Сейчас у него были жена и трое детей, которые жили в Винараямпуре, и гостиничный бизнес на побережье, доставшийся от покойного деда Зейба?Абдутавваба. В 1996 году Шамс забрал из России мать и перевёз её в Индию. Всё, что он имел, теперь находилось здесь, на Малабаре.

— Как же так? — спросил Герман. — СССР, Пушкин, Ледовое побоище, и вдруг всё это?.. — Герман указал на океан стаканом с жёлтым коктейлем дайкири. — Рамиль, у тебя нет ощущения, что у тебя чужая жизнь?

Они сидели на крыше отеля за столом под зонтиком. Шамс пил сок. Он был тяжёлым мужчиной арабского типа, в расцвете лет, но грустным.

— Здесь как в сказке, Немец, — страна забвения, — сказал он.

— Как же ты меня вспомнил?

— Забываешь не всё, а чего тебе не нужно. Но те дни в Афгане — это было прекрасно. Мы же как братья тогда стали. Помнишь, как мы тащили друг друга из?под обстрела? Как потом рвались побежать к вертолёту, а Сергей нас не пустил, чтобы не постреляли? Как ночью ползали за боеприпасами к разбитым грузовикам… Как пили спирт… Как смеялись… Молодость. Мы были отличными солдатами, Немец. А вы с Сергеем — герои. Вы прикрыли мой отход с тем парнем, с Дуськой. Жаль его. Но он бы в плену не выдержал.

Герман слушал Шамса — и не возражал. Всё ведь было не так. Шамс не помнил, как он ругался с Серёгой, как они чуть не постреляли друг друга. Не помнил безобразную наглую пьянку, которую устроил Серёга, и не помнил, что по его, Шамса, вине на мосту подорвался Дуська. Да уж, страна забвения. Но пусть будет так, если Шамсу легче. Не надо загораживать ему солнце.

Неужели и вправду на Малабаре ты забываешь свою боль, или здесь тоже западня, ловушка? Герману не терпелось скорей рассмотреть, попробовать, примерить на себя эту благословенную страну, где душа обретает свободу. Конечно, он не стал просить Шамса показать ему Индию, а попросил Дашу, и Даша неожиданно для Германа согласилась.

— Ладно, поработаю гидом. Но держитесь, это вам не город Батуев. Итак, провожу инструктаж. Воду пить запрещаю. Фрукты и еду тоже запрещаю. Зевать не надо — тут всюду воришки. Верить никому нельзя — мошенники. Впрочем, вы же не понимаете на малаялам… Помните, что здания здесь не нумеруют, а дают названия. И когда делают вот так… — Даша смешно покачала головой от плеча к плечу, — это знак согласия, а не отрицания.

Герман улыбнулся.

— Только не свысока, хорошо? — сказал он. — Я ведь не мальчик.

Даша фыркнула. Этот Герман с виду — обычный работяга вроде тех, что покупают старые иномарки и отдыхают в Турции, установщик евроокон, наладчик кондиционеров, чоповец… А на самом деле как?то он не прост.

Винараямпур был недалеко от Падхбатти, и Даша вызвала не такси, а моторикшу — «тук?тук». Герману «тук?тук» показался детским аттракционом: трёхколёсный мотороллер с крышей, три фары — три нарисованных глаза с длинными ресницами, лобовое стекло завешано амулетами. Тощий парень за рулём изъявлял готовность везти хоть в Австралию. Герман и Даша сели на пухлый диванчик, прижавшись друг к другу боками, и Герман понял, что ему приятно такое тесное и уже даже интимное соседство с этой женщиной.

Винараямпур начался трущобами: джунгли оборвались; слева и справа от шоссе выстроились ряды низеньких и диковатых лачуг из коробок, листов пластика и жести, из бамбуковых шестов и тростниковых циновок. Лачуги стояли очень плотно, с проулками?щелями, и вокруг на проволоке сушилось какое?то тряпьё, бродили козы и куры, а на столбе у дороги висела верёвка с тлеющим концом — огонь, кому он понадобится для очага или прикурить.

Дорогу здесь заволакивало дымом — мужчины жгли на пустырях мусор пополам с сухими пальмовыми листьями; это был их заработок. Босоногие женщины, плотно завёрнутые в яркие ткани, судачили возле водопроводных колонок с вёдрами или кувшинами в руках, что?то варили в больших медных тазах, чудом стоящих на крохотных примусах. Детишки бежали за «тук?туком». Вообще: в этих трущобах все, кто слышал тарахтенье моторикши, оглядывались, смеялись и махали «тук?туку» руками, словно долго ждали его, словно это ехал почтальон, который вёз телеграмму о счастье.

