— Я не угадываю, а знаю, — холодно сказал Михаил Сергеевич. — Практика у меня не очень большая — год, зато на Кавказском фронте, от пациентов, сами понимаете, отбоя не было. И диплом медицинского факультета имею. В ближайшее время — лучше к завтрашнему утру, жду от вас подробного рапорта обо всех ваших злоключениях. О том, с кем именно вы контактировали, допросе в английской контрразведке, допросе в контрразведке белых, вашем пребывании в тюрьме. В общем, обо всем.

— Слушаюсь, — только и сказал я.

Представив, сколько придется писать, взгрустнул, но вспомнив, что можно писать обычным текстом, без шифровки, повеселел.

Кедров указал мне на один из мягких стульев, стоявших у письменного стола, уселся сам.

— Что ж, Владимир Иванович, теперь можно поговорить, — произнес Михаил Сергеевич. — Не скрою — очень рад вас видеть. Вас искали мы, искало и подполье. Владимир Иванович, у меня много недостатков, но нет привычки бросать своих людей. В крайнем случае, я должен знать их судьбу. Последние сведения о вас: отправлен на Мудьюг, откуда не возвращаются. Имелась информация о восстании среди заключенных, о попытке к бегству, но официально — восстание подавлено, беглецы пойманы и уничтожены. По времени оно совпадало с вашим прибытием на остров, но фамилии неизвестны.

— Ишь, испугались охранники открыть правду, — с удовлетворением заметил я. — Не знаю, сколько всего беглецов — в нашей группе уходил тридцать один человек. Первым умер товарищ Стрелков, фамилии остальных не помню. Увы, осталось тринадцать. Если бы не тиф, уцелело бы больше.

— Стрелков? — заинтересовался Кедров. — Петр Петрович?

— Так точно. Стрелков — председатель Архангельского уездного исполнительного комитета. Вы его знали?

— Разумеется. Стрелков был в моей комиссии.

Понял. Та самая знаменитая «Советская ревизия», которой приписывались тысячи расстрелянных только в Вологде. Похоже, по ее приказу расстреляли все население и Архангельской и Вологодской губерний.

— Петр Петрович изначально принадлежал к кадетам, а где-то в шестнадцатом или семнадцатом стал большевиком, — сообщил Кедров.

Я мысленно улыбнулся. Если Стрелков был кадетом, то этим и объясняется его желание провести восстание «по закону» — с митингами, с резолюцией, с принятием ее большинством голосов. Сам я обеими руками проголосую за главную идею партии народной свободы о правовом государстве с разделением властей и господством закона, но не на каторге же. Так можно дойти до того, чтобы поднять вопрос — а легитимно ли наше восстание, если нас сюда определили по законам непонятного, но правительства?

— Стрелков во время восстания получил тяжелое ранение и по дороге умер. Не знаю, сможет ли кто-нибудь отыскать могилу.

— Отыщем, — уверенно сказал Кедров. — А почему вы не дали о себе знать, когда вышли к своим?

— А я давал, — ответил я. — О моем прибытии я сразу известил особый отдел шестой армии. Они должны были передать вам сведения о моем появлении. Но отчего-то начальник отдела — теперь уже бывший — товарищ Муравин позабыл передать в Москву сообщение. Может, в суматохе упустил из вида. Надо его спрашивать.

— Муравин? — нахмурился Кедров. — Увы, теперь уже не спросить. Муравин погиб на задании.

Немного помедлив, начальник особого отдела ВЧК сказал:

— Ну, теперь уже поздно о чем-то жалеть и спрашивать. Главное, Владимир Иванович, что вы живы и здоровы. Теперь о деле. Для начала — хотелось бы сделать несколько замечаний. Все-таки, если вам приказано пользоваться шифрокнигой, следует читать ее внимательнее. «Корабль воздуха» — это дирижабль. Хорошо, что мы поняли, что у англичан не могло быть сто дирижаблей, и пришли к выводу, что это все-таки самолеты. Далее, «хлор» запустили открытым текстом, а не попытались зашифровать. Ведь это несложно — перейти на шифрование букв, а не слов. И куда годится записывать данные объекта разработки?!

