Вот ты и проболтался! Значит, есть ещё в Азербайджане наши войска! Есть ещё! Соврал ты тогда, ваше генеральство! Соврал! Гражданин соврамши! Есть куда бежать! Есть куда отступать!

— Ладно, идём покажете, чему научили! — он пошёл на выход, потом остановился, резко повернулся на каблуках и, глядя мне в глаза, сказал зло: Ну, смотри, если вы здесь дурака валяли, стрелять поверх головы не будем!

Когда выходили, нас оттолкнул мулла и шепнул на бегу:

— Молитесь своему Иисусу, посмотрим, как он вам поможет! Хе-хе!

Мы пошли позади всей свиты. Вся эта свора презрительно смотрела на нас. Наверное, уже списали со счётов! Поторопились, однако, сволота, ой поторопились. Виду мы не подавали. Но волновались. Врать не буду, волновались очень, курили непрерывно. Благо, что у свиты были хорошие сигареты, которые мы «стреляли» безбожно, опустошая все запасы. Ничего, не обеднеют.

Весь батальон уже сосредоточился в районе стрельбища. Было установлено новое мишенное поле. Начала стрелять первая рота. Упражнение было простое. Стреляли уже не поодиночке, а по десять человек. Все отстрелялись быстро и уверенно. Гусейнов поначалу сам бегал смотреть, но потом перестал. Бегали шавки из своры сопровождения.

Потом перешли к более сложным упражнениям. Такого, чтобы они попадали точно в центр самодельных мишеней, конечно, не было, но в саму мишень попадали. Гусейнову это понравилось.

Он сам взял автомат, встал спиной к мишени, по команде развернулся, сделал выстрел в мишень, установленную на расстоянии ста метров, а затем в мишень, установленную на сто пятьдесят метров. Обе мишени были поражены. После этого он загнал на выполнение данного упражнения всю свою свиту. Никто из них не смог повторить командирского достижения.

Пытались всучить автомат мулле, но тот отбрехался, что, мол, его оружие — это слово. Оставили в покое. А жаль, я бы с удовольствием посмотрел, как он обделается, фанатик хренов!

Потом пришла очередь Модаева, он пытался улизнуть с первой ротой, но не тут-то было. Его вернули и заставили стрелять. Ни фига! Не смог Серёжа-Иудушка выполнить упражнение, которое выполняли его бойцы! Как в Красной армии был он чмо, так и в другой армии останется чмырем!

Потом Гусейнов посмотрел, как первая рота умеет окапываться. Для усиления эффекта, и чтобы не было скучно свите, по приказу Гусейнова его телохранители стреляли поверх голов окапывающихся бойцов и перед ними. Это они умеют, страх нагонять!

Скорость окапывания возросла до невероятной! И вся отрываемая каменистая земля не раскидывалась, как во время учебных занятий, а укладывалась впереди себя на бруствер.

Свита отчаянно веселилась, глядя на это зрелище. Вас бы, толстопузов, заставить окапываться под пулями, я посмотрел бы на ваши глаза с расширенными от ужаса зрачками!

Гусейнов был строг, он внимательно смотрел, как окапываются его люди. Когда были оборудованы окопчики, он лично взял автомат и стрелял по брустверу, прямо перед лицом у ошалевших от страха ополченцев. Ни один из проверенных брустверов пуля не пробила.

Те, кто прошёл эти испытания, откапывали эти пули и вешали их себе на цепочке на шею. Старая армейская и бестолковая примета, что это, мол, та самая пуля, что была отлита для тебя.

Потом была маскировка на местности, что тоже понравилось Гусейнову. Устройство засады, отражение нападения колонны при попадании в засаду. Все это очень понравилось и самому командующему народно-освободительной армией Азербайджана и его прихлебателям. Только наш батальонный мулла-комиссар ходил мрачнее тучи.

Модаеву тоже досталось по первое число. Он ходил и косился на нас. Нечего косится! Если собираешься воевать за свою новую Родину, так научись выживать на войне!

Не было у него моего командира курсантской роты майора Земова! Это благодаря его науке мы сдали с Витьком экзамен. Как я тебя ненавидел и боялся, майор, так сейчас благодарен той науке, которую ты вбивал в нас с потом, кровью, страхом, превозмогая себя, через «не хочу» и «не могу»!

К нам подошёл Гусейнов. Мы стояли и курили. Подопечные сдали экзамен. Это было видно. Гусейнов был доволен.

— Ну, спасибо! Порадовали!

— Так и нас тоже надо порадовать!

— Просите чего хотите!

— Отпусти!

— Ну, нет. Вот когда закончится эта война, вот тогда и отпущу. А сейчас вы будете с этим батальоном до конца.

— Нам что, погибать на вашей войне?

— Она теперь не только наша, но и ваша. Как научите людей, так и домой поедете. Если они все погибнут, то и вы с ними, а если придёте с победой — скатертью дорога на все четыре стороны!

— Тьфу!

— Ты чего плюёшься! Это очень некрасиво плеваться в присутствии своего генерала.

— А ты не мой генерал!

— Я твой начальник.

— Ты мой главный мучитель! Мы обучили людей всему, что знали сами, и что взамен? Идти под пули на чужой войне, за чужую землю. Это ведь не русская земля. Мне в Сибири её, знаешь, как хватает! Во! Жизни не хватит всю её обойти! А здесь? Одни сплошные горы! Разве это земля? И её так мало, что на машине пролетишь за два часа и не заметишь! Тьфу! Надоело!

— Ну что ты, Олег, распереживался! Скоро мы закончим всю эту войну, и поедете домой! Денег вам дадим, машины подарим!

— Это мы уже слышали много раз. На фига козе баян?

— Я все сказал! Пока война не закончится, будете с этим батальоном! — и тут же смягчился: — Я вам там подарки привёз. Охрана принесёт!

— Консервированная свобода?

— Не шути так. Да, кстати, с сегодняшнего дня вам будут платить по двойному тарифу, как инструкторам.

— Спасибо, барин! — Витька дурашливо поклонился. — Век твоей доброты не забуду.

Мы пошли в свою медсанчасть. По дороге отчаянно матерились, обсуждая происшедшее. Наши охранники безмолвно ступали сзади, как тени. Скинули обувь, упали на кровати. Снова навалилась бешеная усталость. Мы не дети и понимали, что даже если сделаем «зеленных беретов» из этих ополченцев, все равно нас никуда не отпустят. Но надежда умирает последней!

Раньше ещё были мысли, что нам удастся выбраться после этого «курса молодого бойца». Не удалось! И что теперь делать? Только побег! Больше ничего! А как без документов? Значит, нужно добраться до сейфа комбата. А если их там нет, что дальше? Слишком много «если», даже очень много! Что делать?

И поговорить толком нельзя, охрана рядом, даже слишком рядом. Хоть мы и достигли с ними нейтралитета, всячески демонстрируя им свою лояльность и нежелание бежать, но их на мякине проведёшь!

В дверь постучали. Вошёл один из охранников, занёс коробку.

— Что это?

— Командующий просил передать в качестве благодарности за обучение личного состава.

— Ставь сюда. А что там?

— Не знаю.

— Ну, открывай, посмотрим.

В коробке оказалось две бутылки водки московского производства, пара баночек с красной и чёрной икрой, копчёная колбаса, шоколад, бритвенные станки, мыло, шампуни, и прочая дребедень. Не было самого главного — не было свободы! Какой угодно, пусть даже консервированной.

— Типичный продуктовый набор к празднику 7 Ноября! — прокомментировал Витя содержимое коробки.

— Что стоишь? Помогай накрывать на стол! — это я охраннику.

Он позвал второго охранника, сбегал в столовую за хлебом, все это хозяйство открыли, порезали и начали выпивать и закусывать.

— Водка, конечно, хорошо, но как хочется дома, под солёный огурчик, картошечку отварную, под сальце! — Витя мечтательно откинулся на кровати, дожёвывая бутерброд с икрой после первой стопки водки.

— Не томи душу, Витя!

— В другой бы раз радовались, если бы принесли домой все это богатство. А сейчас оно в рот не лезет!

— Что ты заладил. Дом, дом, дом! — я начинал психовать. И так на душе муторно, а он ещё кота за хвост тянет, козёл!

— Не злись, Олежа! Все пройдёт!

— Что пройдёт? Война пройдёт? Жизнь пройдёт? Правильно, все пройдёт! Все абсолютно пройдёт! У меня родится сын и вырастет. А я буду здесь торчать! Буду здесь учить новых и новых партизан как лучше убивать своих бывших соседей! На хрена мне все это надо? Вот вы мне объясните! Все, кто здесь сидит, объясните, на хрена!!!