Бар-жур-мал! Яр-дан Бар-жур-мал!..
Мисаурэнь впилась взглядом в лицо Базурута, ожидая, что Хранитель веры немедленно прибегнет к тем крайним мерам, которые имелись, вероятно, у него в запасе на случай, если события выйдут из-под его контроля. Но Базурут, как это ни странно, ничем не выразил своего неудовольствия и вовсе не выглядел раздосадованным или разочарованным. Снисходительно улыбаясь, он терпеливо ожидал, когда высокородные вдоволь накричатся, как будто неожиданное замужество ай-даны не явилось для него тяжким ударом и не выставило его дураком в глазах всей империи.
— Теперь, как видите, вопрос о престолонаследова-нии решился сам собой, — обратилась Тимилата к собравшимся в храме, когда крики начали стихать. — Нам нет нужды выслушивать чьи-либо пророчества по этому поводу, и самое время, мне кажется, обратиться к Кен-Канвале с благодарной молитвой…
— Едва ли поспешность, проявленная высокочтимой Тимилатой при вступлении в брак с сыном рабыни, уместна во всех случаях жизни, — вкрадчиво изрек Базурут и, убедившись, что слова его несколько охладили восторг парчовохалатной знати, решившей уже было, что скоропалительное замужество ай-даны разом положит конец всем разногласиям и спорам, грозившим привести к большому кровопролитию, продолжал: — Видения, посланные Кен-Канвале, можно трактовать по-разному, но неразумно отмахиваться от них и от слов служителей его, как от докучливых мух. Радость и горе, счастье и беды — все в руках Предвечного, и пусть Священный огонь послужит напоминанием всем вам, что самые разумные на первый взгляд поступки, совершенные людьми, не всегда угодны Кен-Канвале, не говоря уже о поступках не слишком разумных. Совершая те или иные деяния, даже венценосные особы должны руководствоваться велениями Предвечного, а потому не лишним будет все же выслушать пророчества Рашалайна.
— Хранитель-то, как видно, не собирается униматься! — проворчала Мисаурэнь, тщетно пытаясь найти контакт с мозгом Базурута и не желая смириться с тем, что относится он к той самой породе людей, на которых чары ее не действуют. Рашалайна ей давеча удалось, для его же пользы, заставить помолчать несколько мгновений, которыми весьма удачно воспользовалась Тимилата, а вот получится ли этот фокус с Хранителем веры — предугадать было трудно. В отличие от Вокама, который, наслушавшись об удивительных ее способностях от Гиля, позаботился, чтобы она вместе со своими спутниками очутилась в ближайшем к помостам ряду высокородных, Мисаурэнь совсем не была уверена, что окажется в состоянии «придержать» Хранителя веры, хотя необходимость в этом, без сомнения, еще возникнет. Даже если Рашалайн измыслит самоё благоприятное пророчество для новобрачных, Базурут не успокоится, пока не учинит какую-нибудь отвратительную каверзу. Увидев, что он сделал с Марикаль, ведьма удостоверилась, что Хранитель веры способен на любую мерзость…
— Видение, которым удостоил меня Предвечный, в самом деле касалось Земли Истинно Верующих и показалось мне столь важным, что я счел своим долгом поведать вам о нем, — начал Рашалайн спокойным, умиротворяющим голосом, столь непохожим на бессвязные выкрики брызжущих слюной пророков, вещавших на базарах едва ли не каждого города империи, что высокородные против воли напрягли слух. — Я видел кровь и резню, зажженные на стенах гигантского дворца-пирамиды факелы и жертвоприношение, призванное отвратить гнев Кен-Канвале от Земли Истинно Верующих. Жертва была принесена и принята, и я, подобно высокочтимому Базуруту, решил, что избежать этого невозможно. Теперь я склонен трактовать увиденные мною образы по-другому.
Резня уже произошла в Золотой раковине, а факелы еще будут зажжены на крыше дворца Повелителя империи, возвещая о двух величайших событиях, принесших мир вашей стране. О свадьбе ай-даны и яр-дана и восшествии Баржурмала на отцовский престол. Что же касается жертвы, то разве невинность Тимилаты не была принесена ею на брачное ложе и не явилась тем лучшим, что могла она отдать ради блага своих подданных? Священный огонь вспыхнул, дабы подтвердить, что бракосочетание совершилось по воле Божественного Кен-Канвале и угаснет, не причинив никому вреда, если жители империи, чтя его волю и заветы предков, не поднимут в этот день оружия на родичей своих, единоверцев и земляков…
Речь Рашалайна лилась плавно и неспешно, завораживая слушателей, заставляя их по-новому взглянуть на пророчества Хранителя веры, и, внимая бывшему отшельнику, Гиль с гордостью думал о том, что не ошибся в старике. Какие бы видения ни посещали его, как бы ни любил он вкусно поесть, бестревожно поспать на мягком ложе, как ни хотелось ему обеспечить себе безбедную старость, Рашалайн говорил то, что должен был сказать мудрец, не считаясь с бедами, которые мог накликать на свою голову. Хотя, казалось бы, что ему, чужеземцу, до того, будут ли мланго резать друг другу глотки и приносить человеческие жертвы своему богу или сумеют избежать усобицы и сберечь империю, обитателям которой нет нужды опасаться за сохранность имущества и самой жизни? Так нет же, он говорил и говорил, забыв о собственной корысти и безопасности, будто и не догадывался, что за такую «поддержку» Базурут ему, чем бы дело ни кончилось, первому велит кишки выпустить…
Хранитель веры, впрочем, надобно отдать ему должное, от миротворческой речи Рашалайна с лица не спал, зубами скрипеть не начал и, дождавшись ее завершения, произнес, дружелюбно поглядывая на стоящих на соседнем помосте новобрачных:
— Я вижу, слова нашего заморского гостя пришлись вам по душе. Не стану опровергать их, каждый человек вправе по-своему толковать видения, посланные ему Кен-Канвале, однако обычно люди доверяют это дело ярун-дам и не раскаиваются. Случается, впрочем, что и ярун-ды, выдавая желаемое за действительность, ошибаются. Кто же ошибается на этот раз? Кто, неверно истолковав волю Предвечного, готов ввергнуть страну в пучину бедствий? По глубокому убеждению Рашалайна и Хетахора, поспешившего, не задумываясь о последствиях, объявить дочь Богоравного Мананга и сына рабыни мужем и женой, брак между ними является угодным Кен-Канвале. Я же продолжаю утверждать, что Баржурмал должен быть принесен в жертву. Такова воля Предвечного, и так, по законам божеским и человеческим, должно поступить. Ибо если не смущает высокородных, что мать яр-дана была рабыней, так, может, хотя бы напоминание о том, что он женился на собственной сестре, заставит их перестать восторгаться этим чудовищным во всех отношениях союзом, за признание которого все мы будем держать ответ перед Божественным Кен-Канвале?