— Вот где бедность не порок, — сказала Даша.

Они въезжали в город, но Даша наблюдала за Германом.

Тропический Винараямпур был пыльным и грязным, очень шумным и суетливым. Ободранные магнолии, истрёпанные платаны и раздёрганные пальмы выглядели будто бомжи. На перекладинах столбов вдоль улиц были навьючены связки проводов. Дорогу запруживал транспорт: легковушки и «тук?туки»; ярмарочные фургоны; гигантские звероподобные грузовики с хромированными радиаторами; разрисованные «барбухайки», в окошках которых вместо стёкол были решётки, точно в автозаках. Проплывали величественные двухэтажные «даблдекеры» — слоноподобные и красные, как перец. Опасно кренясь, с рёвом пролетали байки, втискиваясь в щели между машин; тихо рокоча, катились скутеры, настырные, будто термиты.

Городишко был невысоким, в два?три этажа, — домишки из бурого туфа, деревянные галереи, балкончики, арки, зубчатые балюстрады, полотняные навесы с кистями, веранды, плетёная мебель на улице, горшки с какими?то деревьями, обшарпанная штукатурка, — хотя кое?где вдруг торчали слоистые, ребристые или сетчатые громады современных башен, обросшие антеннами и спутниковыми тарелками. Встречались колониальные особнячки с тонкими колоннами и кудрявыми каменными львами у крылечек. Порой за жуткими оградами из колючей проволоки вздымались новостройки, где на пустых бетонных ярусах гнездились хибарки строителей, которые тут же и жили.

Поначалу Герман даже не рискнул затесаться в толкотню на улицах — побоялся, что потеряется. В гомоне толпы, сквозь кваканье клаксонов и рёв моторов звучали заунывные голоса муэдзинов из динамиков на минаретах. В каждой забегаловке выла экзотическая музыка, мяукали и пищали голоса индийских певиц, выводили рулады баритоны. Все стены были заляпаны яркими вывесками; как паруса, вздымались ржавые баннеры с рекламой фильмов Болливуда. Под ногами вертелись собаки, через толпу равнодушно брели коровы, над макушками людей торчали головы верблюдов.

Пахло так густо, словно запахи сюда накачивали особыми насосами: свежесть фруктов, сладкая гниль, жареное мясо, лимон, имбирь и лаврушка, аптечные химикаты, дым гашиша, псина и навоз, розовое масло, горелая резина, нежность плесени, благоухание и тухлятина, — всё сразу, как в борще.

«Тук?тук» возил их по городу целый день. Рикша показал «сахибам» океанскую набережную с ржавыми фонарями; позеленевший под пальмами памятник — то ли какому?то мореплавателю, то ли губернатору колонии; краснокирпичные казармы старого гарнизона; самый большой супермаркет Винараямпура (рикша назвал его «Мэл?фэйр»); федеральный банк с белым яйцевидным куполом и муниципалитет с готической башней и шпилем; улицу чудодейственных аюрведических аптек, больше похожих на пивнухи; древний храм Сенгувалам, один из ста восьми святых дивья?дешамов, — чёрную каменную пирамиду, уставленную множеством скульптур.

Рикша был счастлив, что клиенты арендовали его «тук?тук» до вечера.

— Впечатлило? — спросила Даша, когда «тук?тук» катился в Падхбатти.

Даша всё равно не могла удержаться от лёгкой насмешки над Германом.

— Впечатлило, — серьёзно подтвердил Герман. — Завтра повторим?

Они ездили в Винараямпур несколько дней подряд, будто на работу. Герман уже не сидел в «тук?туке», а ходил по улицам: ему надо было узнать, какие тут люди, как с ними жить? А Дашу просто заинтриговало, чего ищет этот молчаливый человек, чужой на Малабаре, как монах на свингер?пати?

Однажды Герман попросил Дашу завести его в какой?нибудь обычный магазин. Даша удивилась и указала на ближайший супермаркет; его витрины были залеплены рекламой, и самостоятельно Герман не понял бы, что это за здание. Кондиционеры дышали прохладой. Все, кто встречался, радостно здоровались, будто ждали Германа. Для индийцев были одни стеллажи, для европейцев — другие. Для мужчин — кассы слева, для женщин — справа.