Он же был самым?самым лучшим человеком, первым и последним её мужчиной, единственным на всю жизнь, её любовью, верой, спасением, светом в окошке. Он такой смешной, такой наивный, нелепый, неуклюжий, добрый! Он же сделал это ради неё! Ну зачем он так поступил?! Зачем?! Как исправить эту его глупость? Как выпросить прощения у милиционеров, у охранников, у хозяина тех денег?.. Он никого не хотел унизить или обидеть, он хотел как?то помочь ей, своей Пуговке, но придумал неправильно! За это нельзя убивать, нельзя сажать в тюрьму на долгие?долгие годы, пожалуйста, простите его, отпустите, позвольте ему всё вернуть, не отнимайте его у неё, у неё же и так ничего больше нет, пожалуйста, пощадите её, пощадите…

А потом, настрадавшись, она уже ненавидела Германа. Он сделал это ради неё? Ну конечно, ага! Он про неё и не думал, он не сказал ей ни слова, он её обманул, предал, обрёк на такую муку! Он продал дачу её отца, и ведь она сама помогала усыпить бдительность Яр?Саныча! Она Герману просто надоела; он содрал с неё всё, что смог, и сбежал! Он не женат, у него куча денег, нафига ему бесплодная баба с чокнутым папашей, какая?то жалкая парикмахерша, у которой никогда ничего не будет, даже детей, а у него вся жизнь впереди! Он же мужик, солдат, ему нужна блядина, водка, шашлыки! Он был на войне, у него нет тормозов, подумаешь — раздавить какую?то мышь, шагнёт, наступит и не поморщится, они же звери, сволочи, эгоисты…

Силы у Танюши иссякли, растраченные на любовь и ненависть. Она лежала на кровати лицом к стене и плакала. Она боялась того, что за спиной, что вокруг. Её проклятье настигло её. Невидимая ведьма догнала и набросила на Германа свой покров, омертвляющий человеческое. Этот покров падал на её мать и на её отца; там, в тюрьме, он опустился на Серёжу; однажды он окутал её саму — и она стала Вечной Невестой. И вот теперь Герман — былая последняя надежда… Уладится всё или нет, уже неважно. Отныне она одна. Одна?одна до всех?всех?всех краёв вселенной. Ей надо учиться жить одной. На какой?то миг рядом с Германом ей казалось, что она вместе с кем?то, хоть у неё и нет детей, — но это был мираж, наваждение. Она одна. Ей страшно.

Выходные Танюша пряталась в общаге, а в понедельник всё?таки пошла на работу. Девчонки в салоне поджимались и боялись заговаривать с ней о подвиге мужа, однако смотрели как на какое?то диво дивное — одновременно с презрением и восхищением, будто Танюша обманом выиграла в лотерею.

Анжелка явилась на работу уже после обеда — она теперь была большой начальницей, директрисой «Гантели», и сама уже не обслуживала клиентов. С Митькой Лещёвым она развелась («хорэ кормить алкаша») и вернула себе девичью фамилию Граховская. Она крепко раздалась в заду и в грудях и выглядела бабой на сорок, хотя в учаге занималась в одной группе с Таней.

Анжелка, вернее, Анжела Игоревна, изводила Танюшу всё с той же бессмысленной настойчивостью пэтэушницы. Анжела Игоревна давно бы вышибла Куделину с работы, но нежные руки Танюши нравились хозяйке «Элеганта», которая предпочитала стричься, завиваться и краситься у своего мастера. Да и вообще: постоянных и богатых клиентов у Куделиной было куда больше, чем у любой другой парикмахерши. Поломать Таньку об колено Анжелка не могла, но отравить жизнь — это легко, это пожалуйста.

Анжелка запёрлась в зал и уселась в пустое кресло. Танюша стояла у раковины умывальника в своём дальнем углу и тёрла щёткой?очистителем двустороннюю расчёску?страйпер. Под бегущей водой из крана в раковине у неё мокла чашка из?под краски и плотная кисть для окрашивания волос.

— Ну, как настроение, Куделина? — спросила Анжелка. — Недоделок?то твой начал зарабатывать, я гляжу? Куда бабки потратите? Ребятёнка себе не наскребли, а самим?то вам ничего уже не поможет. Слушай, Куделина, купи себе ёбаря нормального, а? Твой?то дристозавр всё равно девочек начнёт заказывать, ему небось перловая каша надоела, — ну и ты себя побалуй.

Танюша не отвечала. Она закусила нижнюю губу и продолжала мыть расчёски, роняя слёзы в раковину. Девчонки наблюдали за Таней.

