— Луиза, — сказал я тихо. Она напряглась, как только услышала мой голос. — Давайте поговорим о том, что произошло здесь в прошлый раз.

— О, это было глупо. Давайте не будем тратить время. Мне действительно необходимо принять решение, и мне действительно требуется ваша помощь. Думаете, я могла бы закончить терапию к следующему сентябрю, если меня примут в институт в каком-нибудь другом городе?

— Вы очень обеспокоены тем, чтобы отвлечь ваше внимание от того, что произошло в прошлый раз. Вы пытаетесь подтолкнуть меня и себя к обсуждению другого вопроса, хотя вам трудно сконцентрироваться на нем. — Я произнес это настойчиво, немного с вызовом.

— Я не хочу говорить об этом. Я вела себя ужасно глупо, и вы это прекрасно знаете. А вы, очевидно, позволили нам отклониться от проблем, которыми мы здесь заняты. Так что давайте…

Я резко перебил ее:

— Мы не отклонялись от наших проблем. Это именно то, что вы пытаетесь сделать сегодня. — Я был недоволен тем, что она отрицала пережитое нами вместе, и также понимал, что немного виноват в том, что получал от этого удовольствие. Поэтому я беспокоился о том, чтобы доказать: то, чем мы занимались, не означало, что я злоупотребил ее доверием ко мне.

— Я действительно должна принять решение по поводу окончания института, Джим. Не имеет значения, что вы говорите и что произошло несколько дней назад. Поэтому, пожалуйста, помогите мне сосредоточиться на том, что действительно важно сегодня.

— Луиза, когда вы обращаетесь ко мне таким образом, меня это действительно трогает, и я соглашаюсь с вами. Но когда вы говорите, что хотите сосредоточиться на том, что «действительно важно», я знаю: это касается ваших чувств относительно нашего предыдущего сеанса, это вовсе не милый безопасный разговор об окончании в следующем году института.

Внезапно я осознал, что Луиза тихонько плачет, и не сразу отреагировал. Я почувствовал волну нежности, а затем угрызения совести, что наш сексуальный эксперимент отбросил ее назад. Даже когда я думал об этом, я знал, что это не так, но вновь ощутил вину за то, что получил удовольствие. (Следует проработать это в дальнейшем, особенно если я собираюсь когда-либо подбить еще кого-нибудь на нарушение табу таким образом, что это заодно принесет мне удовлетворение. Чем-то я был шокирован! Решусь ли я когда-нибудь сделать это снова?)

— Не знаю, зачем вам нужно, чтобы я начала вспоминать прошлый сеанс. — Луиза все еще продолжала тихонько плакать, но было очевидно, что она поверила в мои доводы и пытается слушаться меня. Я был тронут ее доверием и решил про себя, что никогда не унижу ее. И я понял, что могу унизить ее, если буду слишком рискованным, либо слишком консервативным.

— Почему бы вам просто не рассказать мне — так, как будто меня не было здесь, — что произошло в прошлый раз?

— Попробую. Я говорила о том, как романтическое сексуальное переживание Синтии возбудило меня. Затем мы заметили, что меня беспокоит моя одежда, и тогда мы… и тогда я… Вы предложили, чтобы я… Ну, вы знаете, что произошло. Почему я должна вновь говорить об этом?

— Луиза, вы можете ощутить прямо сейчас, как вам трудно говорить о том, что здесь произошло. Это простой факт. И он указывает на конфликт внутри вас. Об этом конфликте нам необходимо выяснить все именно сейчас, когда он нарастает внутри вас.

— Ну, я полагаю, я раздражена и несколько смущена, и…

— И?

— Ну, обычно я не расстегиваю свою одежду и не демонстрирую мужчинам свое тело.

— Это имеет какое-то отношение к тому, о чем мы говорим? — Мой голос снова стал резким.

— О, я не знаю. Вероятно, я просто расстроена.

— И вы также немного злитесь на меня, но не решаетесь сказать об этом.

— Ну да, но на самом деле у меня нет причин злиться на вас: вы не заставляли меня ничего делать. Я сама это делала. Вы ничего не сделали мне.

— Я предложил вам расстегнуть блузку и задрать юбку.

— О, я знаю. Но вы…

— Луиза, вы ведете себя так, как будто мы — вы — совершили здесь на днях ужасное преступление, а теперь проявляете благородство и берете вину на себя.

