— А ты, оказывается, профессионал по сну, — сказал Романов, сделав свое дело и принимая от доктора чашку кофе. — Полетишь с нами?

— А разве вы уже прилетели? — задал я не самый умный в своей жизни вопрос.

Романов усмехнулся, и я, окончательно проснувшись, оделся и стал умываться.

ЛИ-2, оказывается, прилетел поздно вечером, экипаж уже отдохнул, и бортмеханик разогревает двигатели.

— Профессионал… — допивая кофе, проговорил Романов. — Из самых отпетых — с храпом.

— С настоящим профессионалом вас мог бы познакомить Павел Петрович Бирюков, — поведал я, присаживаясь к столу. — По сравнению с его радиотехником я жалкий подготовишка. Летят самолеты, нужна связь, а этого парня не поднять, ни на какие воздействия не реагирует. И Бирюкова озарила идея: вытащил его в спальнике на свежий воздух и вытряхнул на снег.

И что же? Вы не поверите, но парень мгновенно проснулся: видимо, соприкосновение теплого тела со снегом каким-то образом влияет на центральную нервную систему… Сколько точек сделали, Илья Палыч?

— Намек понял, — кивнул Романов, — на точке 34 не были. Еще кофе, Леня, да покрепче, я сегодня не в лучшей форме, а день предстоит интересный. Будем летать над районом, где когда-то дрейфовала моя СП-8. Приятно вспомнить.

— Ее, кажется, довольно сильно ломало, — забросил я удочку.

— Ну, в этом смысле «восьмая» не одинока, — отозвался Романов, — на сегодняшний день — я ведь статистику веду, мне закономерности уточнить нужно — на дрейфующих станциях было 773 разлома. На восьмой в самом деле досталось крепко… Ты завтракай, у нас всего двадцать минут в запасе, потом запишешь, если надо. В полярную ночь началось сжатие, льдину быстро обкорнало, торосы проглотили магнитный павильон, дизельную, сидели в темноте, задействовали только движок для радиостанции. Каждый час радировали, докладывали ситуацию; Павел Афанасьевич Гордиенко посоветовал: «Используйте опыт всех предыдущих станций». А как его используешь, если так еще никого не ломало? Вал торосов скушал кают-компанию, подступил к радиорубке, но, Олег Брок до последнего отбивал морзянку; мы выскочили, когда стену продавило. На сутки связь прекратили, пока не задействовали радиостанцию на АН-2, который еще весной разбился при посадке. Доложили, что остались на льдине площадью 160 на 80 метров, живем в двух оставшихся домиках. Вылетели к нам на АН-2 Трешников и Виталий Масленников, «Дед Мазай» по прозвищу — в здоровых валенках ходил. Покружились они над нами, Трешников говорит: «Романов, вокруг тебя на сто километров сесть некуда, сплошь битый лед». Кое-как оборудовали полоску, набросали в трещины всякое тряпье, ветошь, засыпали снегом. Масленников исхитрился посадить «Аннушку». Трешников утвердил план эвакуации — восемь рейсов (нас было десять человек и оборудование), но поднялся в воздух, увидел, что снова началось сжатие, и сократил до трех рейсов. Когда делали последний рейс, посмотрел — от нашей полоски рожки да ножки остались… Впрочем, легких станций не было; твоему Васе Сидорову тоже досталось, и Юре Константинову на четырнадцатой, да и многим другим… Ну, готов? И мы пошли на посадку.