Баюкая Джанну на руках, как младенца, он раздумывал, куда бы ее уложить. Самым удобным местом ему показалась собственная кровать. Там она сможет спокойно проспать до самого утра. Он укрыл ее, подоткнув простыню ей под подбородок. Переодевшись, Ник прихватил подушку и отправился в гостиную, чтобы скоротать эту ночь на диване.

Проходя через спальню, Ник увидел, что Джанна успела сбросить простыню. Кулон в форме соколиной головы отражал лунный свет, рассылая лучики по всей комнате. Ник подошел ближе, привлеченный безмятежностью ее позы. Во сне лицо Джанны больше не портила маска сдержанности, которую она никогда не снимала. Сейчас она показалась ему почти что хорошенькой: вздернутый носик, нежная линия щек. Приоткрытые губы источали чувственность.

Ник спохватился. Что ты себе, позволяешь? Он поспешно ретировался в гостиную, где плюхнулся на диван. Разве его может притягивать леди Джанна – напыщенная интеллектуалка, назвавшая щенка в честь каких-то дурацких развалин и в, придачу замужняя? Он сказал себе, что просто распалился. Его приведет в нормальное состояние работа. Однако сцену у крепостной стены он никак не мог забыть.

Там он потерял от Джанны голову и едва не овладел ею стоя – прямо в том самом месте, где рыцари когда-то кипятили свое чертово масло! Что на него нашло? Все дело было в обворожительной улыбке и в глазах размером со штат Техас, которые смотрели на него так, словно впервые его видели. На мгновение эхо прошлого всколыхнуло в нем чувства, которые он считал навсегда умершими. Он воображал, что не безразличен ей, а оказалось, что она просто пьяна и рада любому мужику, подобно всем другим женщинам, промелькнувшим в его жизни.

Многие из них изъявляли желание переспать с Ником, но по-настоящему любила его всего одна.

– Вечно у тебя содержимое штанов перевешивает башку! – надрывался Большой Тони, не щадя сон призраков «Безмолвного города».

Керт отмалчивался. Он уже много лет тому назад взял за правило не мешать отцу выговариваться. На сей раз, впрочем, в глазах Большого Тони горела ненависть к сыну, которой раньше не замечалось.

– Зачем тебе понадобилось лапать Джанну? Так нельзя обращаться с приличной женщиной, тем более с леди. Теперь она к тебе и близко не подойдет.

Именно этого Керт и добивался. Он достаточно разбирался в великосветских англичанках, чтобы догадаться, что леди Джанна Атертон Пемброк отвергнет любого мужчину, даже самого неотразимого, если тот проявит в отношении ее грубость. Не появись Дженсен, Керт повел бы дело так, что Джанна никогда не подошла бы к нему и на пушечный выстрел. Он, правда, не ожидал, что Большой Тони станет подглядывать за ним через это проклятое египетское зеркало. Папаше полагалось в это время фамильярничать с президентом Мальты, а не шпионить за сыном.

– Думаю, мы теперь сможем завладеть акциями Дженсена, – сказал Керт наконец в свое оправдание.

– Откуда такая уверенность?

– Ронда говорит, что Дженсен у нее на крючке.

Большой Тони недоверчиво фыркнул, а потом заявил:

– Я не успокоюсь, пока под мой контроль не перейдут отели Пифани Кранделл. Первый раз в жизни у тебя появилась возможность помочь мне, но ты все испортил.

Керт ощетинился и вопреки обыкновению не стал этого скрывать.

– Я сумею отнять у Дженсена акции, вот увидишь.

– Уйди с глаз долой! – махнул рукой Тони, и Керт поспешил к двери, предвкушая ночь в объятиях Ронды. – Погоди. Не забудь о дополнительной информации насчет Дженсена. Я хочу знать о нем буквально все с момента появления на свет.

Джанна с трудом очнулась, ощущая тошнотворное головокружение и отвратительный металлический привкус во рту. Луна светила ей прямо в лицо, однако все помещение тонуло в темноте. Джанна повернула голову и поняла, что подушка принадлежит не ей: слишком тверда, чтобы быть набитой гагачьим пухом. Слабый аромат, исходящий от белья, напомнил ей имя: Ник Дженсен!

