– Знаешь… – произнесла совершенно завороженная Дженифер, – похоже, она с ос ку чи ла сь по Фолкену.

– Ага! – в раздумье кивнул Дэвид. – Фантастика, да?

Странная улыбка застыла на его лице. Дженифер она не нравилась: в ней было что-то победно-зловещее.

НАЧНЕМ ТЕРМОЯДЕРНУЮ ВОЙНУ? – набрал Дэвид.

– Не угодно ли партию в шахматы? – спокойно осведомилась машина.

ПОТОМ, – набрал Дэвид. – ДАВАЙ СЫГРАЕМ В МИРОВУЮ ТЕРМОЯДЕРНУЮ ВОЙНУ.

– Прекрасно, – ответила машина. – На чьей стороне вы будете?

– Ага! – сказал Дэвид. – Сейчас долбанем!

Я БУДУ РУССКИМИ, – набрал он.

– Обозначьте цели первых ударов, – потребовала машина.

– Ну и игра! – Дэвид повернулся к Дженифер. – Куда ты хочешь шарахнуть атомной бомбой?

– На Лас-Вегас, – ответила Дженифер. – Отец однажды просадил там в казино кучу денег.

– О'кей! Лас-Вегас получает у нас плюху. Давай дальше. Безусловно, Сиэтл.

– Да! Мне здесь обрыдло, – согласилась Дженифер.

Оба захихикали.

Дэвид Лайтмен ввел в машину названия еще нескольких городов.

– Благодарю, – ответила машина.

– Что дальше? Надо ждать? – спросила Дженифер.

– Не знаю.

– Игра начинается, – объявил компьютер.

Экран опустел.

– Что-нибудь не так? – спросила Дженифер.

– Не знаю.

– Медленно тянется.

– Некоторые стратегические игры требуют времени.

Внезапно на экране густо высыпали цифры.

– О черт, забыл включить дисковод, чтобы убрать лишнее, – Дэвид быстро исправил положение. – Ну вот, все. Готовы начать третью мировую войну, леди Мак?

– Да!

Оба громко расхохотались.

В Хрустальном дворце, пещерном чреве, начиненном попискивающими и помигивающими машинами смерти, работа шла своим чередом. Помещение навевало странные чувства: оно казалось полубиблиотекой-полумогилой. Техники разговаривали приглушенными голосами или просто молча отсиживали часы дежурства, передвигаясь от стола к столу в креслах на колесиках, снимая показания приборов, следивших за территорией Советского Союза или приближением муссонных облаков к Калимантану. Специалисты изучали данные тысяч радарных и сонарных установок. В затемненных частях амфитеатра экраны отбрасывали зловещий отблеск на лица дежурных, шептавших в микрофоны странные для непосвященных слова. На посту сейчас находилось семьдесят военных, прошедших долгую подготовку. Большие электронные карты, висевшие под потолком, выглядели словно пустые скрижали в ожидании пророчества.

Между картами находилось табло, призванное показывать счет в будущей смертоносной игре. Сейчас оно сообщало, в какой степени готовности находится система обороны страны:

СТОГ 5.

СТОГ (степень оборонной готовности) 5 означала мирное время, СТОГ 1 – тотальную войну; 4, 3 и 2 соответствовали промежуточным стадиям.

Генерал Джек Берринджер сидел, сняв китель, в рубашке, на командном мостике напротив больших экранов и думал о том, почему не несут кофе. Генерал Джек Берринджер пребывал не в лучшем расположении духа.

Его сын Джимми не был военным. По правде говоря, его сын Джимми был интеллигентский хлюпик, вымучивший ученую степень по английской филологии в каком-то занюханном колледже в Северной Калифорнии, а папаша платил за обучение. Предмет особых забот генерала формулировался так: «КАК ПРИВЛЕЧЬ ЛЮДЕЙ В АРМИЮ?». Дочерей он выдал замуж, и они, как полагается послушным дочерям, родили внуков, но единственный сын назло отцу отказался идти в вооруженные силы. Как раз сегодня утром миссис Берринджер, сияя, показала ему письмо от Джимми; ее привело в восхищение, как преуспел двадцатипятилетний недоросль и сколь прекрасен слог, каким написано это послание. Генерал Берринджер не разделил ее восторга, заявив, что он с куда большим удовольствием поглядел бы, как этот бездельник держит винтовку на поле брани, а не водит пером в затхлом классе. Эта ремарка вызвала короткую стычку между генералом и генеральшей, очень похожую на перебранки между генералом Бронебоем и его женой в кинокомедии «Жук Бейли». Генерал Берринджер терпеть не мог этого комика. В кино сейчас военного так и норовят выставить дураком. Куда подевались добрые старые ленты?

Еще больше генерал Джек Берринджер был раздражен успехом прошлогодней поездки доктора Джона Маккитрика в Вашингтон. Паршивец, добился-таки своего. Теперь ОПРУ заменил людей в шахтах, а сам Маккитрик разгуливает с масляной улыбкой, словно его беспрерывно чешут за ухом. «Сколько наград заслужил я в Корее и Вьетнаме, и вот она, благодарность», – пробурчал генерал себе под нос.

– Где сержант Рейли? – громко спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Где, черт побери, мой кофе?

Он чувствовал, как накатывает головная боль, и кофе нужен был ему, чтобы запить аспирин; наверняка понадобится не одна таблетка, чтобы оставаться в форме до конца дежурства.

Старший офицер связи, полковник Конли, сидевший рядом с начальником, заметил:

– Вы просили со сливками, Джек. Может, у них кончились сливки?

– Кончились сливки! Исключено, – возразил Берринджер. – Я велел натащить в эту нору столько кофе, чтобы можно было пересидеть атомную катастрофу, и достаточно сливок. Ты ведь знаешь, Эл, я не могу без них из-за проклятой язвы. – Он покосился на главный терминал ОПРУ, за которым сидел майор Фредерик Лем. – Кстати, она особенно дает себя знать после того, как Маккитрик взгромоздил нам на шею свою проклятую машину.

– Джек, если у вас язва, надо пить «Маалокс», а не кофе.

Генерал Берринджер с отвращением фыркнул. В это время к нему подошел сержант-ординарец с дымящейся чашкой.

– Наконец-то, – сказал генерал, снимая ее с подноса. – Эй! А где сливки?

Сержант улыбнулся и вытащил из кармана четыре картонные упаковки:

– Так вам удобней будет глотать их, сэр.

Оператор радарной установки Тайсон Адлер осторожно отхлебнул глоток горячего чая, смешанного с травами; напиток имел миндальный привкус. Вообще-то пить возле пульта запрещалось: пролитая случайно жидкость грозила вывести его из строя. Но у Адлера невыносимо першило в горле. Накануне он был на танцах с подругой и, разгоряченного, его прохватило на сквозняке. Еще не надо было прыгать под дождем через лужи. Ладно, перебьемся как-нибудь.