Вася смотрел в экран и крутил колёсико на «мышке».

— Вчера мне звонит Маша Ковылкина. Просит беспроцентную ссуду на холодильник. И я ей отказал. Она же не отдаст. Она разведёнка, двое детей, а Саня ей почти не помогает. Ну не отправлю же я к Маше коллекторов… А Лихолетов вызвал бы какого?нибудь Витю Басунова, приказал бы ему найти Саню и пробить ему фанеру, чтобы вспомнил про совесть и купил жене холодильник. Вот и вся ссуда по?лихолетовски. Но я так не могу.

— Те времена уже не вернуть. И отношения не вернуть.

За стенкой снова закурлыкал телефон, и уже другая офисная девушка заговорила таким же парфюмерно?заботливым голосом:

— Союз ветеранов Афганистана. Меня зовут Света. Чем вам помочь?

— Знаешь, Немец, я каждый день слышу про Щебетовского всякий хай, а ведь Николаич натурально тратит на благотворительность куда больше, чем уходило при Серёге, Егоре или Каиржане. Почему же его поливают?

— Потребности выросли? — предположил Герман.

— Не только. Просто многое не решить деньгами. Машу Ковылкину холодильник не спасёт. Ей нужно, чтобы муж вразумился. Но Саню ссудой для Маши не исправить. А у Николаича нет других средств, кроме денег.

— Вась, мне как?то несподручно жалеть Щебетовского, — сказал Герман. — Если тебе невмоготу — уволься. Дурацкий совет, но другого не имею.

— Я не могу, Немец. Мы так рвались сюда, а здесь тошно, и уйти некуда.

«Залезай в свой «ленд ровер» и гони на Малабар», — подумал Герман.

Васю он тоже не пожалел. У Колодкина отличная зарплата, нормальная работа, большая квартира, жена, двое детей… Это хорошо, что Вася мается и думает. Значит, душу он не продал. Но Вася — взрослый мужик. У него всё в порядке. И он бывший солдат. Сражайся. Где?то есть выход из ненастья.

Вася отыскал того человека, про которого спрашивал Герман, — некий Игорь Шульп. Владелец и директор турфирмы «Ветер странствий». Герман никогда не слышал ни про Шульпа, ни про его фирму. Но в «Коминтерне» числилось три тысячи парней, и не все из них были знакомы Немцу или Васе.

— Распечатай мне схему, где контора Шульпа, — попросил Герман.

Шульп оказался улыбчивым мужичком невысокого роста — редеющие светлые волосы, тонкие очки, белая рубашка с закатанными рукавами и галстук. Типичный благовоспитанный клерк с мягким рукопожатием.

Герман объяснил, что ему нужно, стараясь не называть вещи своими именами, и Шульп тотчас указал пальцем на дверь своего кабинета.

— Об этом лучше в рекреации, — пояснил он.

Комната отдыха находилась в конце этажа.

— Что?то я тебя в «Коминтерне» не встречал, — Шульп неожиданно перешёл на «ты». — Я с девяносто седьмого в организации.

— А я с девяносто первого. К девяносто седьмому я уже набегался.

— Ты мне подозрителен. Ты хотя бы примерно прикидываешь, почём тебе обойдутся шесть паспортов? Зачем тебе столько? И откуда деньги?

Под упругой резиной клерка Герман ощутил ржавое железо солдата.

— Много лишних вопросов, Игорь Палыч.

— Я под статью зайду. Я должен убедиться, что ты надёжный.

— Могу убедить только деньгами. Других аргументов нет.

— Колодкину, конечно, я доверяю, но что ещё можешь сказать о себе?

— Был бы Лихолетов — он бы сказал. Но его ты, наверное, уже не застал.

— Однако слышал. Ты где служил?

— Шестьдесят первая автобригада, сороковая армия, Шуррам, а потом Шахтджой, водила, ДМБ восемьдесят шесть.

— Наливник, кунг или бортовая?

— Сначала кунг, в восемьдесят шестом пересадили на «зушку».

«Зушкой» называли и зенитную установку — спарку зенитных автоматов, и бортовой грузовик, который возил в кузове такую установку.

— «Ирокезы» сбивал?

— «Союзы?Аполлоны». По горам работали. У зениток угол позволяет.

— Что у вас там было? Забиуллу брали в Шадиане? «Кареру» гасили? Чольбахир и Мугулан чистили?

— Я просто водила, не тигр снегов. Я вокруг Ханабада катался.

— «Лаи лях илля миах ва…»

— «Мухаммед расул аллах», — закончил Герман калему.

