— Только с возвратом, товарищ командир. Если политрук её уничтожит, можете смело его расстрелять, как скрытого троцкиста, замышляющего недоброе против товарища Сталина.

— Лихо вы завернули. Кстати, Тарусов, как правильно звучит ваше имя и отчество? А то, у писаря Курочкина почерк очень трудно разобрать. Только он в своих записях разобраться может.

— Яр Яросветич. Моего отца Яросветом зовут. Он сейчас тоже в армии, и где-то с германцами воюет.

— А в армию вас почему так долго не брали?

— Не знаю, товарищ командир, наверное из-за моего знания шести иностранных языков. Я на военных сборах случайно услышал, что меня для помощи разведчикам придерживали, потому-то в какой-то спецсписок внесли. Ведь я же таёжный охотник, а значит бесшумно смогу пройти там, где другие не смогут.

— Так, Тарусов. Слушайте мой приказ, про знание иностранных языков и про то, что вы у нас таёжный охотник, никому не говорить! Поняли меня, товарищ старший сержант?

— Так точно, товарищ командир.

— Вот же блин горелый, он ещё и по старорежимному отвечает. Один чёрт, хрен я вас теперь кому-то отдам, Тарусов. Вместе воевать будем. Вы мне честно скажите, воевать уже приходилось?

— Только с бандитами. Мы налёты крупных банд на наше таёжное поселение отражали. Так что за меня можете не переживать, товарищ командир. Для меня, что враг пришедший на нашу землю, что кабан в лесу, одинаковая цель.

— Так. Всем бойцам слушать меня внимательно. Вы нашего разговора не слышали. И хорошо запомните, от старшего сержанта ваши жизни зависят, так что слушайтесь его как родного отца.

Через час командир нашего взвода вернул мне фотографию и сообщил, что произошедшее ЧП дошло до командира полка, и тот приказал политруку даже не приближаться к нашему взводу.

Спустя несколько дней, нам выдали патроны и сухие пайки, после чего, наш полк отправили на фронт.

Первый бой, лично мне, ничем особо не запомнился. Мы сидели в окопах и отражали атаки немцев. За весь день мы отразили шесть атак. Третий взвод умудрился подбить четыре немецких бронетранспортёра. Бойцы немного пообвыклись и уже к вечеру не кланялись каждой свистящей рядом пуле. Можно сказать, что нашему взводу в первом бою очень повезло, ни одного убитого, и всего трое легкораненых.

Зато второй взвод нашей роты понёс большие потери. Как мы потом узнали, там немецкий снайпер тяжело ранил командира взвода, лейтенанта Горяченко. После его ранения и отправки в медсанбат, командование на себя взял политрук, отстранив от ентого дела командира первого отделения. Хотя сержант должен был принять на себя командование согласно устава. Политрук поднял бойцов в атаку, отправив их на германские пулемёты, но толку не добился, лишь погубил половину второго взвода. Когда политрук вновь стал подымать оставшихся бойцов в атаку, то пуля немецкого снайпера нашла голову дурака.

Командир нашей роты матерился как сапожник, и сказал всем младшим командирам, что если бы не немцы, то он сам бы расстрелял политрука перед строем, за его бессмысленную атаку.

Несколько дней немцы ходили в атаку, но так и не смогли прорвать нашу оборону. Не знаю что за германская часть стояла перед нами, но артиллерии и танков у немцев не было, а четыре бронетранспортёра наш третий взвод уничтожил ещё в первый день боя.

Чтобы бойцы моего отделения не расслаблялись, я приказал им, в перерывах между боями выкопать в лесу землянки, в пятидесяти саженях позади наших окопов. Когда лейтенант Светлов спросил, куда я посылаю своих бойцов, то я ему рассказал и пояснил, что в случае авианалёта, мои бойцы там переждут бомбёжку, а потом вернутся в окопы. Услышав мои объяснения, командир приказал всему первому взводу копать укрытия в лесу на случай бомбёжки. Глядя на наш первый взвод и другие взвода занялись тем же самым.