— О, я знаю. Я знаю, что веду себя очень глупо. Вот почему я не хотела даже говорить об этом.

— Черт побери! Луиза! Вы настаиваете на том, чтобы рассматривать свою эмоциональную реакцию на наш опыт как тривиальность, которую нужно забыть как можно быстрее. Совершенно ясно, что вы сильно реагируете на все, и это мешает вашим мыслям и вашему отношению ко мне. Это не тривиальность!

Внезапно она облегченно вздохнула.

— Простите, Джим. Нет, я не это имела в виду. Я имела в виду, что я испытала большое облегчение, когда вы сказали об этом. Я действительно думала, что вы могли испытывать отвращение ко мне и, возможно, на самом деле не хотели, чтобы я делала то, что сделала в прошлый раз, а только испытывали меня, и…

— Луиза, вы обманываете сами себя и ожидаете, что я буду обманывать вас тоже. Какая-то часть вас самой очень хорошо знает, что во вторник мы испытали момент подлинной близости и теплоты, и все-таки так боитесь довериться этому пониманию, что стремитесь отрицать его. Если вы и дальше не будете доверять себе, все ваши мысли смешаются, и отношения со мной тоже запутаются.

— Я знаю. Думаю, что часто делаю это с собой, когда боюсь, что кто-то еще может посчитать меня виновной. Я как бы перепрыгиваю на их точку зрения и начинаю презирать себя. Это просто бесит меня, когда я думаю об этом теперь.

Оставшуюся часть сеанса Луиза плодотворно изучала свою потребность всем угождать. Она поняла, что усвоила с детства: можно найти способ угодить, если отбросить в сторону свои чувства, если закрыться от своего внутреннего центра.

Уходя, Луиза поспешно обняла меня у двери. Она делала это и раньше, но сегодняшнее объятие показалось мне более чувственным, чем все предыдущее.

5 декабря

В эти дни в центре размышлений Луизы оказалось понимание того факта, что ей необходимо быть приятной для каждого. Она изумилась, насколько навязчивым оказалось это стремление, и упорно стала работать над тем, чтобы избавиться от него. Луиза проанализировала свои взаимоотношения с продавцами, сослуживцами и друзьями, находя почти в каждом случае вместо подлинного осознания своего Я готовность к тому, чтобы ею управляли те, с кем она имеет дело. Эти однообразные сеансы были утомительны, но моя пациентка знала, насколько они важны, и постепенно стала все больше осознавать различие между собственным внутренним чувством и внешними голосами, которые звучат в ней. Однако даже это понимание не всегда было действенным.

— Я помню, как очень давно говорила вам, что не знаю, существует ли какое-то мое Я помимо стремления сделать все для любого человека, который подвернется под руку. Я не обманываю, я действительно сомневаюсь, что во мне есть что-то еще. Правда, иногда пугаюсь, чувствуя, что все, чем я являюсь, и все, чем когда-либо смогу быть, — это нечто вроде милой куколки, которая дает людям то, о чем они просят.

— Вы и со мной это делаете?

— Нет. — Она быстро и почти испуганно взглянула на меня, пытаясь прочесть выражение моего лица. — Нет, конечно, нет.

— Это искренний ответ или ответ, который должен быть мне приятен, правильный ответ?

— О, я… я не знаю. Вы меня пугаете. Я не думала о такой ситуации — с вами, здесь.

— С чего бы вам здесь быть другой?

— Ну, я… Я… Может быть, иногда да.

— Может быть, правильный ответ, такой, какой мне приятно услышать именно сейчас, состоит в том что вы иногда так себя ведете.

— О, я не хочу, чтобы вы так говорили. Я действительно не знаю, что сказать. Я понимаю, что вы имеете в виду, но…

— Луиза, вы сейчас юлите, потому что полностью вне себя. Вы думаете о том, что я сказал, и пытаетесь понять, правда ли это, но вы также пытаетесь угадать и мои намерения, а также то, какого ответа я от вас ожидаю, и…

— Да. — Она начала плакать, но с усилием продолжала. — Да, я это делаю, именно так, как вы сказали. Я пытаюсь понять, почему вы внезапно перенесли проблему прямо в наш разговор… так что… О! Я и здесь должна это делать. О, я ненавижу это! Действительно ненавижу!