Потом опыт повторялся, но на этот раз вместо предметов субъекту совали бессмысленные безделушки в виде разноцветных загогулин разной формы и величины, и теперь уже все приборы и устройства, создававшие какофонию, отключались, а бокс наглухо закрывался специальным полем, отгораживающим человека от любых воздействий среды. Один раз Гарс для интереса сам вызвался стать объектом эксперимента, и ему хорошо помнилось, какие неприятные ощущения навевали на него абсолютная тишина и непроглядное марево тумана, сгустившегося так, что ничего не было видно, кроме своих рук. Как при прохождении Горизонта, только смерчеобразной тяги, увлекающей куда-то за собой тело, тут не было.

На следующем этапе одиночку сменяла толпа, и все повторялось с самого начала, но тот, кто оказался первой жертвой, из бокса не изымался, а находился среди остальных. Ему, однако, было запрещено шевелиться и разговаривать с остальными. Для надежности ему даже надевали на голову непроницаемо черный эалахон, а рот залепляли пластырем.

Обычно после завершения опытов Лапорт и Наркис с благодарностью отпускали подопытных на все четыре стороны, а сами принимались горячо обсуждать результаты эксперимента, и вот тут-то Гарс окончательно переставал их понимать, потому что они выражались абсолютно нечеловеческим языком и то и дело ссылались на какие-нибудь древние персоналии с непроизносимыми именами. Иногда они уныло препирались, иногда торжествующе хлопали друг друга по плечу, невзирая на должностную разницу между собой, иногда хвалили Гарса за помощь — впрочем, последнее случалось очень редко.

Но сегодня все было иначе.

Распрощавшись с объектами эксперимента, Лапорт и Наркис объявили Гарсу и прочим сотрудникам, что настала пора отправиться на обед, а когда кто-то заикнулся было, что ближайшая столовая еще не открылась, то начальственный дуэт попросту выставил подчиненных за дверь, пожелав в спину приятного аппетита.

Есть Гарсу пока не хотелось, тем более — торчать перед столовой в унизительном ожидании, пока официанты-киберы соизволят впустить внутрь изголодавшуюся толпу. Он направился в лабораторию, где Адамцев все пыхтел над своими тестами, скрашивая это унылое занятие синтетическим, но довольно аппетитным с виду бутербродом.

Увидев Гарса, Адамцев что-то невнятно пробурчал.

— Что, хочешь испытать на мне еще какой-нибудь вопрос? — осведомился Гарс.

— Да нет. — Герт наконец сумел проглотить кусок, мешавший ему общаться. — Я вот по поводу Тегусигальпы.

— Ну-ну, — подбодрил своего коллегу Гарс.

— Это действительно город, — сообщил Адамцев. — Только он оказался столицей Гондураса.

— Ну и прекрасно! От меня-то ты чего хочешь? — Герт с подозрением воззрился на Гарса.

— Никак не пойму, — пробормотал он в конце концов. — Как это может быть, чтобы столица Гондураса находилась в Никарагуа?

Разобравшись и с Гертом, и со столицами, Гарс занял свое излюбленное место за интом, предвкушая, по крайней мере, полчаса лазания по Сети. Но, производя манипуляции с клавишами на панели управления, сделал неловкое движение и задел локтем сразу две Вполне безобидных кнопки, одна из которых включала режим скроллинга, а другая была обозначена каким-то странным символом в виде очков и, как Гарс не раз убеждался, служила в качестве декоративного украшения, поскольку нажатие ее ни к чему не приводило.

Однако сейчас эффект был потрясающим.

Экран инта вспыхнул, открывая взору Гарса вид того помещения, которое он только что покинул. Камера была установлена где-то под потолком и позволяла осматривать экспериментаторскую в режиме кругового обзора. Было хорошо видно, как Лапорт и Наркис, сблизив головы, напряженно всматриваются в экран того прибора, который был доселе известен Гарсу как тот самый «хренов сканер». Однако на сканирование это походило мало. На экране отчетливо виднелся какой-то чертеж, по которому медленно перемещался рой светящихся точек, похожих на светлячки.

Лапорт шевельнул губами, и Гарс услышал из динамиков своего инта:

— Обратите внимание, Наркис: ни одного исключения. Кажется, на сей раз нам удалось сломать «золотое сечение» Лефевра.