Еще в первую ночь, когда произошла досадная ошибка, она учуяла этот исходящий от него лесной дух. Так же пахло и в его машине. Этот же запах преследовал ее, когда Ник поспешно выводил ее из ворот замка. Она наслаждалась им, целуя его. Целуя?! Она рывком села и едва не потеряла сознание от головной боли. Она спала в его постели. Боже, только не это!

Она огляделась, привыкая к темноте. К счастью, хозяина кровати рядом не оказалось. Она провела руками по телу и удостоверилась; что одета. Значит, ничего не случилось. Или случилось? Она упала на подушку и попыталась все как следует вспомнить.

Облик Ника, тепло его тела, сила его рук... Она зажмурилась. Он целовал ее, целовал долго, страстно, его поцелуи обещали больше, гораздо больше... Ничего подобного, он не целовал ее; теперь память приобрела отчетливость: она сама набросилась на него с поцелуями. Она прижималась к нему, буквально вынудив его целоваться...

В точности как проститутка. Однажды они с Уорреном забрели на Стрейт-стрит, в мальтийский квартал «красных фонарей», где проститутки занимались своим ремеслом еще со времен крестоносцев, если не раньше. Они набросились на Уоррена, совали ему под нос срои обнаженные груди, бесстыдно терлись об него. Точно так же она, Джанна, пристала накануне вечером к Нику...

Зачем? Ведь она даже не может сказать, что он ей нравится. Видимо, все дело в акциях. В ее захмелевшем мозгу произошло короткое замыкание, и она таким способом попыталась добиться своего. До чего же надо было набраться, чтобы применить в качестве тарана собственное тело! Ник мог сделать своей любую красивую женщину по собственному вкусу – хотя бы ту же Ронду. У Джанны был всего один способ завладеть его акциями – с помощью денег.

Она попыталась вспомнить, сколько вина выпила. Не больше одного бокала! От такого количества невозможно захмелеть. Горечь во рту напомнила ей о странном привкусе, бывшем у вина, предложенного ей Кертом Бредфордом. Неужели он что-то в него подмешал? Снотворное или половой стимулятор? Но опять же зачем? У богатых красавчиков, подобных Керту, не бывает трудностей с женщинами.

Ей стало нехорошо. Она опозорилась с Ником, а ведь могло случиться и хуже. Если бы судьбе не было угодно прислать Ника ей на выручку, снадобье подействовало бы на нее при Керте, и она уступила бы его посягательствам. О боже! Джанна уставилась в потолок, сгорая от стыда. Судя по ее недавнему поведению, у нее отказали все тормоза. Ведь еще вчера днем она готова была биться об заклад, что никогда в жизни не станет целовать Ника Дженсена.

Где Ник? Нет, ей это совершенно все равно. Ей хотелось одного: быстренько исчезнуть до его появления. Он никогда не поверит, что самоуверенный красавец типа Керта станет добиваться женщины с помощью какого-то снадобья. Ник примет это за неудачное оправдание ее вчерашнего безумия.

Она соскочила с кровати и нащупала на полу свои туфли на высоких каблуках. Схватив их, она увидела на комоде свою сумочку, а рядом с ней – большую фотографию в серебряной рамке, на которую падал лунный свет. С фотографии на нее смотрело удивительно красивое женское лицо в обрамлении длинных темных волос. Джанна прошла на цыпочках по каменному полу гостиной, направляясь к двери.

– Ты куда?

Она замерла, ухватившись за медную ручку, радуясь, что в темноте не видно выражения ее лица.

– К себе. – Она была готова броситься наутек, но мысль о вожделенных акциях заставила ее убрать руку от двери. Если она потеряет лицо сейчас, то как потом смотреть ему в глаза? Джанна остановилась. У нее за спиной зажглась лампа.

Она медленно повернулась и обнаружила Ника сидящим на диване с Таксилой на коленях. На нем были обрезанные джинсы, густые волосы взъерошены, выражение лица не поддавалось расшифровке. Она вдруг поняла, что Нику чаще свойственно улыбаться – не щемящей улыбкой, при которой на щеке появлялась ямочка, а просто для того, чтобы создать комфорт собеседнику. Она дорого бы дала, чтобы увидеть сейчас его улыбку.