Привлекательная сонливость на лице Алекса сменилась угрюмостью.

– Я уверен, что меня по-всякому называют.

– Почему вы решили, будто все только и делают, что вас обсуждают?

– А как насчет четырехсот тысяч девяноста четырех поисковых запросов? –ответил он. –Или вы уже забыли?

– Нет, я не забыла, –отрезала она. Когда Алекс сел, одеяло соскользнуло на пол. Она машинально подняла его. –Но не все настолько…

– Надоедливы?

– Любопытны, –парировала она, –как я. –У нее покраснели щеки, когда она вспомнила, как искала информацию об Алексе в Интернете. Возможно, он прав. Если один раз станешь жертвой сплетен, они будут преследовать тебя всегда. Она задрапировала одеяло вокруг его ног. –Хотя, если вы спросите мое мнение, я вам скажу, что, живя в особняке у черта на куличках, вы привлекаете к себе всеобщее внимание.

– Я живу здесь потому, что люблю уединение, –категорично ответил он, намекая на то, что разговор окончен.

Келси заметила, как он трет глаза.

– Голова все еще болит? –Она вспомнила о том, что мигрени Рошели иногда длились по нескольку дней. Когда становилось совсем невыносимо, Рошель ложилась в больницу, где ей ставили капельницу с морфием.

Алекс тут же воспользовался тем, что переменилась тема разговора:

– Немного, но мне определенно лучше. Лекарство помогло. И сон. Еще несколько часов сна, и я буду в порядке.

Намекает ли он на то, что она должна уходить в свою комнату?

– Вы подниметесь наверх?

Он покачал головой, потом закрыл глаза и опустил голову на подушку:

– Пока нет. Мне комфортно здесь.

– Ну хорошо, увидимся завтра утром.

– Келси?

Он протянул руку и схватил ее за запястье, чего ему и не нужно было делать, так как она остановилась, лишь только он ее позвал.

– Что? –спросила она.

– Спасибо.

Алекс произнес всего одного слово, но выражение его лица стало мягким и искренним, а глаза перестали быть сурового темно-серого цвета, а приобрели приятный голубоватый оттенок. Он крепко и одновременно осторожно держал ее за запястье. Келси чувствовала прикосновение каждого его пальца к своей коже. Ее окутало приятное тепло, и она улыбнулась.

– Не за что! –С неохотой Келси высвободила запястье и направилась вверх по лестнице.

– Неужели я действительно ожидала изменений? –спросила Келси Толстячка на следующее утро. –Я имею в виду, что помогла ему справиться с головной болью. Ну и что в этом такого? –То, что Алекс в знак благодарности коснулся ее руки, ничего не значит. –Всего на мгновение, –сказала она, ощущая, как при воспоминании о прикосновении пальцев Алекса у нее начинает покалывать кожу, –я почувствовала, что мы понимаем друг друга, представляешь? Словно мы с ним связаны… Я понимаю, что у меня разыгралось воображение.

Во-первых, у Келси было правило –никаких увлечений. А во-вторых, сегодня утром Алекс снова был мрачным и отчужденным, как в день ее приезда к нему. Вернее, он был еще мрачнее, если такое вообще возможно.

– Парень прошел через множество испытаний, это точно, –сказала она, сохраняя документ в компьютере. –Я бы на его месте вела себя точно так же, если бы пережила подобное. Отсюда вопрос: что он будет делать, когда выйдет его новая книга?

Если эта книга все-таки выйдет. Она оглядела сокращающуюся стопку желтых блокнотов. Сегодня утром мистер Лефковиц прислал Келси письмо по электронной почте, в котором попросил предоставить отчет о проделанной работе. Келси не хотела ничего ему отвечать. На данный момент она перепечатала треть книги. Роман был по-прежнему не закончен. Редактору такая медлительность явно не понравится.

– Если Алекс не начнет писать роман в ближайшее время, я застряну здесь до Рождества, –сказала она Толстячку.

Интересно, празднует ли Алекс Рождество? В ее мозгу возник образ мрачного Наттингвуда, без всяких праздничных украшений, и у нее сжалось сердце. Разве справедливо, что Алекс должен проводить праздники в изоляции и уединении?

– Ты когда начнешь слушать свой рассудок, а? –сказала она вслух. –Тебе не все равно, как Алекс Маркофф проводит Рождество?

