— Гадаешь, почему земля не разверзлась? — спросил Хикэру.

Молчание Тошайо он воспринял как согласие и ответил на собственный вопрос:

— Мы заключили самый обычный договор. Ты ведь не ставил на кон душу, верно? Так к чему спецэффекты? На них приходится тратить массу сил.

— Ты часто делаешь это? — словно между прочим спросил Тошайо.

— Заключаю сделку? Нет, редко. Расстарался для дурочки Акеми, но ей не стоило вести себя так вызывающе по отношению ко мне и моим гостям. Не люблю выскочек. Ты — другое дело.

— Другое дело?

— Посуди сам. Ради тебя я связался с племенем Йорогумо, даже контракт с Акеми пришлось увязывать с твоей работой. Ресторан, водитель…

— Не могу понять, к чему ты ведешь.

— Ты мне понравился.

— Ты заключаешь контракты с теми, кто пришелся тебе по душе?

— Я заключаю с ними взаимовыгодные контракты. Считаю их лучшими клиентами, делаю скидки, чтобы они обратились ко мне снова.

— Почему ты считаешь меня лучшим клиентом? За красивые глаза?

— У тебя красивые глаза, — подтвердил Хикэру, — но дело вовсе не в них. Старуха-наставница умерла, кому-то придется занять ее место. Я не тешу себя надеждой вот так случайно положить конец экзорцистам Метрополиса. К тому же вы помогаете избавиться от ужасно глупых и назойливых созданий. Значит кто-то встанет во главе, верно? Почему бы не тот, на кого поставил я? Ты талантлив, Тошайо, и хорошие отношения со мной помогут тебе без труда превзойти конкурентов.

— Мне это не нужно, — поспешно ответил Тошайо. На самом деле, он никогда не задумывался о подобной перспективе. Он считал, что госпожа Рей просто не может умереть. И теперь добиться всего, заключив сделку с ее убийцей? Но перспективы, которые он видел даже без долгих размышлений, были немыслимыми. Если у него будет помещение и деньги, он сможет вытащить десятки детей из трущоб, даст им хорошую цель, покажет, что можно не только убивать мелких озорников, но и сосуществовать с ними, а силы тратить на тех, кто разучился жить в гармонии с другими существами. Он мог бы сделать орден единым, проследить, чтобы выпускники не спивались к тридцати годам. Он смог бы обеспечить их работой на первое время, и…

— Да, я вижу, — усмехнулся Хикэру, выдержав паузу, которая позволила фантазии Тошайо пуститься вскачь. — Ты совершенно не заинтересован в лучшей жизни. Зачем? Можно и дальше валяться в грязи.

— Вернемся к делу, — сказал Тошайо.

— К делу?

— Семь духов, которых мне нужно изгнать.

— Может поедим? Скоро должны принести еду. Ты достаточно оттянул время.

— Пользуюсь возможностью попробовать новое, — парировал Тошайо.

— Жаль, что не во всем, — улыбка Хикэру на миг стала сахарной. Он умел использовать лицо как особый инструмент. Вряд ли для него существовало такое понятие, как честность. Тошайо гнал подальше мысль о том, что демон пытается заигрывать с ним. Он промолчал, чтобы не провоцировать собеседника на новую улыбку.

В тишине Хикэру неторопливо допивал второй бокал вина, а Тошайо разглядывал интерьер: расшитые золотом и серебром подушки, украшенные традиционными для Империи полотнами стены, массивную столешницу из старого дерева, которая наверняка представляла историческую ценность.

— Здесь красиво, — сказал Хикэру, перехватив взгляд собеседника. — Впервые я попал сюда, когда получил тело. Мне пришлось устроиться мойщиком посуды.

— Мойщиком? — удивился Тошайо.

— Мне было тяжело адаптироваться к этому миру. Тело плохо слушалось, окружающие видели во мне слабоумного. Пришлось браться за работу, которую дали. Постепенно тело слушалось все лучше. Я стал смелее, попросился в официанты. Кассир, помощник управляющего. Ушло несколько лет.

— Ты пытаешься рассказать, как тяжело было выжить демону в мире смертных?

— Нет, рассказываю, почему я выбрал именно этот ресторан. Здесь начался мой путь наверх. Будет символично, если твой путь начнется здесь же.

— Мой путь уже начат. Я уничтожаю зло.

— Совсем недавно ты говорил другое. Говорил, что ищешь гармонию Создателя. Неужели знакомство с демоном так сильно пошатнуло твою веру?

