— Минутку! — крикнула Шелби, поправляя чалму на голове и простыню, которой обмоталась после душа.
Она приоткрыла дверь и увидела улыбающегося Куинна.
— Привет! Бренда позвонила и сказала, что тебе нужен рыцарь в сияющих доспехах. Я готов.
Первым побуждением Шелби было захлопнуть дверь у него перед носом. Это длилось не более двух секунд, потому что он все-таки был ей нужен, и она это понимала, Шелби открыла дверь.
— Это из-за Принцессы. Она поймала мышь и не отпускает ее.
— Знаю. — Куинн старался смотреть на кошку, но видел только Шелби. Под одним полотенцем скрывались дивные светлые волосы. Под другим… много всего, о чем лучше сейчас не думать. .
— Где Бренда держит кошачий корм?
— Не… под раковиной, наверное. А что?
— Потому что Принцесса сытая кошка. Сытые кошки мышей не едят. Они с ними играют. Что Принцесса и делает. Играет с мышкой.
— Это же отвратительно. — Шелби поежилась и внезапно вспомнила, что под купальной простыней, закрывавшей ее лишь от груди до колен, на ней ничего нет. — Я… я принесу кошачий корм.
Две минуты спустя Принцесса поедала индюшачьи и гусиные потроха, мышь была выпущена на волю позади дома, а Куинн стоял в коридоре, снова стучась в квартиру Бренды и размышляя о том, какой награды в наши дни можно ожидать за спасение мыши.
— Я подумал, что надо зайти и сообщить тебе. Могучий мышонок не умер, он просто прикидывался дохлым. Он остался жив и еще не раз проберется сюда.
Шелби неуверенно улыбнулась.
— Не умер? О, как же приятно это слышать. Я, конечно, не в восторге от того, что по квартире разгуливают мыши, но и не хотела, чтобы он погиб. Спасибо, Куинн. Большое спасибо. Ну, мне пора одеваться, так что…
Она собралась закрыть дверь, но он уже выставил руку, не давая ей это сделать.
— Я хотел извиниться за то, что не повидался с тобой вчера, хотя сказал, что приду.
Шелби поискала какой-нибудь ответ и остановилась на словах, которые как-то слышала от Табби:
— Пустое, Куинн, не переживай. Ну а теперь мне действительно…
— Это из-за Гарри. Вчера он был в жутком состоянии, — продолжал Куинн, удерживать дверь. — Думаю, ты знаешь, что они с Брендой поссорились? Во всяком случае, я отвез его на игру в Филадельфию, чтобы он не ухудшил ситуацию.
Шелби отступила на шаг и, прищурившись, посмотрела на Куинна.
— Ты увез его? Мне вчера весь день пришлось возиться с Брендой. Она поедала все, что попадало в поле ее зрения. И все из-за того, что ты решил, будто Гарри не стоит с ней видеться или говорить. Тебе не следовало вмешиваться, Куинн.
— Правильно, — согласился он, проходя мимо Шелби в гостиную. — А тебе, Шелли? Гарри сказал мне, что всегда звонит Бренде после ссор и они проводят ночь у телефона, обсуждая свои проблемы и решая их. Только вот в субботу вечером она не отвечала на его звонки. Почему, по-твоему, она не отвечала на звонки в субботу вечером, если за последние двенадцать лет сложились именно такие правила игры?
— Понятия не имею. — Шелби потупила глаза. — Ну ладно, я вмешалась. И ты тоже. Но кто-то же должен вмешаться и положить конец этой глупости. Они любят друг друга, Куинн, они действительно любят друг друга. Но оба каждый раз привычно реагируют на привычные стимулы, продолжают дергать за те же ниточки, получая ту же самую реакцию, и они так и будут помолвлены, пока им не исполнится по восемьдесят шесть лет.
Куинн закатил глаза.
— Стимулы. Ниточки. Реакция. Я так и слышу лекцию психоаналитика.
Шелби подтянула купальную простыню повыше над грудью.
— Ну и что? Я права, и ты это знаешь. Старуха губит их, но вместе с тем Бренда позволяет ей это делать, и Гарри — тоже.
— А ты хочешь все изменить, да?
Шелби пожала плечами, избегая встречаться с ним взглядом.
— Возможно. А что ты собираешься делать, кроме того, что возить Гарри на бейсбол?
Куинн приблизился к ней и улыбнулся.
— Ничего. — Он покачал головой. — Я вообще ничего не собираюсь делать. Вчера я увез Гарри, чтобы дать ему время подумать о том, что он делает, может, даже посмотреть на проблему под другим углом. Сейчас он размышляет над дюжиной роз. Другими словами, ему предстоит пройти долгий путь, но он пытается. И я предлагаю тебе тоже отойти в сторону, Шелли. Люди не любят, когда кто-то вмешивается в их жизнь, даже из лучших побуждений.
Шелби вспыхнула, потому что его замечание напомнило ей о бегстве от всех тех людей, чьи лучшие побуждения так долго разрушали ее жизнь.
— Полагаю, ты прав.
Куинн подошел еще ближе, пальцем приподнял ее подбородок.
— Кроме того, мне кажется, у нас самих есть в чем разобраться, а?
— Я… я не знаю, о чем ты говоришь, — солгала Шелби, чувствуя дрожь в ногах.
— Нет, знаешь, Шелли, — негромко промолвил Куинн. — Потому что между нами кое-что происходит, и мы оба не хотим оставить это без внимания. Главные вопросы сейчас — почему мы это чувствуем и что нам с этим делать. А теперь я хочу поцеловать тебя.
Она облизнула внезапно пересохшие губы, выдав тем самым свое состояние, но на него это оказало совершенно неожиданное впечатление. Куинн почувствовал себя смелее, еще больше захотел попробовать ее губы на вкус.
— Шелли? Можно поцеловать тебя? Пожалуйста!
Это подействовало. Колени у нее подогнулись. Она чуть не упала на него, когда он положил руки на ее голые плечи и наклонился к ней. Она видела только черноту его волос, блеск ярко-серых глаз, слабую улыбку на губах. А потом ее веки сомкнулись, и она отдалась ощущениям, которые к зрению никакого отношения не имели.
Его нежный поцелуй ничем не напоминал их первый, субботний. Куинн целовал Шелби так, словно вообще не спешил, как если бы впереди у него был целый день, чтобы целовать ее, пробовать на вкус, вкушать ее сладость, сводить с ума безудержным желанием.
Его пальцы лежали на плечах Шелби, впивались в кожу, которую она смягчила лосьоном для тела, и Куинн почувствовал, как ее руки обвились вокруг него, дотянулись до плеч, притягивая ближе. Ближе.
Шелби принадлежала ему, готовая брать и отдавать. Ласковая и податливая, она горела внутренним огнем, который охватил Куинна от груди до бедер, когда он прижал к себе Шелби, а ее рот раскрылся навстречу его губам.
Куинн поднял голову, посмотрел на ее закрытые глаза, влажные губы — и поцеловал снова. Он хотел целовать Шелби, пока не погаснет последняя звезда и не померкнут навсегда небеса.
Куинн жаждал обнимать Шелби, любить, обладать ею. Он чуть отстранился, нашел узел купальной простыни и начал развязывать его. Никогда еще движения Куинна не были такими неуверенными. Но в то же время он не помнил в своей жизни ничего другого столь же важного.
И тут зазвонил телефон.
Он прервал поцелуй, прижал Шелби к себе и прошептал, уткнувшись в ее волосы:
— Не отвечай. Представь, что он не звонит.
Она, прижалась к нему, позволяя покусывать себя в шею, но на шестом звонке оттолкнула его, тихо пробормотав: «Извини, Бренда отключила автоответчик», и подошла к телефону.
— Алло. Бренда? Что? — Шелби обернулась и посмотрела на Куинна, который с трудом восстанавливал обычный ритм дыхания. — Ах да! Куинн зашел, а мышь спасена, Про… прости, что не перезвонила тебе, но Куинн все еще здесь и… Да, можно и так сказать. Нет, все нормально, правда. Я не сержусь, что ты позвонила, честно. Что? Когда? Сколько роз? — спросила она, посмотрев на Куинна, подняв руку и словно говоря: «Прости, но она продолжает».
— Все нормально, Шелли, у меня есть дела, — сказал Куинн уже на пути к двери. Нужно либо уйти, либо овладеть ею. Только так, по-другому не получится. Даже если он до сих пор не сказал Шелби правды, даже если в тот момент, когда он признается во всем, она влепит ему пощечину и прикажет убираться к черту.
Может быть, позже. Может, сегодня вечером. Может, он скажет Шелби сегодня вечером, а там уж будь что будет. Этим вечером, пока он не увяз слишком глубоко, пока они оба не увязли слишком глубоко. Если уже не увязли.