Пьяница, пошатываясь, шагнул было назад к двери, но храбрая хозяйка сурово погрозила ему скалкой. Мужик втянул голову в плечи, развернулся и побрел к боковой калитке в заборе. Мальчишки с улюлюканьем кинулись следом:

– Дядька Кудя господин, на носу горячий блин!.. Дядька Кудя дурак!.. Дурак-дурачок, завалился на бочок!!! – в широкую спину мужика полетела пригоршня овечьих орешков, высохших под прохладным осенним солнцем.

– От ить сорванцы! – трактирщик хохотал сочным басом, жена с подвизгиваниями вторила ему. – Дети, что с них возьмешь…

Учитель Доо, напряженно глядевший вслед пьянице, вдруг сорвался за ним.

– Подожди меня внутри, – бросил он на бегу. – Я скоро вернусь.

Я вручил поводья наших лошадок радушно улыбающемуся хозяину, поспешившему их принять и уже окликающему конюха, и, повинуясь приглашающему жесту хозяйки, вошел в просторный чистый зал.

Он напоминал скорее гостиную зажиточного дома: широкие доски пола натерты воском, камин облицован благородным гранитом, а на каминной полке выстроились в ряд резные слоники из сандалового дерева. Даже ажурная кованая решетка не столько оберегала от выскочивших угольков, сколько придавала изысканности этому средоточию уюта. Широкие окна задрапированы специально сшитыми шторами из дорогой ткани. Вдоль стен расположились низкие диванчики, приглашая к отдыху. Столы были небольшими и разномастными – будто попали сюда из комнат, украшенных в разном стиле. А вот расставленные вокруг столов совершенно одинаковые табуреты выделялись своей простотой и грубоватой надежностью – местный плотник заработал на этом заказе немало. Инородно выглядела и стойка, за которой хозяин продолжил протирать бокалы и кубки для вина – видимо, она появилась позже. Над стойкой золотилась табличка с выгравированной надписью: «Великому воину Текудеру от вечно благодарных земляков». И здесь не забыли героя... Так трогательно! Даже харчевня стала своеобразным мемориалом. Замечательные люди. Шустрые служанки с привычным проворством ликвидировали последствия недавнего сражения и с улыбкой подносили дополнительные дозы спиртного «от заведения» двум компаниям посетителей. За столами их было в общей сложности семеро, я подсчитал. Жестом отослал одну из девушек, порывавшуюся принять заказ: подожду наставника, куда торопиться?

Когда в зал вошел Учитель Доо, даже я, увидев его лицо, рефлекторно вскочил, чуть не опрокинув табуретку. А хозяин, его выглянувшая из кухни жена и поглощающие обед клиенты вообще вытянулись в струнку, как солдаты на плацу.

– Старосту сюда, – не повиноваться не представлялось возможным. Этот взгляд… голос… Судьба, что же настолько вывело наставника из себя?

Побелевший трактирщик шумно сглотнул, трясущимися руками снял фартук и, бочком обойдя Учителя Доо, выскочил на улицу. Наставник отрицательно мотнул головой в ответ на мое приглашение к столу, остался стоять средь зала, задержавшись тяжелым взглядом на посетителях. Если наставник остался стоять, значит, и мне сидеть не подобает. Мое место – за правым плечом, прикрывать его спину. Посланный за старостой хозяин вернулся быстро и немедленно юркнул за стойку, как бы отгораживаясь от нас этой хлипкой преградой.

– Сейчас они будут, – угодливо закивал он Учителю Доо – Подождите чуть-чуть, добрый господин… простите.

Староста появился как официальное лицо, с полным соблюдением протокола: его сопровождали четверо крепких мужчин, умело придерживающих ножны мечей, у распахнутых створок по их кивку встали местные вышибалы. Это был совсем не старый человек с располагающими чертами лица, ясным взглядом серых внимательных глаз, вежливой улыбкой, обнажающей ровные зубы. Осанка прямая, полная достоинства. Добротная куртка обтягивала широкие плечи, дорогие сапоги с накладками чуть припорошила пыль, на груди сияла чеканная пластина в форме полумесяца, изображающая летящих в облаках лошадей с рубиновыми глазами. Он уверенным энергичным шагом подошел к Учителю Доо и уже хотел заговорить с ним, но был остановлен взглядом, прикованным к пластине. Староста отшатнулся… но наставник молниеносным движением поймал украшение. Толстая цепь лопнула, как гнилая нить. Пластина глухо брякнула о столешницу, на которую бросила ее гневная рука.

