С каждой минутой я натыкался на вооруженных людей все чаще и чаще. Я оставил после себя еще с десяток трупов. Я парировал атаки и наносил удары уже почти автоматически, потеряв счет времени, и когда я выскочил из полуосвещенного перехода и натолкнулся на невысокую плотную фигуру с мечом в руках, я рефлекторно проткнул ее грудь, так как не мог ни ждать, пока глаза привыкнут к яркому свету факелов, ни соображать что к чему. Мои глаза заливал пот, я тяжело дышал, но что-то заставило меня остановиться и посмотреть на еще живого человека. Наверно это был стон, который показался мне странным, как буд-то он сорвался с губ женщины.

Я всмотрелся в лицо своей очередной жертвы, и оно приобрело знакомые очертания: со смертельной раной на каменном полу лежала подружка Томаса — Мадлен. Не может быть! — пронеслось в голове. — Не может быть!!

Я склонился над распростертым телом, и все мои сомнения мгновенно испарились. Это была именно она.

Но как же так?! Каким образом случайная знакомая Томаса оказалась в этом замке, да еще с мечом в руках? Неужели мир настолько тесен, что однажды встретившись с кем-то, ты обречен встречаться с ним вновь и вновь?! Зачем она оказалась на моем пути?!

Кто-то играл живыми людьми, словно солдатиками, произвольно переставляя их с места на место, повинуясь каким-то известным ему одному законам. Кто-то ведь заставил мертвое полуразложившееся тело Розы вставать и с остервенением набрасываться на меня. Помимо всего прочего, кто-то же лишил меня возможности применять в замке магию! Может быть и эта женщина — плод чьего-то воспаленного ума, материализовавшийся фантом, и ее появление здесь преследует какую-то непонятную мне цель.

Мадлен застонала и открыла глаза. Это было не приведение. Только живое существо может испытывать боль и умирать.

Она на секунду поймала мой взгляд. Смерть уже вторгалась в ее тело, неумолимо и беспощадно. Я ничем не мог ей помочь, так как экран, нарушавший управление магическими полями, все еще сковывал меня.

— Марк… — глухой стон сорвался с ее губ, и она судорожно закашлялась кровью. Ее тело охватили безобразные судороги.

— Мадлен! — крикнул я, пытаясь удержать ее агонизирующее тело и изпытывая невыносимые муки от этого нелепого убийства и от собственной беспомощности.

— Прости меня, Мадлен! — зачем-то сказал я ей, уже мертвой и не не имеющей возможности меня слышать.

Я понимал, что мои слова ненужны и нелепы. Мне хотелось снять груз со своей души, но это не удалось.

Внезапно на меня упала чья-то тень. Я резко вскочил на ноги и обернулся, выставив перед собой Ордогот.

Передо мной стоял крепко сложенный мужчина. Тонкая черная полоска ухоженных усов придавала надменному лицу аристократически-брезгливое выражение, а нахмуренные, правильно очерченные брови создавали вертикальные морщинки посередине высокого лба, отчего незнакомец походил на скульптурные портреты истинных арийцев времен второй мировой войны. Он был одет в странный, но хорошо подогнанный костюм сиреневых и черных тонов. Его наряд напоминал по стилю средневековые одеяния французов, но по всему было видно, что он не стесняет движений.

Я почувствовал в этом парне силу, которая заставила во мне не на шутку разыграться комплексу собственной неполноценности. Я поймал себя на этой мысли и, вдруг, мне стало смешно. Наверно это мозг стремился как-то выйти из состояния перенапряжения, и я не стал ему препятствовать.

— Ха-ха-ха-ха! — засмеялся я нервно.

Незнакомец сохранял прежнее выражение лица, продолжая рассматривать мою персону все с той же брезгливой чопорностью. Он молча меня изучал, ухмыляясь каким-то своим мыслям. Я чувствовал, что этого малого не удастся поймать на дешевый обманный выпад.

— йРН РШ? — ЯОПНЯХК Ъ.

Мне все еще не удавалось полностью взять себя в руки и собраться с мыслями.

— Грим, — ответил он низким и твердым голосом. — А ты что забыл в моем замке?

— Ты похитил моих друзей, — ответил я.