Видать немцам надоело так воевать, и они вызвали свою авиацию. Бомбили наши позиции, можно сказать, с утра до вечера, с перерывом на обед. Вот только никого в наших окопах не было. Погиб от немецкой бомбёжки всего один человек. Им оказался наш взводный, лейтенант Светлов. Как оказалось, он вылез из своей землянки по большой нужде, и когда сидел в кустах ему в голову прилетел осколок от авиабомбы. Мы его потом похоронили с почестями в одной из воронок.

Уже вечером меня вызвал к себе наш командир роты, и приказал принимать командование первым взводом, так как среди командиров отделений, я самый старший по званию. Ротный писарь Курочкин тут же всё вписал в мои документы, с указанием номера приказа командира роты.

На следующий день, мы отбили ещё две атаки немцев. Когда всё затихло, ротный вызвал меня к себе и спросил, есть ли у меня во взводе разведчики? Я ответил, что и сам если надо могу сходить на разведку. Ротный удивлённо посмотрел на меня, а затем подумал и сказал мне, чтобы я взял в разведку всё своё отделение.

Мы подобрались к позициям немцев довольно близко. Проблема была в том, что от леса, где мы спрятались, до стоящих немецких палаток, было около тридцати-сорока саженей. Всё енто пространство было открытым, и даже ночью нас бы заметили, так как германцы все ночи пускали осветительные ракеты. Да ещё дорога шла рядом с лесом, где мы находились.

Но удача в тот день была на нашей стороне. Пока мы думали, как подобраться к палаткам, где находятся германские командиры, от них неожиданно отъехала легковая угловатая машина с открытым верхом. В ней находились шофёр и офицер.

Прямо возле кустов, где я был, раздался хлопок и машина остановилась. По услышанному разговору, я понял, что немцы прокололи колесо. Шофёр сказал господину майору, что он быстро заменит колесо. Решение я принял быстро. Берём германцев по-тихому. На такой случай все мои бойцы сделали палки с навязанными тряпками, чтоб оглушить противника. Я подал знак, и через минуту оба немца связанные лежали передо мной, а рядом с ними стоял портфель с документами и картами. Затем, мои бойцы затолкали машину в лес, чтобы её не было видно, ни с дороги, ни от германских палаток. Забрав свои трофеи мы окружным путём решили вернуться на наши позиции.

За полверсты до места нахождения нашей роты, мы услышали, что по лесной дороге едет машина. Поручив Антону Павловичу присматривать за нашими пленными, я приказал остальным приготовиться к бою. Когда грузовая машина поравнялась с нами, по моему приказу бойцы открыли огонь. Буквально через несколько секунд, шестеро немцев превратились в покойников. Братья Соболевы, аккуратно всё осмотрели, а потом подали знак, что можно подходить. В кузове грузовика мы обнаружили четырёх старших командиров Красной армии, руки которых были связаны сзади верёвками. Отдав приказ бойцам на сбор у убитых германцев оружия, документов и продовольствия, я сам залез в кузов германского грузовика, и постарался привести всех наших командиров в чувство. Вскоре мне удалось добиться успеха. Передо мной сидели член Военного Совета армии, два штабных полковника и батальонный комиссар. Их звания подтвердились теми документами, что мы забрали у уничтоженных немцев.

— Вы кто? — первым спросил меня батальонный комиссар.

— Разведка. За немцами на охоту ходили. Наша добыча нас в лесу ждёт. Нам помешала ента машина, вот мы её и остановили. Даже не ожидали, вас тут связанными увидеть.

— Доставьте нас к своему командиру.

— Ничего не имею против, товарищи командиры, тем более тут полверсты осталось пройти.

Когда мы вышли к нашим окопам, мне навстречу вышел командир роты.

— Докладывайте, старший сержант, как сходили в разведку?

— Нормально сходили, товарищ капитан. Взяли живыми двух немцев, один из них офицер в чине майора, второй его шофёр. А вместе с ними доставили полный портфель с документами и военными картами.

— А кто там позади вашей разведгруппы стоит?

— Енто мы на обратном пути, походя у немцев отбили. Там член Военного Совета армии, два полковника и батальонный комиссар. Они попросили доставить их к моему командиру, вот я вам их и передаю, вместе с документами изъятыми у убитых немцев.