В свое время Дариусу тоже приходилось нелегко, но Пипу – куда труднее. У него не было ни родных, ни семьи, а из-за его странных глаз посторонние питали к нему постоянную неприязнь.

Уже не в первый раз Дариус пожалел, что Шарлотты нет рядом. Она бы, несомненно, нашла что сказать, как приободрить ребенка – ведь до сих пор ей удавалось умело подобрать нужные слова, чтобы убедить в чем-либо его, Дариуса. Разве не благодаря ей он стал смотреть на своего отца другими глазами?

– Что ж, пойдем, Пип. А о работе не жалей: поверь, ты достоин лучшего. Наверное, мистер Уэлтон тоже так думал, иначе бы он не прилагал столько сил, чтобы выучить тебя.

Пип утер слезы грязным рукавом.

– Эти люди, – продолжал свои наставления Дариус, – просто ничего не понимают. Вильгельм Завоеватель был незаконнорожденным. Надеюсь, ты знаешь, кто это такой?

Мальчик кивнул.

– Среди главных людей общества найдется немало побочных детей, – сказал Дариус. – Если из палаты лордов удалить всех незаконнорожденных, она окажется полупустой, а оставшиеся лорды легко уместятся в шкаф для одежды.

Представив, как великие английские лорды втискиваются в тесное пространство, мальчик улыбнулся, видимо, он уже успокоился и забыл о своих неприятностях.

– Неужели такие великие люди могли быть зачаты во грехе, сэр?

Понятие греха никогда не имело для Дариуса особого значения, поэтому он поспешил обратиться за помощью к науке.

– Они были зачаты обычным способом. Ты знаешь, как это происходит?

Лицо Пипа покраснело, из его горла вырвался сдавленный смешок.

И тут на Дариуса снова нахлынуло смутное воспоминание. Где-то он уже это видел. Секунду-другую он мучительно старался понять, в чем дело, но потом махнул рукой, решив, что разберется с этим как-нибудь в другой раз, когда будет время.

– Ну вот, теперь ты сам видишь, что к тебе это не имеет никакого отношения. Также нет ничего плохого в том, что у тебя разный цвет глаз. Я уже встречал такое раньше, в Итоне, у одного из старших мальчиков, если не ошибаюсь. Никто из моих товарищей по школе не бежал от него прочь, никто не говорил глупости вроде той, что он отмечен дьяволом. Такие глаза – просто каприз природы и ничего больше. К тому же это весьма любопытное явление: когда один глаз одного цвета, а другой – другого, это всего лишь особенность, отличительная черта, понимаешь?

– Итон, – пробормотал мальчик. – Отличительная черта. Понимаю. – Он гордо расправил плечи.

– Ну вот, с этим мы покончили. – Дариус с облегчением вздохнул. – Теперь нам осталось решить еще один вопрос: я должен убедиться, что с твоим договором не возникнет больших осложнений. Для этого мне придется съездить в Салфорд.

При этом упоминании мальчик заметно встревожился, но, решив, что Дариусу можно доверять, кивнул:

– Да, сэр.

– Может, ты хочешь, чтобы я взял тебя с собой? Ты умеешь ездить верхом?

Пип снова кивнул; мистер Уэлтон научил его и этому. Радость от того, что он поедет на одной из лучших лошадей Карсингтона, мигом вытеснила из его сознания неприятные воспоминания о работном доме.

Не прошло и двадцати минут, как Пип и Дариус уже направились в Ланкашир.

Вечер вторника

Сидя у стола, полковник Морелл неторопливо потягивал виски из бокала.

– Джоуэтт… Интересно!

– Бригадир плотников из Бичвуда, сэр, – пояснил Кеннинг. – Он сказал, что мистер Карсингтон интересуется учеником штукатура – тем самым мальчиком, о котором я вам рассказывал. У него странные глаза, и он выгуливает собаку леди Литби.

– Странные глаза?

– Джоуэтт говорит, что один глаз у него голубой, а другой – темно-зеленого цвета.

Полковник надолго задумался.

– Когда-то я знавал человека с такими глазами, – наконец негромко произнес он. – Фредерик Блейн был одним из наших офицеров. Помнишь его, Кеннинг?

– Блейна? Разумеется, сэр, но я никогда не обращал внимания на то, какие у него глаза.

