Но в итоге, я смогла лишь стоять там, пялиться и ожидать, пока они подойдут первыми.

Дядя Брендон решился. Возможно, не смог сопротивляться нашей кровной связи, так как мое родство с тётей Вэл было лишь через их свадебные обеты.

Так или иначе, дядя Брендон обнял меня, словно больше никогда не увидит, и мое сердце бросилось вскачь от мысли об этом. Я отодвинула мысль подальше и зарылась лицом в его рубашку, вдыхая запах лосьона после бритья и выстиранных тётей Вэл простыней в порошке с ароматом весенней свежести.

— Как ты здесь поживаешь, солнышко? — спросил он, когда я наконец-то отстранилась достаточно, чтобы увидеть его лицо, на котором со вчерашнего дня уже появилась щетина.

— Пока не сошла с ума, но это произойдет, если я проведу здесь еще хотя бы один день. Вы должны забрать меня домой. Пожалуйста.

Мои тётя и дядя обменялись мрачными взглядами, отчего желудок, казалось, ухнул в район коленей.

— Что?

— Давай присядем. — Каблуки тёти Вэл цокали по полу весь путь до общего зала, где она осмотрелась по сторонам, словно хотела забрать свое предложение обратно. Несколько пациентов пялились в телевизор, большая их часть лишь наполовину понимала, что происходит на экране. Еще двое собирали головоломку, а один худой мальчик, которого я почти не видела, спорил с родителями в дальнем углу.

— Идем. — Я повернулась к девчачьему крылу, дав им возможность следовать за мной. — У меня нет соседей. — В комнате я залезла на кровать, подогнув ноги по себя, дядя Брендон сел рядом со мной. Тётя Вэл напряженно примостилась на краю стула.

— Что не так? — потребовала я, когда две пары глаз обратили на меня внимание. — Кроме очевидного.

Дядя Брендон заговорил первым.

— Кейли, тебя не выписали. Мы не можем забрать тебя домой, пока тебя не увидит доктор.

— Почему? — Я так сильно сжала челюсти, что стало больно. Стиснула одеяло в кулаках. Почувствовала, как свобода вытекает, словно вода сквозь пальцы.

— Потому что ты пыталась вырвать себе горло посередине «Сиарс», — нахмурилась тётя Вэл, словно сказанное должно было быть очевидным.

— Это не… — я замолчала, глотая слезы. — Я не знала, что делала. Всего лишь пыталась прекратить кричать.

— Я знаю, солнышко, — она наклонилась вперед, хмурясь еще сильнее. — В этом и проблема. Ты могла серьезно навредить себе, даже не зная об этом. Не понимая, что вообще ты творишь.

— Нет, я… — Но спорить с этим было невозможно. Если я могла остановить происходившее, то сделала бы это. Но от заключения в Лейксайд лучше не станет.

Дядя вздохнул.

— Я знаю, это… неприятно, но тебе нужна помощь.

— Неприятно? — Слово прозвучало прямой цитатой тёти Вэл. Я сжала спинку кровати так сильно, что в пальцах отдалась боль. — Я не сумасшедшая. Я не сошла с ума. — И, может, если продолжу утверждать это, кто-нибудь из нас поверит.

— Знаю, — мягко сказал дядя, и, не ожидав услышать подобное, я посмотрела на него. Он закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов, словно готовился к чему-то, чего не хотел делать. Он был готов расплакаться. Или выбить дерьмо из чего-нибудь. Я бы отдала свой голос за последнее.

Тётя Вэл напряглась на своем месте, осторожно наблюдая за мужем, словно молча моля его что-то сделать. Или, может, не делать.

Когда дядя Брендон наконец-то открыл глаза, в его взгляде была готовность. Тревога.

— Кейли, я знаю, что ты не собиралась вредить себе, и знаю, что ты не сумасшедшая.

Он казался таким уверенным в сказанном, что я почти поверила ему. На меня накатило облегчение, словно первый поток прохладного воздуха из кондиционера в жаркий летний день. Но его быстро смыло сомнением. Был бы он так же уверен, если бы узнал о том, что я видела?

— Нам нужно попробовать, ладно? — В его взгляд таилась мольба. Отчаяние. — Они могут научить тебя, как справляться. Как успокоиться… и сдержать это. Мы с Вэл… мы не знаем, как тебе в этом помочь.