— Кого ты называешь друзьями? — удивленно поднял брови Грим. — Эту жирную девку, которую ты только что прирезал? Или того идиота, который валяется в собственной моче в камере нижнего яруса?

Я стал подозревать, что передо мной стоит тот, кто если и не организовал все последние события, то, по крайней мере, весьма активно в них учавствовал. Он владел ситуацией в большей степени чем я, он был хозяином положения, и это все сводило мои шансы к минимуму. Я понял, что проигрываю этот раунд. Единственное, что мне оставалось, так это не подставлять под удары спину. Я принял боевую стойку и бросился в атаку.

Грим проворно увернулся, так что мне пришлось по инерции проскочить мимо. Он легко взмахнул мечом, и я почувствовал на своем правом боку глубокий и длинный разрез. Рана была не настолько серьезной, чтобы обращать на нее слишком много внимания. Пустяковая царапина, да и только.

На следующий раз я поступил по другому. Взяв меч наизготовку, я выжидал, не торопя события. Грим был уверен в себе, и он должен нападать первым. Его можно было бы подловить во время атаки.

И он рванулся вперед. Его меч обрушился на меня сверху, потом с права, затем с лева и снова сверху. Я отбил все эти удары, едва поспевая за стремительными движениями противника. Но для меня было мало и недостаточно плестись за ним следом, послушно производя навязанные действия. Нужно было опередить его хотя бы на полдвижения, хотя бы на доли секунды.

Я старался отбивать удар как можно короче и резче, чтобы иметь перед началом следующего если и крошечную, но паузу. Мне удалось добиться этого, хотя и с большим трудом. Теперь мне было необходимо увеличить эти короткие отрезки времени настолько, чтобы успеть напасть самому после очередной атаки Грима.

Как только мне это удалось, я достал противника в живот по касательной. Рана была пустяковая, но Грим отскочил в сторону и на секунду прижал к рассеченой плоти ладонь. Затем он посмотрел на свою руку: она была в крови.

— О! Щенок показывает зубки! — усмехнулся Грим.

После этого он, применив неизвестный мне прием, нанес короткий, но сильный удар по моей левой руке. Конечность повисла на уцелевшем лоскуте кожи, а потом оторвалась и упала на пол. Из обрубка хлынула кровь, не оставляя мне времени на дальнейшие раздумья и застилая глаза обжигающей болью и яростью.

Грим дико засмеялся. Его хохот раскатистым эхом отозвался в гулком помещении. Я рванулся, пытаясь использовать замешательство противника, и на мгновение мне показалось, что я еще могу победить, так как Ордогот рассек Гриму грудь с правой ключицы до нижнего ребра.

Снова воздух сотрясся от нечеловеческого хохота. Грим, похоже, и будучи настолько серъезно раненым мог продолжать работать мечом. Он сделал едва уловимое движение, и моя вторая рука отлетела прочь, отделенная от тела выше локтя, все еще продолжая сжимать Ордогот умирающей кистью. Меч тоскливо звякнул о пол.

Я закричал так, что голосовые связки были готовы треснуть перетянутым канатом. Я кричал не от боли, боль еще можно было стерпеть. Но я не хотел проигрывать, я не мог себе позволить этого.

Мое магическое тело все еще не повиновалось мне, и я не мог применить свою магию.

Как же так? ведь вуквин дал мне столько сил? — Пронеслось в голове. — Где же эти силы?!

Грим уже откровенно насмехался надо мной. Я был ему не страшен в таком жалком виде, и он растягивал свое удовольствие, не спеша меня добивать. Для этого было достаточно лишь одного короткого удара.

Неожиданно он замахнулся мечом, и я подумал, что мой враг решил покончить с этим спектаклем. Но я переоценил своего противника: лезвие со свистом впилось в мои бедра, и под хруст перерубаемых костей я свлился спиной на каменный пол.

Теперь я был четвертован по всем правилам, осталось лишь отсечь голову. Мне было странно, что я до сих пор нахожусь в сознании, несмотря на боль и потерю крови. Я всем своим весом ударился головой о каменный пол, но и тогда я все еще продолжал находиться в сознании и видеть расплывчатые очертания Грима.