– Бедняга взлетел на воздух во время битвы при Ватерлоо. Младший братец Джорди был убит на дуэли, за несколько лет до этого, и у него совсем крышу снесло. Этот Джорди был отъявленным повесой. Гадкий тип, я тебе скажу. Местные жители жаловались, что он брюхатит их дочек. Будь он у меня в подчинении, уж я бы выписал ему взыскание. К сожалению, его командир смотрел на все эти похождения сквозь пальцы. Если память мне не изменяет, некоторое время его батальон был расквартирован где-то в этих местах.

Память и в самом деле редко подводила полковника Морелла, и даже, наоборот, не раз выручала его в военном деле.

– Полагаете, сэр, тот мальчишка – один из его ублюдков? А ведь верно: паренек-то незаконнорожденный.

Полковник молча пытался выстроить связь между информацией, полученной от кучера, и реальными событиями сегодняшнего дня.

– Сколько, говоришь, мальчику лет?

– Примерно лет десять.

– Десять лет… – Полковник глотнул виски. – Работный дом в Салфорде…

– Куда он попал из Шеффилда.

– Шеффилд, графство Йоркшир? А что, если… – У него постепенно стало зарождаться почти безумное предположение. Всего неделю тому назад такое ему и в голову не могло прийти. – Кеннинг, – он встал и быстро прошелся по комнате, – завтра ты едешь в Салфорд.

Бичвуд

Утро пятницы, 5 июля

– А я уже было испугался, что вы бросили меня, – усмехаясь, сказал Дариус, – так сказать, оставили на произвол судьбы, на растерзание ордам слуг и строительных рабочих.

Они с Шарлоттой стояли возле открытой двери угловой комнаты для гостей, и беседа их выглядела вполне непринужденной.

– Мы могли приехать раньше, – пожала плечами Шарлотта. – Горячка у Стивена продержалась недолго, но, после того как лихорадка спала, у него продолжалось недомогание, мальчик был капризен и раздражителен, и Лиззи решила немного побаловать его. Обычно она оставляет детей на попечение слуг, но, когда они болеют, она не отходит от них ни на шаг. Вот тогда-то они и становятся особенно несносными.

– Какими они становятся? Насколько я помню, близнецам нет еще и трех, а старшим – четыре года и пять лет. Неужели такие малыши могут быть «несносными»?

– Конечно, могут, особенно старшие. Лиззи запретила Ричарду и Уильяму ездить в Шропшир из-за того, что они начали задирать Джорджи. В Шропшире у них есть двоюродные братья, которые могут отплатить им той же монетой.

– Методы воспитания детей, применяемые вашей родственницей, во многом напоминают мне педагогические принципы моей матери, – заявил Карсингтон.

– Вообще то Лиззи с ними не слишком миндальничает, – Шарлотта усмехнулась. – И правильно делает, а вот папа, напротив, потворствует им во всем.

– А что Лиззи думает о вас? Она считает вас избалованной?

– Вот уж не знаю, что она обо мне думает. – Шарлотта снова пожала плечами. – Могу сказать только одно: с тех пор как Лиззи пришла в нашу семью, я не видела от нее ничего, кроме добра. И все-таки я полагаю, что вы позвали меня сюда не затем, чтобы обсуждать со мной вопросы воспитаний детей?

– Нет, конечно. Дело в том, что мне нужна ваша помощь.

Шарлотта не могла скрыть своего удивления.

– Помощь?

– Нуда, ваша помощь… Эти четыре слова – самые трудные слова, которые я когда-либо говорил в своей жизни. Как у меня только язык повернулся произнести их вслух!

– А я даже сначала подумала, что ослышалась. Из собственного опыта мне известно, что мужчина скорее даст отрезать себе руку, чем признается, что ему нужна помощь. А уж просить о помощи женщину – вообще вещь неслыханная.

Карсингтон улыбнулся:

– Вы правы. Невозможно описать словами те муки, которые я сейчас испытываю.

– Тем не менее вы дышите ровно и ваше лицо не исказила гримаса боли.

– Возможно, у меня просто запоздалая реакция. Как бы то ни было, должен сообщить вам, что я пребываю в полной растерянности. – Дариус кивнул в сторону комнаты, забитой мебелью. – Не знаю, с чего начать.