Вот прекрасный пример того, почему она не желает никаких романтических отношений. Как только возникает влюбленность, сразу на первый план выходят глупые и неуместные понятия –вроде уютного дома, большой семьи и праздничных дней…

И мечтания о родственной душе, обладающей суровым взглядом темно-серых глаз.

– Вот и все. Пора сделать перерыв, –произнесла Келси, чьи мысли окончательно вышли из-под контроля.

Лежащий на террасе Толстячок потянулся и начал вставать. Взяв пустую кружку, Келси с притворной свирепостью посмотрела на кота через открытые балконные двери.

– Даже не думай о том, чтобы войти в дом, пока я варю себе кофе, –сказала она ему, прекрасно понимая, что кот не будет ее слушать.

Кофе было единственным пристрастием, объединявшим Алекса и Келси. Очевидно, оба были одержимы кофе, потому что по негласному соглашению в кофейнике всегда был свежий и горячий кофе. Обычно первым его варил Алекс, а в полдень –Келси.

Существовала только одна проблема. Алекс поставил кофемолку на верхнюю полку. Обычно он оставлял кофемолку на кухонном столе, но сегодня, должно быть, что-то его отвлекло и он забыл об этом. Вероятно, у него в голове слишком много других мыслей…

Она поставила кофейную кружку на кухонный стол, затем подтащила стул к столу, решив напомнить Алексу, что он обещал держать кофемолку в пределах ее досягаемости. Не у всех такой большой рост, как у него.

– Вы стоите на моем кухонном столе, –сказал Алекс, стоя за ее спиной.

– Что еще?..

Келси чуть не уронила кофемолку. Хуже того, она чуть не сбила со стола свою кружку.

– На днях я собираюсь купить вам колокольчик, –проворчала она.

– Я не знал, что мое появление так для вас важно.

– При вашем внезапном появлении у меня каждый раз сердце чуть не выскакивает из груди.

Держа кофемолку в руках, она спрыгнула со стула, в результате чего оказалась к Алексу ближе, чем ожидала. Она снова уловила исходящий от него древесно-гвоздичный аромат. Они стояли друг против друга несколько минут не двигаясь. Келси с внезапным интересом стала рассматривать щетину на щеках Алекса, его сухие, но мягкие на вид губы. Подняв глаза, она поняла, что он тоже ее изучает. Или так ей показалось? У Алекса был такой взгляд, какого она никогда не видела прежде.

– Я… я хочу сварить свежий кофе, –наконец ответила она, заикаясь. Почему в его присутствии у нее путаются мысли? –Как ваша голова?

Он коснулся виска рукой, будто вспомнив, что она имела в виду. У нее возникло сумасшедшее желание тоже к нему прикоснуться.

– Лучше. Осталась только тупая боль.

– У вас есть что-нибудь перекусить? Пустой желудок не поможет унять головную боль.

Он отошел в сторону, разрушая атмосферу очарования.

– Вы всегда так обеспокоены благополучием других людей? –спросил он, открывая холодильник. –Или только моим?

– А вы всегда так подозрительно относитесь к мотивам людей? Не берите в голову. Притворитесь, что я вас об этом не спрашивала, –прибавила она, поглядывая на него через плечо.

Так как атмосфера между ними изменилась, Келси вернулась к первостепенной задаче. Она тщательно отмерила порцию кофейных зерен, загрузила их в кофемолку, включила ее, и кухня наполнилась громким шумом.

– Очевидно, вы не представляете, как ужасно вчера выглядели, –продолжала она говорить, пока работала кофемолка.

– Я страдаю от приступов мигрени всю мою жизнь. И, как видите, ни от одного из них я еще не умер. Кроме того, я не просил вас оставаться.

– Ну и дурочка же я, что заботилась о вашем здоровье! –Келси выключила кофемолку. –В следующий раз оставлю вас страдать в одиночестве.

– Спасибо.

– Всегда к вашим услу… Осторожнее!

Все происходило словно в замедленной съемке. Алекс подошел к шкафу, чтобы достать чашку. Когда он повернулся к Келси, задел гипсовой повязкой ее кофейную кружку, стоящую на столе. Кружка с выцветшими цветами покачнулась и полетела на пол. Келси протянула руку, чтобы поймать ее, но было слишком поздно. Со стуком кружка ударилась о пол и развалилась на три части.