Кедров еще минут десять выговаривал мне, но потом улыбнулся:

— Шифровальщик пока ваши тексты разбирал на мат изошел. А ваши «Провозы для говорил» — это нечто невообразимое, расшифровывали всем отделом, пока не догадались, что это телефонный провод. Но в целом, вами очень довольны. И у нас, в ВЧК, и в наркомате по военным и морским делам. Свою задачу вы выполнили и даже, если можно так сказать, перевыполнили. Вы хоть поняли, в чем она заключалась?

— Поссорить англичан и белых.

— Совершенно правильно, — кивнул Кедров. — Но это задача — тактическая, а стратегическая?

— Вероятно, дать понять всему белому движению, что рассчитывать на помощь союзников им не стоит. Что при возникновении выгоды Европа предаст своих прежних союзников, позабудет о клятвах и общих духовных ценностях и станет дружить с Советской Россией.

— Именно так, — согласился мой начальник. — Можно еще добавить, что после нескольких выступлений армии Миллера против англичан, множества неоправданных жертв, у союзников теперь нет иллюзий в верности белых. Сторонники вмешательства во внутренние дела России в парламенте имели неприятности, а наш главный недоброжелатель военный министр Черчилль даже подал в отставку. Британия приняла решение о полной эвакуации своих войск с территории России. На сегодняшний день, на всей территории нашей страны англичан практически нет. И военные поставки белым сведены на нет.

Значит, я все-таки слегка подтолкнул историю. Что же теперь дальше? Победа РККА на всех фронтах? Или раньше времени отменят продразверстку и введут НЭП?

А Михаил Сергеевич, между тем, продолжал просвещать меня по итогам моей командировки.

— А еще, ваша миссия — это задел на будущее. Наступит мир, России придется налаживать дипломатические отношения, восстанавливать экономику, для чего понадобится привлекать иностранных специалистов, средства. Вы дали им интересные, очень выгодные предложения, они примутся их осмысливать. Разумеется, им понадобится время, нам пока тоже не до народного хозяйства — с гражданской бы войной покончить. Так что вы сыграли огромную роль.

— Именно я? — решил уточнить я.

— Разумеется, не только вы, — усмехнулся Кедров. — Владимир Иванович, неужели вы действительно считали, что вы такой единственный и неповторимый?

— Конечно, нет, — покачал я головой. — Это как про яйца в корзинке. Думаю, эти идеи, предложения о сотрудничестве, англичане, американцы и прочие получали из разных источников.

— Вот видите, вы все прекрасно понимаете, — развел Кедров руками. — Источников и должно быть много, чтобы империалисты клюнули хотя бы на один из них. Капля камень точит, а если таких капель много? Это же классика.

Я промолчал. А что тут скажешь? Впрочем, Кедров не сообщил мне ничего такого, чего бы я и сам не понял или не догадывался. Непонятно лишь, почему обо мне вдруг «вспомнили» и резко вытащили из Вологды? Неужели, чтобы поговорить о моем предыдущем задании? Ну не поверю!

Словно подслушав мои мысли, Михаил Сергеевич сказал:

— Теперь самое главное. Товарищ Аксенов, ваша северная эпопея не закончена, вам придется снова вернуться в Архангельск.

Видимо, у меня был такой растерянный вид, что начальник особого отдела позволил себе улыбнуться.

— В последнем донесении вы упомянули вашего директора библиотеки, некого Платона Ильича Зуева, которого подозревали в связи с английской разведкой.

— Уже не подозреваю, а уверен в этом на сто процентов, — перебил я начальника. — Свое последнее задание — выйти на английскую контрразведку, связаться с командованием британцев, я провел именно через него.

— Что же, это прекрасно, если ваши подозрения подтвердились, — хмыкнул Кедров. — В вашем донесении упоминался последний начальник Архангельской жандармерии, полковник... забыл фамилию.

— Фагоринский Егор Матвеевич, — подсказал я.

— Да, спасибо, Фагоринский, — поблагодарил Кедров. — Полковник Фагоринский не эмигрировал, не арестован и не расстрелян. Он теперь проживает в Крыму, в Ялте, а там, сами понимаете, белые. Но некоторыми путями удалось узнать, что еще в пятнадцатом году Архангельская жандармерия заподозрила вашего библиотекаря в шпионаже. Пытались выяснить, в пользу какой страны, пошли по тому же пути, что и вы, то есть сопоставили назначение Зуева и связи его покровителей с английскими банками, начали вести расследование. Думаете, чем все закончилось?