Нет! Я сморгнула непрошеные слезы, отказываясь позволять им скатиться по щекам. Они уйдут и оставят меня здесь!

Дядя Брендон взял мою ладонь и сжал ее.

— Если у тебя начнется еще одна паническая атака, я хочу, чтобы ты пошла в свою комнату и сконцентрировалась на том, как не закричать. Делай, что захочешь, лишь бы сопротивляться этому, хорошо?

Словно пораженная громом, я могла лишь пялиться на него долгое время. Мне пришлось полностью сосредоточиться на том, как дышать. Они на самом деле не собирались забирать меня домой!

— Кейли? — обратился дядя, и мне было ненавистно то, каким встревоженным он выглядел. Какой хрупкой он, скорее всего, сейчас считал меня.

— Я постараюсь.

Мои тётя и дядя знали, что причиной панических атак у меня был какой-то человек. Обычно это кто-то, кого я никогда не встречала. Но они не знали о вселяющей ужас уверенности, что приходила с паникой. Или о странных галлюцинациях, которые я видела в торговом центре. Я боялась рассказать им об этой части, они бы согласились с доктором Нельсоном, и все втроем вернули бы меня в кровать с ремнями и затянули бы их на мне.

— Очень постарайся, — дядя Брендон внимательно посмотрел на меня, в его зеленых глазах появился какой-то блеск, даже в приглушенном свете светильника. — Потому что, если ты снова начнешь кричать, они накачают тебя такими антидепрессантами и нейролептиками, что ты даже имя свое не вспомнишь.

Нейролептиками? Они на самом деле думали, что я сошла с ума?

— И, Кейли…

Я подняла взгляд на тётю Вэл и удивилась, увидев брешь в ее несгибаемом оптимизме. Она выглядела бледной и расстроенной, хмурые линии на ее лбу казались более глубокими, чем я когда-либо видела. Если бы кто-то сейчас показал ей зеркало, она бы тут же стала моей соседкой по палате.

— Если кто-либо хотя бы заподозрит, что ты снова пытаешься причинить себе вред… — ее взгляд опустился к заживающим царапинам на моей шее, и я тут же прикрыла их рукой, — тебя снова привяжут к той кровати. — Ее голос надломился, и она вытащила салфетку из сумочки, чтобы промокнуть слезы, пока не размазалась тушь. — Не думаю, что кто-либо из нас снова выдержит видеть тебя там.

* * *

Я проснулась в четыре утра и больше не смогла заснуть. Полтора часа пялилась в потолок, проигнорировав медсестру, приходившую проверять меня каждые пятнадцать минут, оделась и направилась в зал в поисках журнала, который начала читать вчера. К моему удивлению Лидия сидела на диване в центре общего зала.

— Ты рано. — Я опустилась рядом с ней без приглашения. В углу бормотал телевизор, по которому включили никому ненужные местные новости. Насколько мне известно, пациенты еще не встали. Как и солнце.

Лидия смотрела на меня, как и вчера, с кротким интересом, и, что не удивительно, полностью отрешенно. Наши взгляды скрестились на долгую минуту, никто из нас не моргнул. Это был странный вид вызова, словно я молча просила ее заговорить. У нее было что сказать. В этом я была уверена.

Но она не произнесла ни слова.

— Ты не много спишь, да? — Обычно я не совала нос не в свои дела — в конце концов, я бы не хотела, чтобы кто-то лез ко мне с вопросами о моей ментальной нестабильности — но вчера она смотрела на меня часами. Словно хотела мне что-то сказать.

Лидия покачала головой, и прядка тонких черных волос упала на ее лицо. Она откинула ее, крепко сжав губы.

— Почему?

Девочка только моргнула, пялясь прямо в мои глаза, словно они завораживали ее.

Я хотела было спросить ее, на что она смотрит, но остановила себя, когда что-то фиолетовое привлекло мое внимание на другой стороне комнаты. Высокая медсестра в штанах цвета баклажана проверяла нас с планшетом в руках. Уже прошло пятнадцать минут? Но прежде, чем она могла продолжить читать по списку наши имена, в двери появился Пол.

— Эй, у нас будет новенький с неотложки.

— Сейчас? — Женщина сверилась с часами.

— Ага. Она стабильна, но им нужно место. — Оба санитара исчезли в коридоре, а я повернулась к Лидии, видя, что ее лицо стало бледнее прежнего.