— Благодаря вам, шеф, — послышался голос старшего экспериментатора. — Ваша идея о построении лагранжиана локальной четырехскорости зарядового поля была просто гениальной!

— Ну-ну, не опускайтесь до грубой лести начальнику, Наркис. Вы же прекрасно знаете, что я лишь сделал практические выводы из теории Хеверлинка. Лучше угадайте, куда они направляются.

Наркис почти влип лицом в экран «сканера».

— По-моему, в туалет, — сказал он немного погодя. — Между прочим, на четвертом ярусе самый лучший туалет, Груний Маркович.

— Запомним на будущее, — пробормотал Лапорт, не спуская глаз со «светлячков». — Хотя, по-моему, во всех туалетах пахнет одинаково.

Одна из светящихся точек вдруг отделилась от «роя» и поползла куда-то влево.

— Интересно, кто это? — осведомился Лапорт.

— Скорее всего тот рыжий парень из группы Дальгнинга, — предположил Наркис. — Помните, он постоянно шмыгал носом?.. Если у него насморк, то это могло повлиять на его восприимчивость к воздействию.

— Вы так полагаете?

— В любом случае нам еще предстоит исследовать множество аспектов, Груний Маркович. Хотя уже сейчас могу предположить, что управляющая информация должна быть комплексной, и недостаток хотя бы одного раздражителя может снизить эффективность воздействия.

— Знаете что? В следующий раз нам надо провести эксперимент на объектах, у которых отсутствуют или дефектны какие-либо рецепторы. Возьмите это себе на заметку.

— Слушаюсь, шеф. Но… но где же мы найдем слепых или глухих?

— Ищущий да обрящет, Наркис. В конце концов, функционирование рецептора может быть ограничено искусственным путем.

За спиной Гарса послышались шаги, и, оглянувшись, он поспешно выключил псевдоэкран.

Заложив одну руку в карман брюк, а второй держа коробочку информа, который почти без умолку стрекотал, выдавая поток сообщений, циркуляров, директив и объявлений по Когниции, посреди лаборатории стоял не кто иной, как руководитель сектора двести три когнитор третьей ступени, профессор и доктор наук Эмиль Колвертович Прегон.

Гарс почтительно поднялся со своего места, с усмешкой наблюдая, как флегматик Адамцев силится выбраться из своего тесного закутка, роняя на пол кипы перфопластин.

— Здравствуйте, молодые люди, — рассеянно сказал Прегон. — А почему вы одни? Где все остальные?

— Обедают, Эмиль Колвертович, — доложил Гарс.

— Вот как? — удивился Прегон, взглянув на часы. — М-да… Действительно, уже время пополнить свой энергетический потенциал. Ну-с, что нового? Чем дышит группа СПИ? Какие имеются проблемы?

— Работаем, Эмиль Колвертович, — скромно сообщил Гарс. И не удержался от «подкола» в адрес Лапорта. — Груний Маркович проводил сегодня практический эксперимент, результаты которого, похоже, открывают новые горизонты в области социопсихологии.

— Неужели? — рассеянно пробормотал Прегон, косясь на экранчик информа. — И что же это за эксперимент?

— Сие нам, простым смертным, не дано знать, Эмиль Колвертович, — сказал Гарс. — Похоже, только наш шеф и старший экспериментатор Наркис в курсе нового открытия.

— Ну хорошо, я сейчас загляну в экспериментаторскую, — решил Прегон. — Кстати, моя дочь сегодня здесь появлялась?

Гарс мгновенно оценил варианты. Говорить профессору о своей встрече с Агессой на складе явно не стоило, тем более как и о своем намерении нанести вечером визит Прегонам… В то же время сказать правду о том, что Агесса сегодня опять отсутствует, означает навлечь на нее отеческий гнев и вызвать у нее презрение к себе как к гнусному любителю «закладывать» друзей, коллег и красивых женщин. Наконец он ограничился кивком.

— Хорошо, — удовлетворенно сказал профессор. — Что ж, успехов вам, молодые люди…

Но когда он уже направился к двери, Адамцев, видимо, вдруг осознал, что его вклад в освоение группой новых горизонтов может остаться незамеченным высоким начальством, потому что поспешно выпалил: