И тут же ахнула: обжигающий комок снега расплющился об её лицо и залепил глаза. Пока Лебедяна отряхивалась, Злата заходилась в звонком хохоте, прыгая и размахивая руками.

– Ну-ка, Иволга, отомсти этой егозе за госпожу, – шутливо обратилась княгиня к ближайшей дружиннице.

В девочку полетел целый град снежков, и она со смехом бросилась наутёк, но скоро споткнулась и шлёпнулась в сугроб.

– Ну что, получила? Получила по заслугам? – веселилась Лебедяна.

Вытащив Злату из сугроба, она закружила её на руках, окрылённая тугим, переполняющим сердце восторгом. Ноги подкосились не то от счастья, не то от тяжёлой зимней слабости, и княгиня вместе с дочкой сама рухнула на пышную снежную постель. Злата хохотала взахлёб, бултыхалась и взрывала холодную белую пыль вокруг себя, а кошки-охранницы с детским задором швыряли снежками друг в друга. Только Искры рядом не хватало… Стряхнув снег с бровей, Лебедяна подавила в груди вздох.

Студёной рекой тянулась вереница сумрачных дней, пока однажды утром они не проснулись от слепящего света, лившегося в оконца. Злата тёрла слезящиеся глаза и радостно прыгала:

– Солнышко! Солнышко вернулось! Тётя Искра его спасла!

Отвыкшим от света глазам было невыносимо больно смотреть на горный снег, и Лебедяна с дочкой вышли под расчистившееся небо только через пару часов. Ветер приносил тонкий, щемяще-пронзительный, еле различимый дух весны, гладя щёки княгини с нежностью лепестков кошачьей белолапки [32], и слёзы катились горячими ручейками.

– А скоро тётя Искра вернётся? – прозвенел голосок Златы.

– Скоро, счастье моё, – вздохнула Лебедяна, прижимая дочку к себе и подставляя закрытые веки поцелуям соскучившегося по земле солнца.

Ожидание пело натянутой струной, а светлое небо пророчило близкую встречу. Хрустальные бусины дней нанизывались на нить радости, и Лебедяна вздрагивала от каждого стука и скрипа, выглядывая в окошко: не Искра ли это возвратилась? Когда порог домика переступила княгиня Лесияра, сердце Лебедяны горестно дрогнуло: никогда прежде она не видела свою родительницу такой постаревшей. Цвет спелой ржи в прядях её волос вытеснила мертвенная изморозь седины, а в улыбке сквозила усталость.

– Ну, как вы тут, мои родные?

Лебедяна бросилась в раскрытые объятия Лесияры и прильнула к холодным пластинкам брони на её груди, а повелительница женщин-кошек подхватила на руки подбежавшую внучку.

– Всё, мои девочки, всё закончилось. Войне конец, – ласково шептала она, целуя обеих. – Нам осталось совсем немного – выпроводить навиев восвояси.

Один-единственный вопрос горел в сердце Лебедяны, и Лесияра прочла его в глазах дочери.

– Уже совсем скоро Искра вернётся домой, – улыбнулась она. – Но можно устроить ей и отпуск на пару деньков, чтоб она могла с вами повидаться.

– Благодарю тебя, государыня. – Лебедяна прильнула головой к плечу родительницы.

Принесла белогорская княгиня и скорбную весть. За возвращение в небо солнца пришлось заплатить очень высокую цену: в четвёрку, пожертвовавшую своими жизнями при закрытии Калинова моста, вошла Светолика. Благодаря ей Злата сейчас подставляла личико солнечным лучам, сидя у окошка, и в груди Лебедяны гулко отдалось эхо пронизывающей боли, а горло на несколько мгновений стиснулось в незримой удавке.

– Сестрицы Светолики больше нет… Ты возлагала на неё такие надежды, государыня, – смахивая слёзы, сдавленно пробормотала она. – Светолика была рождена, чтобы стать правительницей Белых гор… Такая умница, такая труженица! Это несправедливо!

– Так распорядилась судьба, – вздохнула Лесияра. – Я хотела пойти вместо неё, но… Обстоятельства неодолимо сложились против этого. Судьбу не обманешь.

– Что же теперь будет? – Горечь дурманным зельем разливалась в крови, и яркий свет дня для Лебедяны померк, а все слова сыпались пустой, глупой, ненужной и неуместной шелухой.

– Огнеслава справится, – молвила Лесияра, улыбаясь с тусклым, усталым прищуром.

– Честно говоря, не представляю её себе на белогорском престоле, – вздохнула Лебедяна. Нужно было хоть о чём-то говорить, чтобы обжигающе-ледяная сосулька скорби, вонзившаяся под сердце, понемногу растаяла. – Ведь она же совсем далека от государственных дел…

– Ум и способности у Огнеславы не хуже, чем у её сестры. – Лесияра подошла к окну, снова подхватила Злату на руки и с нежностью потёрлась носом о её щёчку. – Надо их только направить в нужное русло. Ничего, втянется. Всё будет хорошо, дитя моё.

Она не осталась на обед: дела звали. Лебедяна поставила на стол ещё горячий рыбный пирог, отмякший под подушками, и созвала телохранительниц; щедро отрезая куски и подавая их кошкам, она улыбалась в ответ на их почтительные поклоны, а её душа была сдавлена весенним льдом, словно холодная река. Хотелось плакать от прозрачности воздуха и светло-зеркальной выси неба, оплаченной четырьмя жизнями, в том числе и жизнью сестры. Кусок не лез Лебедяне в горло, и она, очистив для дочки ломтик рыбы от костей, выскользнула из дома.

Как она могла отблагодарить самоотверженную Четвёрку? Некому уже было поклониться, припав к ногам и обняв колени, разве только пустить по ветру песню, чтобы та облетела всю землю и рассыпалась мерцающими слезинками. Эхо подхватывало голос Лебедяны на свои прозрачные крылья и уносило к небу, а в груди оседали блёстки утешительного инея.

Обернись, душа, белой птицею,
Стань подругою ветру-страннику,
Расчеши ему кудри буйные,
Жемчугами звёзд перевитые.
Расскажи, душа, рекам боль мою,
Да излей её всю до донышка:
Полной мерою я пила её,
Горькой мерою, неизбывною.
Ты рассыпь её по лесам-лугам,
Да по клеверу медоносному,
Припади, душа, грудью к травушке,
Сладких рос испей хмель предутренний.
Как мороз побьёт рожь несжатую,
Так и в косы мне иней просится.
Серебрится боль нитью белою,
Клюквой в снег уйдут губы алые.
Ты лети, душа, над вершинами,
Разыщи вдали поле бранное;
Упади слезой, снегом утренним
В неподвижные очи воинов.
вернуться

32

кошачья белолапка – вымышленное название белогорской разновидности эдельвейса