Шмыгнув носом, она прерывисто вздохнула.

— Мы с Эллиотом знакомы с детства. Имения наших родителей находятся по соседству. В Нортумберленде. Он много раз подавал прошение королю Генриху, умоляя его величество разрешить ему жениться на мне.

Лахлан нежно гладил руки Франсин, пытаясь успокоить ее. «Я бы с большим удовольствием свернул шею этому Личестеру. Однако сейчас не время изливать свою ненависть», — подумал он.

— Я это понял еще утром из вашего разговора с лордом Беддингфелдом, — сказал Лахлан и кивнул Франсин, чтобы она продолжила свой рассказ.

— Вечером, когда мы с Эллиотом танцевали, он сказал, что убьет вас. Он думает, что мы с вами любовники. — Слезы покатились по щекам Франсин, она вытерла их рукавом ночной рубашки. — Мне… следовало сразу предупредить вас, Кинрат, а не ждать до ночи. Из-за меня у вас появились враги. Простите меня, пожалуйста. Если бы сегодня с вами что-нибудь случилось, это целиком и полностью была бы моя вина.

Взяв руки Франсин, Лахлан поднес их к своим губам.

— Если бы меня убили, то виноват в этом был бы только я сам, — сказал он. — Потому что не смог дать достойный отпор нападавшему. — Он усмехнулся. — Не волнуйтесь, леди Уолсингхем, никого из нас не убьют. И Анжелика тоже будет жива и невредима. Я вам обещаю. Неужели вы забыли о том, что вас охраняю не я один? Все мои родственники готовы жизнь отдать за вас и вашу дочь.

— Вы говорите об этом с такой уверенностью, — прошептала женщина и наклонилась к нему. Лахлан почувствовал, как запах лаванды щекочет его ноздри.

— Потому что я знаю это наверняка, — ответил он, увидев в ее глазах сомнение.

Момент был настолько интимным, что, казалось, время остановило свой бег. Тишина, комната, освещенная свечой, полночь, их приглушенный шепот, ее ночная рубашка с высоким воротом, отделанная тонким кружевом, ее нежное дыхание на его лице… Все это навечно останется в его памяти.

Лахлан знал, что в старости будет вспоминать каждое мгновение этой ночи, переживая заново неимоверное счастье, которое ему довелось испытать.

Господь всемогущий, да он готов утонуть в ее прекрасных, полных слез глазах!

Украдкой посмотрев на него из-под опущенных ресниц, Франсин горестно усмехнулась:

— Я так и не поблагодарила вас за то, что сегодня вы, выиграв состязание лучников, спасли от провала наш спектакль.

Улыбнувшись в ответ, он сказал:

— Я все думал, когда же вы вспомните об этом.

— Кажется, я обещала поцеловать вас, лейрд Кинрат.

— Так все и было, леди Уолсингхем.

«Интригующее начало», — подумал Лахлан, наблюдая за тем, как она, плотно зажмурив глаза, тянется к нему губами. При этом ее руки по-прежнему лежали на коленях.

— Нет, я надеялся, что вы поцелуете меня по-другому, — сказал он, даже не пытаясь придвинуться к ней поближе.

Открыв глаза, Франсин удивленно посмотрела на него.

— Мне кажется, что именно я учредила эту награду, так что мне и определять, какой она должна быть.

— А мне кажется, что, поскольку эту награду заслужил именно я, то она должна мне понравиться, то есть оправдать мои ожидания.

«Как он ловко перевернул мои слова в свою пользу», — подумала она, недовольно поморщившись.

— Какой же у вас, однако, бойкий язык, милорд. Вы умеете добиваться своего.

— Мне это уже говорили.

Лахлан хотел сказать, что как-нибудь ночью он еще покажет ей, насколько бойким может быть его язык, но передумал. «Подождем немного и посмотрим, что эта непредсказуемая женщина будет делать дальше», — решил он.

Франсин напряженно вглядывалась в глаза великана-шотландца, пытаясь понять, можно ли ему доверять. И если да, то до какой степени. И вообще, насколько женщина может доверять мужчине?