– Все личное имущество героя Текудера – в зал. Все, до последней портянки! Жду недолго, не испытывайте моего терпения, – голос наставника был сдавлен, словно он последним усилием воли сдерживал себя. – С-с-стервятники.

Староста попятился… и, не сказав ни слова, поспешно вышел. Стараясь не привлекать к себе внимания, покинули обеденный зал и посетители. Непонимающе таращились на нас оставшиеся у дверей вышибалы, да трактирщик с женой о чем-то шептались в углу.

– Ждем, – наставник присел за ближайший стол. Тот самый, на котором поблескивала нагрудная пластина, сорванная со старосты.

Мы просидели так пару часов. Не сделав и глотка воды, не преломив хлеба под крышей обеденного зала, отсылая назад все подношения хозяев. У стола неуклонно росла куча вещей: дорогие доспехи, оружие из прекрасной стали в отделанных самоцветами ножнах и чехлах, конская упряжь, больше напоминающая произведения искусства… трактирщик, вполголоса командуя носильщиками-вышибалами, спустил с лестницы второго этажа тяжелый сундук. Шелковые и шерстяные одеяния, пламенеющие пожаром, мужские браслеты и нагрудники, перстни и пояса…

– Сложить все в переметные сумы, – было отдано распоряжение стоящим вдоль стены старосте и старейшинам деревни. Они уже давно там стояли, как-то незаметно появившись, но ледяной взгляд Учителя Доо не давал дозволения сесть. – Привести потомков Ягмира, – надеюсь, вы не забыли заодно и о наличии у Текудера коня? Навьючить поклажу.

– Что вы себе позволяе… – вернувшийся староста было вскинулся возмущенно, но был сдержан цепкой рукой одного из стариков, сопровождающих его на этот раз.

– Дай мне только повод, – прошипел Учитель Доо, зрачки его сузились. На мгновение лицо исказила гримаса ненависти… да он на грани! С трудом сдерживает себя. – Ради Судьбы, дай мне повод.

Старейшины, видимо, что-то почувствовали и, тихо переговариваясь, потянулись к выходу, волоча старосту за собой.

На деревенскую площадь вывели пять золотых коней. Сухие, с узкими змеиными головами, длинными шеями и четко очерченной мускулатурой – прекрасные и мощные. В глухой деревне даже не ожидал увидеть такое сокровище.

– Их всех забирали Тулипало, – пояснил мне староста. Заискивающий тон его голоса странно контрастировал с привычной степенностью движений. – Вы знаете, господин, что таких коней никому, кроме владетельной семьи, не позволено иметь. Удалось сохранить лишь Мерхе и его кобыл… пра-правнук Ягмира…

Я молчал. Ничего не понимаю, но чувствую, что творится что-то эпохальное. Учитель Доо, подхватив ворох одежд и доспехи, опять ушел куда-то, вот староста и осмелел, разговорился. Почему Тулипало забирали коней? Разве наследники Текудера, по Уложению, не имеют исключительных прав на потомков его скакуна? А если нет наследников, то почему в деревне оставили этих пятерых? Утаили для развода?

Тем временем на площадь высыпала, казалось, вся деревня. Хмурые мужики, притащившие зачем-то с собой хозяйственный инвентарь – косы, вилы, топоры, – негромко гомонящие женщины, детишки, с любопытством выглядывающие из-за юбок матерей и спин отцов. Отдельной группой возле старосты собрались деревенские старики. Трактирщик сам вывел наших лошадок с притороченными к седлам мешками. Сию недовольно сопел: по деревне побегать не дали, еды не предложили… я сочувствовал ему, как себе. Через распахнутые ворота виднелась та боковая калитка, в которую уходили давешний пьяница и мой наставник. Я не сводил с нее глаз и все же умудрился пропустить нужный момент: засмотрелся на фигуристую девицу в синей курточке с ласковыми глазами и белоснежной улыбкой.

Стук захлопнувшейся двери. Скрип распахивающейся створки. Сияние солнца на шлеме, взметнувшемся к небесам. Багрянец плаща на металле доспеха. Черно-алое облако свитых в кольцо духов изнанки окутывало могучую фигуру гордого воина, излучающего неимоверную мощь и энергию. Бездонные колодцы глаз за мгновение вобрали в себя всех, кто толпился у входа. Мертвая тишина опустилась на площадь, только фыркали золотые кони, переступая точеными ногами. Он птицей взлетел в седло Мерхе – то самое, украшенное чернью и слоновой костью, что приносили к нашим ногам, – и тронул поводья.