– Да. Довольно давно. Моя вторая миссия после Пекла. Сколько же мне стукнуло? – Он на секунду задумался. – Пожалуй, двадцать шесть.

– Солидный возраст!.. – протянула Анна.

– Это с твоей точки зрения. После стажировки на Пекле я получил сертификат разведчика, очень им гордился, но ничего не умел. Правда, контакт с хайморитами не требует больших умений… они ребята дружелюбные…

Глаза Анны округлились.

– Хаймор обитаем? О, как интересно! И кто же там живет?

– Теплокровные живородящие амфибии. Это водный мир, дорогая. Семь процентов тверди, а остальное – океан с глубинами до двух километров. На шельфе – подводные джунгли, кораллы, моллюски и рыбки неописуемой красы. Только большей частью ядовитые.

Она вздохнула.

– Хотелось бы на это поглядеть!

– Да, редкостное зрелище и очень освежающее. Как сказано в Книге Начала и Конца, способность дивиться чуду жизни питает корень человеческой души.

– Никогда не слышала о такой Книге.

– Это творение Йездана Сероокого, пророка кни’лина, их Коран и Библия… В общем, священный манускрипт, кладезь всяческой премудрости. Когда я учился в Академии, мне довелось с ним ознакомиться.

Они помолчали. Потом Анна спросила:

– Мы подойдем к планете?

– Нет, милая. Сейчас роботы грузят два квадроплана… деликатесы, почта, одежда и все такое… Они уйдут с минуты на минуту, а мы отправимся к Горькой Ягоде.

– Квадропланы? Что это, Ивар?

– Не знает! – каркнула инспектор. – Про Книгу не знает и про квадропланы! Я же сказала – головка-то пустая!

Это была всего лишь игра, способ скрасить одиночество. Машина – какой-то модуль бортового компьютера или автономный блок корабельной памяти – притворялась Анной Кей, суровой инспекторшей, историком Обо Коиче и всеми остальными персонажами, а Тревельян делал вид, что этому верит. Анна спрашивала, он отвечал, улыбался ей и косился с иронией в сторону соседнего портрета. Кажется, дама-инспектор ревновала; ей тоже хотелось с ним пофлиртовать.

– Квадроплан – грузовой планетарный бот, – пояснил Ивар. – Две трубы, соединенные крестом, четыре гравидвижка на концах, а в перекрестье – пассажирская кабина. На вид машина неуклюжая, зато устойчивая, может сесть и подняться даже в ураган. У нас на борту их десятка три.

– Никогда не видела, – сказала Анна. Фоном для ее портрета служили цветущие заросли жасмина. Там гулял ветерок, шевелил ветви с белыми цветами, развевал светлые волосы девушки.

Палуба под ногами Тревельяна чуть заметно покачнулась.

– Первый пошел, – произнес он и вытянул руку к инспекторше. – Корабль, внешний обзор! На этот экран!

Строгая дама исчезла. Вместо ее изображения открылся вид на ближний космос: черная бархатная пустота с точками звезд, далекое солнце Хаймора и маневровые огни квадроплана. Аппарат, набирая скорость, быстро удалялся от корабля.

Пол снова дрогнул. Вторая машина, похожая на серебристый крест с утолщением в центре, выскользнула из шлюза.

– Вот и все, – сказал Тревельян. – Сейчас мы сойдем с орбиты, наберем скорость и прыгнем к Ягоде. Ну, это такое место, где лучше не задерживаться. Мрачная планета! – Он помахал Анне рукой и отступил на пару шагов от ее портрета. – Пойду поплаваю в бассейне. Жаль, что тебе нельзя окунуться.

– Жаль, – согласилась девушка. – Когда ты опять придешь?

– Скоро, – побещал Ивар, – скоро.

Он направился в спортивный зал. Взгляды бывших пассажиров транспорта провожали его. Студенты, приятели Анны, офицеры Флота в синих с серебром мундирах, компания терукси в пестрых одеждах, коллега по Фонду (когда-то он добирался на Пта), люди из Исследовательского корпуса, несколько приятных загорелых женщин – эти возвращались домой с Гондваны… Сотни глаз, сотни лиц, сотни историй, длинных или совсем коротких… В будущем, думал Тревельян, какой-то скучающий странник подойдет к его изображению, заведет разговор и спросит: зачем ты летишь на Пекло, в эту чертову дыру? И услышит загадочный ответ: лечу, ибо Серый Трубач перешел горы.

«Хорошая малышка, – раздался ментальный голос командора. – Скромная, но цену себе знает».

– Ты это о чем? – вслух поинтересовался Тревельян.

«О девушке, с которой ты беседовал. Из таких выходят прекрасные жены, парень. А тебе как раз пора остепениться».

– Во-первых, я еще не готов к такому решительному шагу, а во-вторых, где ее искать? Тридцать два года прошло, как она летела на этом корабле. Она теперь не юная девица, а зрелая женщина…

«Вот и отлично. Монике, второй моей супруге, было пятьдесят, когда мы встретились. Женщина в таком возрасте знает, чего хочет, и это, поверь, большое преимущество. Ей хотелось детей, и за три года она подарила мне троих. – Командор смолк, погрузившись в воспоминания, затем добавил: – Ты, кстати, происходишь от Сергея, старшего сына Моники».

Ивар ухмыльнулся и поправил наголовный обруч.

– Помнится, ты утверждал, что моим прародителем является Павел, сын от первой жены.

«В самом деле? Ну, возможно, возможно… Бывает, что я путаюсь в своих потомках… семь сыновей, восемь дочерей, которых я видел лишь в перерывах между боевыми действиями… даже имена запомнить трудно».

Тревельян с неодобрением хмыкнул и перешагнул порог спортивного зала. Тут, за танцевальной площадкой, между статуями Артемиды-охотницы и Геры, матери богов, возвышался конус с зеркальной поверхностью, внушительная геометрическая фигура величиной с планетарный вездеход. Корпус трафора, содержащий Мозг с Сайкатской станции, мог, однако, принимать и другие формы и при нужде довольно резво перемещаться.

При виде Тревельяна робот выдвинул штангу с голосовым вокодером и пророкотал:

– Ррза тежи агхата, оррт тажи Хиндаг.

Звуки лающего гортанного языка кочевников разорвали тишину. То была поговорка северян, мудрость народа, странствующего по бескрайним засушливым равнинам: как бы далеко ни находился человек, он всегда близок к богу. Туземцы Пекла, как некогда земляне, говорили на множестве наречий, диалектов и жаргонов, и память Тревельяна, даже подстегнутая гипнотическим внушением, не могла вместить все изобилие местной лингвистики. Но для Мозга в этом не было проблем.