Шульп прощупывал Германа, чтобы на уровне генетики определить, свой или чужой этот человек. Свой — это который помнит Афган. Свой не сдаст. Герман подумал, что «афганская идея» Серёги Лихолетова работает до сих пор. Вот прямо сейчас, сей момент. Ради одних только денег Шульп не будет рисковать. А ради «афганца» — уже может.

— Ладно, убедил, — сказал Шульп и усмехнулся. — Смастырю.

Кроме документов, для ограбления Герману требовался ещё автомобиль. Какая?нибудь рядовая и не новая легковушка. Тот же Вася Колодкин навёл справки и сообщил, что Ванька Ксенжик продаёт свою старую «девятку». Герман созвонился с Ванькой, договорился о покупке, и в конце августа Ксенжик пригнал машину на парковку Шпального рынка.

Герман залез в «девятку» рассчитываться и удивился облику Ваньки. Ксенжик приехал в синих брюках с двойными красными лампасами, в камуфлированной куртке, под которой была тельняшка, и в какой?то странной сизой фуражке с красным околышем. На груди у Ваньки блестели яркие значки с всадниками и сабельными эфесами, аксельбант и две медали — серебряные кресты; на кокарде синели буквы «БКВФ»; предплечье украшала чёрная нашивка с золотой надписью «Спасибо, господи, что мы казаки».

— Ты чего такой расписной, Вань?

— Положено, — сухо ответил Ксенжик.

Раньше он был весёлый и открытый, играл на гитаре, а сейчас держался замкнуто и даже надменно, будто показывал, что выше насмешек.

— Что значит «БКВФ» на шапке?

— Батуевские казачьи войсковые формирования.

— Ты что, казак?

Герман еле удержался, чтобы не спросить: «А где твой конь?»

— Я командир казачьих сотен Батуева. Это типа добровольных народных дружин. Офис — в молодёжном досуговом центре. Курирует мэрия.

— Никогда не слышал про такое, — признался Герман.

Он убрал в папку на молнии подписанный договор купли?продажи, а Ксенжик спрятал в борсетку деньги.

— Ты же, Немец, не ходишь на концерты, на всякие народные гулянья. А мы там милиции помогаем, стоим в оцеплении, следим за порядком. У нас занятия в школах, своя спортбаза, путёвки. Форму вот пошили.

— А почему казаки?то, Вань? Ты же в Афгане был миномётчиком.

— Казачество — опора государства. Я теперь занимаюсь патриотическим воспитанием молодёжи. Пора собирать страну. Хватит девяностых.

Они выбрались наружу. Ксенжик закурил, а Герман открыл багажник.

— «Афганцем» теперь западло быть? — спросил он. — Надо казаком?

— Ты чего до меня доёбываешься, Немец? — обозлился Ксенжик. — Кому ты сейчас Афган предъявишь? Кому он нужен? Он, блядь, как эта колымага! — Ксенжик пнул в колесо «девятки». — Ни вида, ни скорости, ни цены.

— Так выброси его, — холодно и испытующе предложил Герман. — Или ещё можно тюнинговать и продать?

— Пош?шёл ты, — ответил Ксенжик, развернулся и пошёл прочь сам.

«Он тоже в Афгане как в ловушке», — подумал Герман про Ксенжика.

Теперь у него была машина — первая собственная машина в жизни. А к началу сентября Владик Танцоров полностью рассчитался за дачу.

Владик Танцоров соврал Герману. Во?первых, администрация района за участки в Ненастье давала те же шестьсот?семьсот тысяч, а не триста (с каких щедрот Владик переплачивал бы вдвое против казённого?). Впрочем, официально о выселении администрация ещё не объявила, поэтому жители Ненастья не верили Танцорову и не хотели продавать ему участки.

Во?вторых, шестьсот?семьсот тысяч Владик платил за любой участок в Ненастье, а не только Герману. Просто нужно было подтолкнуть Неволина к продаже дачи, вот Владик и сказал, что купит его участок по самой большой цене, — типа как благодарен за спасение от гранаты. Развёл, короче, лоха.

Граната — гранатой, но ведь Марина, жена Неволина, отняла у Танцорки, матери Владика, торговые точки на Шпальном рынке. Так что Владик ничего не должен Герману. После покушения на Бычегора мамка вообще сломалась, не могла без рыданий вспоминать погибших близняшек Дашку и Жанку (она сама же и уговорила сестрёнок поработать у неё). Эх, был бы Владик тогда постарше — верняк, что поставил бы раком Жанку или Дашку, а то и обеих.