В груди Тошайо клокотала настоящая ярость, природу которой он не до конца понимал. Ее источником был Хикэру, вернее — слова, которые он произносил. Вот только эти слова были правильными, и раздражала Тошайо именно их справедливость.

— Ты не стремишься к гармонии, — сказал он. — Ты хочешь все уничтожить. Сделать своим. Перекроить так, чтобы тебе лучше жилось.

— Люди поступают так же, если ты не заметил, — сказал Хикэру. — В отличие от многих, я действительно стремлюсь к гармонии.

— Пустые слова, — огрызнулся Тошайо.

— Пустые обвинения, — на лице Хикэру все еще болталась дежурная улыбка.

— На твоем счету, по меньшей мере, две жизни: госпожа Акеми, госпожа Рей.

— Одна искала смерти, и без моей помощи скончалась бы от передозировки, я же в обмен на сущий пустяк сделал ее жалкие перепевки всемирно известными. Другая и вовсе так одряхлела и ослабла, что не смогла вынести моего общества, хотя называла себя главой славного ордена. Я — такая же часть мира, как эти женщины. Почему же мне нужно считать себя виноватым, когда они обе ушли из жизни из-за тщеславия и старости?

— Потому что ты не пытался спасти их, — ответил Тошайо.

— Спасти? — Хикэру рассмеялся. — Как ты думаешь, экзорцист, почему они докатились до такой жизни? Потому что на каждом шагу их спасали. Акеми поверила в свой талант из-за того, что никто не решался сказать ей, как отвратительны ее представления. Твоя наставница держала своих учеников в ежовых рукавицах и застряла в прошлом веке — никто из вас не сказал ей, что она выпускает на улицу голодранцев, которым негде работать. Вы потакали их слабостям, и вот результат.

— Так это я виноват в том, что они умерли? — Тошайо не удержался от улыбки.

— Виноваты они сами. В этот мир мы приходим похожими. Кому-то удается проползти от посудомойщика до придворного, а кто-то вынужден продавать душу ради секунды славы.

— Успех — это еще не все, Хикэру. Есть любовь, сострадание, взаимопомощь.

— Вот как? — Хикэру всплеснул руками. — Где были любовь, сострадание и взаимопомощь, когда тебя продали безумной старухе? Где они были, когда тебя и других детей подвергали пыткам? Изматывали ваши души так сильно, что некоторые теряли сознание.

— Ты хочешь, чтобы я возненавидел старуху? — предположил Тошайо. — Зря стараешься, я ненавидел ее, пока учился. Теперь для ненависти не осталось места. Мне жаль ее. Жаль, что она погибла.

— Жаль? Взгляни, сколько перспектив открыла для тебя ее смерть.

— Смерть не открывает перспективы.

— Так считает тот, кто никогда не жил в потустороннем мире. Кто никогда не видел, что такое подлинное бессмертие, когда ничего и нигде никогда не меняется. Отсутствие смерти — самая темная сторона мира духов. Вот почему они лезут наружу, как червяки после дождя. И ты считаешь, что в смерти нет пользы?

— Смерть — трагедия моего племени, — серьезно ответил Тошайо.

— Если жить, как живешь ты, конечно, — рассмеялся демон. — Ты ничего не испытал, никогда не рисковал, никого не любил. У тебя не было настоящих врагов, великих целей. Нет ничего удивительного, что смерть для тебя — трагедия. Теперь подумай, чем она была для госпожи Рей? Разве не завершением долгого, тяжелого пути? Ей будет, о чем вспоминать в бесконечности потустороннего мира. Когда ты умрешь, тебе будет, о чем вспомнить?

На ум Тошайо пришло сразу несколько остроумных ответов, но он не успел высказать вслух ни один. Вошло сразу трое официантов. Один начал крутиться возле Хикэру, выставив несколько мисок. Два других окружили Тошайо: они водворили прямо перед ним огромное блюдо с самыми разными жителями моря, потом расставили чашки соусов. Когда казалось, что официантам пора скрыться за дверью, настала кульминация — один из бравой троицы с помощью богато украшенной зажигалки превратил гору угощения в костер. Зрелище поразило Тошайо до глубины души — огонь перекатывался от верхнего ряда к нижнему, ненадолго замирая. Можно было разглядеть, как сочное сырое мясо становится прожаренным, как погибают мелкие существа, предназначенные стать чьим-то ужином. Если бы Тошайо не отказался от помощи и не настоял на заказе, он теперь списал бы все на козни Хикэру.