Упорство и способности его были столь велики, что он прошел посвящение в Магистры, сделался Гроссмейстером и был избран Верховным Магом. Однако к тому времени уверенность его в том, что сокрытые древними знания способны осчастливить мир, сильно пошатнулась, и, когда лучшие умы Магистрата сумели восполнить смысловые лакуны «Книги Изменений», он отказался от мысли проникнуть в сокровищницу Маронды. Значительно целесообразнее представлялось ему заняться раскопками старинных святилищ и городов, ибо собираемые по крупицам знания древних можно было использовать для нужд Магистрата, не рискуя в корне изменить существующий порядок вещей. Ручейки, бегущие по оросительным каналам, — великое благо, но что станет с тщательно возделываемыми полями, если на них хлынут обильные воды, сдерживаемые возведенной некогда плотиной?
Не все маги были согласны с Тайгаром, и нашлись упрямцы, осмелившиеся, нарушив его запрет на проникновение в сокровищницу, снарядить три судна, доставившие их на Танарин, и теперь Гроссмейстер начинал склоняться к мысли, что напрасно скрывал верно расшифрованные тексты «Книги». Нет занятия глупее, чем предаваться запоздалым сожалениям, и все же досадно. Досадно, что он не возглавил тот давешний поход и не предположил, что неудача, постигшая магов-отступников, подскажет кое-кому способы нового прочтения «Книги». А ведь зная Рашалайна, мог бы догадаться, что уж он-то наверняка сделает правильные выводы из сведений, добытых не сумевшими проникнуть в сокровищницу неудачниками…
Таким образом, чувство вины можно было считать второй причиной того, что Тайгар решил сам отправиться на Танарин, несмотря на то что ради этого ему придется перебраться в новое тело и расстаться с должностью Верховного Мага. Третья же из причин, не подлежащих оглашению, хотя, быть может, и не менее важных, чем дюжина иных, которые он уже приводил в беседе с Варта-ром и другими Магистрами, не пожелавшими отпускать его в опасное путешествие, заключалась в том, что, судя по сообщениям Хималя, Батигар отправилась с Мгалом в Земли Истинно Верующих и, очень может статься, будет сопровождать северянина до самой сокровищницы Маронды. Это было бы большой удачей, ибо заклинание Подчинения обяжет человека, связанного с Гроссмейстером узами родства, беспрекословно выполнять любые его приказы, и задача Тайгара в этом случае упростится во много раз. Именно для того, чтобы удостовериться, что Батигар жива и находится в империи Махаили вместе с Лагаширом и Мгалом, он и собирался нынче произнести заклинание Родственной Крови, и энергия, переполнявшая его, подсказывала время для установления контакта с дочерью настало.
Поднявшись с кресла, Верховный Маг простер перед собой руки. Громко произнес магическую формулу, повелевающую донорам прекратить перекачку энергии, и начал выстраивать вокруг себя Внепространственный Кокон Безвременья, подобный тому, который ему придется создать для перехода в новое тело. Установление ментального контакта с находящимся в неизмеримой дали человеком чем-то напоминало переход в новую телесную оболочку и должно было послужить своеобразной репетицией перед отправлнием Гроссмейстера на борт «Убервеля».
Шепча заклятия и делая замысловатые пассы, Тайгар воздвиг вокруг себя энергетическую оболочку, напоминающую изнутри радужное яйцо, а снаружи подобную сгустку непроглядного мрака. Дальше Кокон Безвременья должен был расти за счет источаемой Гроссмейстером энергии, словно жемчужина, слой за слоем, с той лишь разницей, что стенки его будут утолщаться от периферии к центру, а не наоборот. Сжимая пространство внутри Кокона, оболочки его должны вытеснить душу Тайгара в астрал, откуда, повинуясь призыву заклинания Родственной Крови, она отправится на поиски Батигар.
Заключенный в сияющее яйцо, Верховный Маг ощутил удушье, головокружение и всепобеждающую слабость. Давно уже Тайгар не прибегал к сложным магическим преобразованиям и на мгновение преисполнился необоримого ужаса — что если изношенное тело не выдержит перегрузки и он, утратив оболочку, превратится в Блуждающую Душу? Но вот объявшая его темнота и тишина погасили вспышку страха, и, ощутив близость вечного покоя, душа Тайгара устремилась к мерцавшей в бесконечной дали точке света.
