Если бы я закрыла глаза, я смогла бы представить его, как он писал эту песню. Он сидит посреди сырого подвала Пита, со своим старым акустическим Фендером, который он украл у своего отца. Его пальцы трогают струны так, словно они были рождены для того, чтобы создавать музыку.

Он оторвал взгляд от пола и посмотрел через весь зал прямо на меня.

— Только для меня поёт она.

Я закрыла глаза, от этой песни у меня в животе были всё такие же огромные бабочки, и я не могла дышать. Я всё ещё помнила запах этого сырого недоделанного подвала, и то, как мама Пита стучала ногой по полу кухни всякий раз, когда Кэйд вступал со своими дешёвыми барабанами из Гудвилла — эти барабаны хранились в доме Пита, чтобы ему не приходилось каждый день перемещать хорошие барабаны туда-сюда. Я всё ещё слышала смех и ржание парней, когда они наблюдали за тем, как расцветала любовь, в которой они ничего не понимали. И никогда бы не поняли.

Только для меня поёт она.

И это была правда. По крайней мере, тогда. Я была слишком скромной и неуверенной в себе для того, чтобы выступать на публике, поэтому я пела только для него.

В конце концов, наша управляющая компания и звукозаписывающий лейбл поняли, что наша пара неплохо смотрится на сцене, и они заставили меня покинуть мою раковину и начать выступать перед аудиториями, которые были даже больше, чем наш родной город. В итоге, Кай уже был так болен и настолько потерян, что мне пришлось петь вместе с ним. Мне приходилось направлять его. Мне приходилось тянуть за собой группу. Но до этого были только мы с ним. Мы сидели бок о бок на узкой банкетке перед пианино, а мои пальцы пытались угнаться за гениальными идеями в голове Малачи Портера и за хрипловатым и удивительным звуком его голоса.

А потом мы стали известными, толпы поклонников стали забивать стадионы, и всё, к чему мы прикасались, превращалось в золото. Но даже тогда я всё ещё пела только для него.

Не удивительно, что я в него влюбилась.

Он был одним из тех людей, которые родились для того, чтобы стать известными. Он был тем парнем, который должен был далеко пойти. В нём было столько личного обаяния, столько нереального очарования, что люди начинали толпами притягиваться к нему.

Но в особенности я.

Может быть, я бы и не была настолько влюблена в него, если бы он точно так же не был настолько же влюблён в ответ.

Когда мы были вместе, во всём мире существовали только я и он. И теперь, когда его голос звучал в воздухе, а его пальцы изящно перебирали струны более новой, более красивой и более дорогой гитары — кстати, тоже Фендера — я могла легко представить, что здесь всё ещё не было никого кроме нас двоих.

Но когда его глаза намеренно сфокусировались на толпе, преклоняющейся перед ним, реальность того, что происходило на самом деле, зазвучала теперь громче, чем что-либо.

Мы не были только вдвоём. Так же как и тогда. И уж тем более сейчас.

Палочки Кэйда поднялись в воздух, и он отсчитал ритм: раз, два… три. Все остальные участники группы вступили, и песня заиграла с новой силой.

Но как бы я не боготворила Кая, он мог бы вполне поблагодарить группу за свой статус суперзвезды. Может быть, он и оказался здесь своими силами. Но люди, окружавшие него, и даже когда-то я, тоже наполняли его песни своим уникальным талантом.

Просто всё это совпало.

Даже когда мы не совпадали. Музыка делала это за нас.

— Это одна из моих самых любимых песен, — пробормотал Адам мне на ухо, выдернув меня из моего прошлого и надёжно зафиксировав меня в настоящем.

— И моя, — услышала я свой голос.

Хотя музыка играла слишком громко, чтобы он мог меня расслышать.

Кай исчез со сцены, в то время как голос Малькольма на бэк-вокале продолжал петь. Потом Кай снова запел, но мы уже не могли его видеть.

Я наклонилась вперёд, перегнувшись через перила, отчаянно желая узнать, что же он задумал. Толпа выглядела так же недоуменно, все привстали на цыпочки, чтобы увидеть его.

Дверь в коридор снова открылась; я почувствовала, как меня обдало прохладным воздухом. Повернувшись, чтобы поприветствовать Биша, я чуть не опрокинулась через перила, когда вместо него в дверях появился Кай.

Была уже середина проигрыша, и он был так же потрясён, как и я. Он сделал шаг назад, и нота, которую он тянул, сорвалась. Меня охватила паника, заставив мой желудок вести себя так, словно я ехала на американских гонках, в то время как я силилась понять, что мне теперь делать.

Я услышала, как Адам благоговейно произнёс:

— Не может быть!

Кай засмеялся в микрофон и, обратившись к толпе, сказал.

— А тут, оказывается, люди, — музыка продолжила играть. — Я и не ожидал, что тут будут зрители.

Он пристально и холодно смотрел на меня своими голубыми глазами.

Я почувствовала, как пальцы моих ног заледенели, и мороз начал подниматься наверх.

Адам схватил меня за локоть и отодвинул меня с пути Кая, чтобы тот смог продолжить развлекать своих зрителей. Я позволила ему увести меня в дальнюю часть ложи, не в силах переварить то, что только что произошло, всю эту ситуацию, и почему мы куда-то шли.

И значило ли это что-нибудь.

Только для меня поёт она.

Он пропевал эту строку это снова и снова, всё то время, пока играл проигрыш, и его голос достиг нового уровня мастерства, а группа безупречно подхватывала мелодию за ним.

Моё сердце билось в груди с каждым новым словом, которое напоминало мне о моём прошлом.

Это уже была не старая версия песни. Он совершал сумасшедшие вокальные трюки при помощи своего голоса. На октаву вверх, на октаву вниз, и эти мелизмы, и эта прекрасная музыка, которая заставляла мои глаза блестеть от слёз восхищения.

Он был не просто мужчина. Он был не просто талантлив. Он был легендой.

Песня закончилась, и группа начала играть новую песню, которую я никогда ранее не слышала. Кай запрыгнул на перила, и я почувствовала, как моё сердце чуть не вырвалось из груди от страха за его жизнь.

Он удивил меня тем, что схватился за занавес. Пять лет назад он бы не стал принимать такие меры предосторожности. Толпа обезумела. Он наклонился вперёд, дав им то, чего они хотели, и я заметила, что на его спине была закреплена страховка. Было странно видеть его таким осторожным и здравомыслящим.

Было в принципе странно видеть его.

Группа ускорила темп песни, начав играть новый бит. Кай запел:

— Я никогда не бываю один, разве что в своей душе.

Это была скорее танцевальная песня. Толпа внизу наслаждалась своим новым любимым хитом. Атмосфера в зале стала более горячей. Люди танцевали и подпевали. Группа совсем обезумела на сцене. Кай закрыл глаза, и в песне отдавал залу своё сердце.

А я просто стояла там. И хотя Адам танцевал позади меня, положив руки мне на бёдра, я не могла сдвинуться. Я застыла на месте. Застряла. А, может быть, даже умерла.

Группа начала играть риф, а Кай спрыгнул с перил и ушёл туда, где его не могла видеть толпа. Биш быстро подошёл к нему и отстегнул страховку.

Я сделала вдох. Всё это почти закончилось. Кай должен был уехать, а я должна была вернуться к своей новой нормальной жизни, и этот неловкий незапланированный момент должен был положить конец всему этому.

Он не узнал меня.

Я напугала его, потому что я оказалась живым человеком, тогда как он не ожидал никого здесь увидеть. Но он не знал меня.

Больше не знал.

А, может быть, не знал никогда.

Кай отдал микрофон Бишу, и сделал ему знак рукой, чтобы тот вышел. Биш подчинился, потому что именно за это ему и платили.

Следующие несколько секунд прошли словно в замедленной съёмке. Он направился ко мне. Он поднял руки, а потом снова уронил их.