Глядя на его мускулистые руки, украшенные татуировками, она вспомнила, что этот человек — пират. Его серьга с огромным рубином — такие украшения носили вожди языческих племен — поблескивала в мерцающем свете свечи. Широкая, без единого шрама грудь шотландца, покрытая густыми каштановыми волосами, которые образовывали нечто похожее на конус, вершина которого была скрыта под пледом, завязанным на его бедрах, выдавала в нем грозного, непобедимого воина. От него исходила мощная, чисто мужская энергия, и ею, казалось, была наполнена вся комната.

Франсин видела многих мужественных воинов. Однако Кинрат не был похож ни на одного из них.

В отличие от английских рыцарей, служивших при дворе Тюдоров, он не кичился своими подвигами, хотя молва о нем как о храбром воине распространилась по всей Европе. Его приезд в Англию тоже произвел фурор. Решительность, твердый характер и уверенность в себе шотландца вызывали уважение и восхищение мужчин. Причем всех, кому посчастливилось познакомиться с ним лично. А придворные дамы… Что же. Господь свидетель… они, позабыв всякий стыд, просто вешались на шею шотландскому графу.

Итак, она должна поцеловать его.

И он, похоже, не отступит и будет ждать своей награды хоть до второго пришествия.

Положив руки на плечи своему стражу, Франсин наклонилась к нему еще ближе. Его рыжевато-каштановые волосы, выбившись из косы, щекотали ее пальцы.

— Так лучше? — хриплым шепотом спросила она, испуганно вздрогнув.

— Намного лучше, — признался Кинрат. Он по-прежнему стоял неподвижно и, похоже, не собирался ей помогать.

Женщина вертела головой из стороны в сторону, выбирая удобную позу. «Я должна вручить награду так, чтобы это ему понравилось. А вдруг он подумает, что у меня нет совершенно никакого опыта в любовных делах?» — размышляла она.

Франсин решила, что нужно как можно скорее покончить с этим неприятным делом, и обхватила ладонями лицо Кинрата. Уколовшись о жесткую щетину, покрывавшую его подбородок, она с удивлением почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Собравшись с духом, женщина осторожно прижалась губами к его теплому, зовущему рту.

Воодушевившись его молчаливой покорностью, она обняла горца за шею и прижалась к твердой, мускулистой груди, желая выразить ему свою благодарность за то, что днем он так помог ей.

Его обнаженное тело пахло сандалом и кожей.

О Господи! Франсин всегда нравилось, как пахнет сандаловое дерево и кожа.

Чуть отстранившись от мужчины, она вздохнула и посмотрела ему прямо в глаза.

— Сегодня вы всем показали, что просто непревзойденно стреляете из лука, — прошептала она. Его губы были так близко, что она чувствовала его дыхание. — Некоторые считают, что это было похоже на чудо.

Не сказав ни слова, Кинрат наклонился и осторожно сжал губами нижнюю губу Франсин.

— М-м-м, вы знаете, что ваши губы пахнут медом?

— Конечно, — не отвечая ему, Франсин продолжала говорить о прошедшем дне, — мне тоже пришлось поверить в это. Ведь я собственными глазами видела, как все двадцать стрел попали в центр мишени.

Не говоря ни слова, он притянул ее ближе и начал целовать. Его, похоже, больше интересовала награда, чем рассуждения о его успехах в стрельбе из лука.

Франсин снова отстранилась и попыталась заглянуть в глаза шотландцу, чтобы найти разгадку этой тайны.

— В общем, ваше мастерство кажется просто… волшебным.

— Я чувствую только то волшебство, красавица, которое происходит сейчас в этой комнате, — сказал Лахлан и хрипло засмеялся.

Сидевший до того на корточках, он выпрямился и встал перед леди Франсин. Обхватив руками ее маленькую, округлую попку, горец поднял женщину вверх и посмотрел на нее глазами, полными восхищения.

Длинные локоны, закрывавшие ее изящные плечи, выразительные глаза, которые смотрели на него с удивлением и восторгом — ее, видите ли, поразило то, как он мастерски стреляет из лука, — белоснежная ночная рубашка, вздувшаяся, словно парус… Да она — олицетворение женственности и нежности!

Она — Афродита, Афина, Изольда, Елена…

Эта упрямая и норовистая англичанка, которую он держал в своих руках, воплощала все, о чем только мог мечтать мужчина.

И это не иллюзия. Все было настолько реально — до боли, до дрожи, — что Лахлан просто боялся дышать.