— Или муженёк твой тебя бросил? — куражилась Анжелка, поворачиваясь в кресле туда?сюда, будто напоказ. — Деньги забрал, и адью? Нахрена ты нужна ему, моль варёная? Я удивляюсь тебе, Куделина! — искренне заявила Анжелка и оглянулась на других парикмахерш, словно требовала поддержки. — Это какой же надо быть, чтобы вот так всё в жизни просрать? Лихолетов тебя бросил, как только вышел из СИЗО, теперь вот Неволин бросил, как только бабки срубил. Правильно тебя бог детей лишил. Нахера такие гены нужны? Таких, как ты, натурально надо отселять за сто первый километр.

Танюша не понимала, почему Анжелка изводит её столько лет. Она никогда не переходила Анжелке дорогу, не сделала ей ничего дурного, ни разу не ссорилась с ней. Если бы Танюша знала причину Анжелкиной злобы, то всё исправила бы в своём поведении. Но причина была неизвестна, и Танюше оставалось лишь плакать от бессилия и обиды, терпеть и отступать.

— Знаю, почему вы снюхались с Неволиным, — Анжелка лепила всё, что лезет на язык. — Вы же оба воры. Неволин тырил там у себя по шофёрской части, мне Митька рассказывал, а ты здесь приворовываешь. У вас в салоне вообще перерасход и недостача. Ты ведь подтягиваешь, Куделина, да?

Танюша сквозь слёзы увидела себя в зеркале. Она — что?то смазанное, белое, в общем, ничто. Её никто не пожалеет, она никому не нужна. Раньше она могла прибежать к Герману, он обнимет, укроет, утешит, отгородит собой от любого зла, потому что он знает, какая она хорошая, а сейчас?.. Сейчас, когда она совсем одна, Анжелка Граховская просто растопчет её, вытрет об неё ноги, уничтожит из подлого желания поглумиться. Сейчас её никто не защитит — надо защищаться самой, сколько есть сил.

— Ты гадина, гадина! — задыхаясь, закричала Танюша Анжелке.

— Женщина, успокойтесь! — повернув голову, с негодованием сказала Танюше клиентка в соседнем кресле; ей сушили волосы гудящим феном.

— Говно забулькало? — победно улыбнулась Анжелка.

— Гадина! — завизжала Танюша.

Она схватила зубастую щётку?брашинг и швырнула в Анжелку.

Танюша никогда не сопротивлялась, и Анжелка опешила от внезапной ярости этой блёклой тетёрки. Танюша хватала со своей стойки и, нелепо заламывая руки, кидала в Анжелку щётки, тюбики и кисточки. Гнев Танюши был некрасивый, истеричный, но Анжелка испугалась. Закрываясь руками, она опрометью бросилась из зала, как жирная кошка с кухонного стола, и уронила кресло. Другие парикмахерши, обомлев, глядели на Танюшу.

Танюша рыдала, скривив рот. Вокруг её стойки валялись расчёски, зажимы?уточки и флаконы, на полу растекалась лужа. Танюша попятилась от всех к окну, держа перед собой раскрытые филировочные ножницы.

— Не трогайте меня! — кричала она. — Не трогайте меня! Не трогайте!..

Этот понедельник оказался очень тяжёлым и для Яр?Саныча, хотя у него уже давно не было с дочерью ничего общего: его жизнь рассогласовалась с жизнью в целом, словно в механизме повышибало зубья шестерней.

Средоточием вселенной для Ярослава Александровича стал огород на даче в деревне Ненастье. Он был для Куделина и райскими кущами, где царит безмятежность, и собственным королевством, и бомбоубежищем. Яр?Саныч вращался по орбите вокруг своего огорода, а все остальные люди были обязаны соответствовать порядку вещей, который Яр?Саныч считал правильным; должны были поддерживать этот порядок, а на худой конец — не мешать. Нарушение порядка приводило Куделина в бешенство, он кричал, а мозг его закипал готовностью к инсульту. Вот так Яр?Саныч организовал свою старость: в 2008 году ему стукнуло шестьдесят шесть.

Люди, даже самые близкие, перестали для него что?либо значить. Он никогда не вспоминал покойную жену. Никогда не вспоминал старшую дочь. Танюша для Яр?Саныча была обнаглевшей и бесстыжей рабыней, которая не желает выполнять свои святые обязанности. Где Танюша работает, как у неё дела, где она живёт, с кем она — это Яр?Саныча не интересовало. Если даже Танюша начинала ему что?то рассказывать, он молча пропускал мимо ушей. Не важно. Не мешайте. Не отвлекайте от главного — от одиночества.