– Вы, наверное, хотите вернуться домой? – сказал он спустя минуту. Пруденс кивнула.

– Извините, – сказала она, выходя из кареты. – Надеюсь, мы можем остаться друзьями.

– Советую более осторожно выбирать друзей, мисс Мэллоу, – предупредил мистер Севилья. Про себя он удивился, что Пруденс не поняла его истинных намерений. Другая на ее месте сразу бы сообразила. И это при том, что она разъезжает по городу с Дэмлером и водит компанию с заядлыми кутилами.

– Я всегда соблюдаю осторожность, – сказала она. – До свидания.

Он не проводил ее до двери, хотя из кареты вышел и помог ей спуститься. Когда девушка вошла в дом, он потер лоб и поздравил себя с тем, что отделался легким испугом.

Пруденс хотела только одного – укрыться в своей комнате и обдумать все, что с ней случилось. Она чувствовала себя совершенно разбитой. Но найти уединение в этот день ей было не суждено. Кларенс и мать уже поджидали ее и потребовали подробностей, а получив их начали упрекать ее за глупость. Чтобы избавиться от упреков, Пруденс заявила, что избрала карьеру, исключающую замужество, а сейчас должна поработать в кабинете.

– Надеюсь, что твоя дочь хорошо обдумала свой поступок, – сказал Кларенс сестре. Сегодня она уже была не «племянницей», а «дочерью», поскольку отклонила предложение Севильи.

Пруденс прикрыла за собой дверь и вздохнула. Какое прекрасное убежище этот милый кабинет! Шекспир, Мильтон и Аристотель одобрительно взирали на нее из своих одинаковых рамок, слегка улыбаясь. Она не уделила им большого внимания, а вынула из стола рукопись.

Прошло не менее четверти часа, прежде чем Пруденс удалось успокоиться и сосредоточиться на работе, но ее тут же прервали. На этот раз причина была приятной – Дэмлер постучал в дверь и вошел, как обычно не дожидаясь, пока Роза, служанка, доложит о нем.

– Приветствую вас, мисс Мэллоу, – произнес он бодро – Мы с Шиллой нижайше просим извинить нас за отмену назначенной встречи, но у меня уважительное обстоятельство.

Пруденс благосклонно приняла слово «обстоятельство», потому что, если бы он сказал «причина», она сразу подумала бы о его любовнице.

– Но прежде чем перейти к хорошей новости, сообщу вам другую – менее приятную, – начал он, напустив на себя строгий вид, который не вязался с его жизнерадостным тоном.

– До меня долетела печальная весть – вы не вняли моему предостережению и снова веселились в обществе этого выскочки. Не пытайтесь отрицать, мне все известно! – он погрозил ей пальцем. – Вчера вы гуляли с ним в парке и самым бессовестным образом держали его под руку, чуть не висели на руке. Придется в дальнейшем быть построже с вами и Шиллой. Дай вам волю, вы совсем забудете о приличиях. Все вы, молодые девушки, одинаковы. А что будет дальше? Нетрудно догадаться: он предложит вам carte blanche.[8] Видите, я снова вас развращаю. Вы, наверное, полагаете, что carte blanche не что иное, как незаполненный листок бумаги, не так ли?

– Вы опять переоцениваете глубину моей наивности.

– Скорее высоту.

– Можете говорить, что угодно, вы несправедливы к мистеру Севилье.

– Вот как?! Он вовсю ухаживает за вами, а намерения его, как вы уже знаете…

– Не вам судить, лорд Дэмлер, – рассердилась Пруденс.

– Ха-ха! Нашел слабую струнку! Осмелюсь заметить, что вы обязаны набобу своим творческим вдохновением, – он окинул взглядом вазы с цветами. – Когда мужчина начинает присылать слишком много цветов, самое время вспомнить об осторожности. Он замышляет что-то нехорошее. В следующий раз получите бриллиантовый браслет – все знают, что ни одна леди не может устоять против бриллиантов, – с этого начинают вить любовное гнездышко. Затем последует собственный выезд для прогулок в парке с парой породистых лошадок. Вы можете поклясться, что не прячете под рукавом платья бриллиантовый браслет, мисс Мэллоу?

Он схватил ее руку и посмотрел на запястье с наигранной подозрительностью ревнивца.

– Вижу, что процедура вам хорошо знакома, милорд.

– Хотите сказать, что я в курсе правил игры?

– Именно так. Но немножко недопонимания в подобных делах не мешает. Однако должна вас разочаровать – вы не там ищете бриллианты. Предложено было ожерелье, а не браслет. Мистер Севилья более щедр ко мне, чем вы к своим наложницам.

– Наверное, шутите. Он бы не осмелился…

– Его смелость не знает границ. Он даже решился предложить мне руку и сердце.

– Пруденс! – это был крик безудержной, но вполне осознанной страсти. Дэмлер хотел прочитать по ее лицу, не шутит ли она, но убедился, что она вполне серьезна.

– Ах, вы, плутовка! Как вам удалось обвести набоба вокруг своего запачканного чернилами мизинца! Боже мой, вот удивится Хетти! Так вы обручены и отделались от неприятного титула старой девы!

– Мне этот титул вовсе не кажется таким мрачным, к тому же я не горю желанием от него избавляться, как вы изволили заметить.

– Но не хотите же вы сказать, что отказали ему!

– Я не приняла его лестного предложения.

– Пруденс, вы дура. Для вас это было бы началом совсем иной жизни.

– И ты, Брут.

– Кто еще поддерживает это мнение? Кларенс, полагаю? Но, видите ли, тут он совершенно прав. Вам бы не помешало стать богатой леди. Правда, я еще сомневаюсь, что он имел в виду законный брак. Вы-то уверены, что правильно поняли его предложение?

– У меня нет никаких сомнений, и я считаю ваши сомнения нелестными для себя.

– Я тут ни при чем. Любой, кто знает Севилью, подумал бы точно так же.

– Тогда как вы могли допустить, что я приму его предложение?

– Если он действительно имел в виду жениться на вас, это другое дело.

– Но вы же так плохо о нем думаете!

– И не беру свои слова назад. Богатый негодяй. Даже когда он ведет себя с вами самым достойным образом, я не поручусь, что он не замышляет гадости, вроде тайного брака или иной низости. Но вы можете гордиться оказанной честью. Почему же вы ему отказали? Рассчитываете на титул?

– Просто не люблю его.

– О, любовь! А что это такое? Все об этом говорят, но мне кажется, что этого нет в природе. Я, по крайней мере, не встречал нигде в мире. Мне не попадался ни один мужчина, который был бы влюблен два дня подряд, и ни одна женщина, которая испытывала бы те же чувства к простому смертному.

– Странно слышать подобное от поэта, воспевавшего западную цивилизацию.

– Поэмы – это совсем другое. Художественный вымысел. Мы оба творим в разных жанрах. Влюбляться в вымышленных героев очень легко. Например, я обожаю Шиллу, уже неделю как влюблен в нее – это мой новый рекорд. Давайте сделаем из наших героинь идеальных влюбленных, а всю прозу жизни оставим за сценой. Нам удалось добиться их полного послушания, а если вздумают своевольничать, один росчерк пера, и они снова будут ходить по струнке. Но при чем здесь любовь?

– Наши взгляды расходятся, милорд. В моем понимании любовь – это нечто совсем иное.

– Что же?

– Любить другого человека, больше, чем себя.

– Но это не любовь. Называйте, как хотите, – материнский инстинкт, преданность и так далее. Фактически это любовь к себе, только в иной форме. Наши дети, например, часть нас самих. Я же говорю о любви между мужчиной и женщиной.

– И я об этом же.

– Тогда вы говорите чушь и прекрасно это понимаете, иначе не краснели бы, как школьница. Не обижайтесь, я никогда не умел понимать женщин. Только уверен, что когда они начинают говорить о любви, значит, им что-нибудь нужно – чтобы их вывезли в свет, или новое украшение, или деньги на счету в банке.

– Если женщине интересен мужчина, она с радостью принимает все, что он ей дает. И она не виновата, что вы во всем усматриваете корысть. В ваших рассуждениях нет и намека на чувства. При чем же тут женщина?

– Вы либо совершеннейшая простушка, либо очень мудрая женщина. Не могу сказать, кто именно. Знаю только одно – ваш Севилья абсолютно разделяет мои взгляды. Он же предложил бриллианты, разве не так?