Гроссмейстер и прежде пытался описать чувства, испытанные им во время астрального путешествия, но не мог подыскать подходящих слов, и лишь образ стрелы, выпущенной со дна глубочайшего колодца в звездное небо, хоть как-то отражал его ощущения. Впрочем, образ стрелы соответствовал только началу пути, а потом Тайгар попал в круговерть из тысячи сияющих клубков, которые, паря в непроглядном мраке, вращались с неописуемой скоростью, перематывая с одних на другие тончайшие светящиеся нити. Были ли это нити жизней и судеб или энергетические линии Вселенной, олицетворявшие силы, связывающие планеты, звезды и целые скопления их в единый многомерный механизм Мироздания?
Этого Тайгар не знал и обычно, возвращаясь из потусторонних странствий, старался не вспоминать бешеное верчение светящихся клубков в безначальном и бесконечном мраке, поскольку вид их вызывал у него тяжкую депрессию и приступы тошноты. Ощущения, испытываемые им в астрале, были решительно ни на что не похожи, и придуманное кем-то из Магистров сравнение со щепкой, брошенной в штормовое море, на взгляд Гроссмейстера, не давало ни малейшего представления о происходящем. Скорее он сравнил бы свои чувства с теми, которые могла испытывать проглоченная глегом букашка, странствуя по его необъятному чреву. Хотя и это, разумеется, было сущей ерундой, ибо пространство астрала обладало какими-то дивными свойствами: сверкающие клубки пронизывали друг друга, проходили сквозь призрачные плоскости и невидимые, но ясно ощутимые барьеры, да и сам мрак не был бесплотным — он дышал, пульсировал и казался живым. Возникало ли это чувство от дующих в различных направлениях ветров, скрывала ли тьма некие эфирные течения, имевшие свои стремнины, водовороты и омуты, или это душа Тайгара двигалась неравномерно, перескакивая с уровня на уровень, проваливаясь и взмывая в мире, лишенном понятия верха и низа?..
Маги не поклонялись богам — побывавший хотя бы единожды в бестелесном иномирье не мог без улыбки внимать легендам о Всемогущих, испытывавших хотя бы отдаленное подобие человеческих чувств. Существо, способное не то что сотворить, а хотя бы понять структуру астрала, должно было обладать совершенно непохожими на человеческие органами чувств и мыслить абсолютно иными категориями. Магистры, пытавшиеся как-то упорядочить ощущения, испытанные ими в астрале, как правило, лишались рассудка, и уже много лет назад Тайгар скрепя сердце вынужден был признать, что, нащупав опытным путем способы использовать бестелесный мир в своих целях, маги оказались не в состоянии постичь его природу. Более того, Гроссмейстер склонен был думать, что, заглянув в чудовищный механизм Мироздания, они узрели явления, в принципе недоступные их пониманию, и жили бы несравнимо спокойнее, не имея представления о том, что знакомый им мирок — всего лишь крупинка в невообразимо сложной пространственно-временной конструкции, не имеющей названия ни на одном из человеческих языков…
Тайгар вновь осознал себя, лишь достигнув цели, почувствовав, что разум его сливается с разумом Батигар. Впрочем, слиянием это можно было назвать с большой натяжкой, а уж о том, что мысли и чувства человека, улавливаемые им с пятого на десятое, как невнятный разговор, доносящийся из соседней комнаты, принадлежат его дочери, он мог лишь догадываться, зная, что именно с ней должен был вступить в ментальный контакт.
Почувствовав испытываемые девушкой страх и тревогу, Гроссмейстер понял, что она находится в старинном храме большого города, но дальше этого продвинуться не сумел. Ослабленное переходом через астрал сознание его не могло внедриться в разум дочери и скользило по поверхности, собирая крохи периферийных ощущений. Теоретически заклинание Родственной Крови срабатывало безотказно, и, в известном смысле, сработало оно и в этот раз — душа Тайгара отыскала Батигар несмотря на разделявшее их расстояние и то, что Верховный Маг мог только догадываться о ее местонахождении, — однако слияния не произошло. Явилось ли причиной тому крайняя несхожесть их характеров, совершеннейшее незнание столь близкими родственниками друг друга или возбужденное состояние Батигар, сказать было трудно, но весьма скоро Тайгар убедился, что сколько-нибудь значительной пользы ему из контакта с дочерью извлечь не удастся. Вероятно, произнеси он заклинание Повиновения, результат был бы иным, однако без привлечения сильного аллата это вылилось бы в напрасную трату сил поддерживать достаточно долго ментальную связь, пребывая в бестелесном состоянии, даже Гроссмейстеру было не по плечу.
