— Конечно, можно ночевать и здесь, — в раздумье сказал Вася, — но я не уверен, что в том лесочке нет волков.

— Про волков ничего не знаю, — ответила Кюльжан, прислушиваясь, — но коровы там есть.

— Голодной куме — молоко на уме, — засмеялся Валерик, но тут же застыл с раскрытым ртом. Совсем явственно он услышал мычание приближающегося стада.

— Молоко! Молоко! Тут есть молоко! — запела Кюльжан, хлопая в ладоши.

Откуда-то из-за леса показалось небольшое стадо. За солидно вышагивающим быком двигались маленькие пестрые коровки. Шествие замыкали несколько пастухов и здоровенный пес.

— Ну, Дозор! Наконец-то ты очутился в родственной компании, — засмеялся Вася. — Соскучился, поди, по собачьему обществу.

Дозор, как бы соглашаясь с мнением мальчика, восторженно лая, бросился к стаду и тут же покатился клубком вместе с вцепившимся в него «родственником». Дети поспешно бросились на выручку. С другой стороны на место происшествия спешили пастухи. С трудом разняв рассвирепевших собак, старший пастух с любопытством разглядывал стоящих перед ним ребят, прикрытых звериными шкурами. Сам он был одет почти так же, но кожа, из которой были сшиты его штаны, мехом внутрь, а не наружу, была хорошо выделана и не топорщилась, а мягко облегала его фигуру. На ремне висел костяной нож правильной формы, а не заостренная пластина, как это было у первобытных людей.

— Откуда вы? — спросил пастух, закончив свой осмотр.

Вася не знал, что ответить. Выручил Валерик. Скорчив жалобную гримаску, он повел рассказ об умершем с голоду племени, из которого в живых остались лишь их трое. О том, как они много дней и ночей шли наугад, питаясь только травами и ягодами, и, в заключение, попросил дать им приют и пищу, хоть на самое короткое время.

Пастух сочувственно выслушал рассказ мальчика. Старший предложил детям идти с ними до стоянки, но предупредил, что вопрос о приеме их в Большой Дом будет решать Старшая Мать.

На первый случай это вполне устраивало путешественников, и они последовали за пастухами, спешившими догнать ушедшее вперед стадо.

— Ай да Валерик! — удивлялся вслух Вася. — Не знал я за тобой таких талантов! Артист. Настоящий артист!

Но Кюльжан не разделяла его восхищения.

 — Не стыдно ли так врать? — возмущалась она. — Лучше бы уж молчали. Пастухи подумали бы, что мы их не понимаем и все равно взяли бы с собой.

Мальчики, заспорив с ней, незаметно подошли к речке. Их оглушил радостный хор лягушек, и немедленно облепили тучи комаров. Энергично работая хвостами, коровы жадно пили воду. Вася, Валерик и Кюльжан шлепали себя и друг друга ладонями, спасаясь от комаров. Наконец, они добрались до стоянки.

Это действительно был довольно большой дом, около тридцати метров в длину и не менее двадцати метров в ширину. Его чуть наклоненную в одну сторону крышу поддерживали бревенчатые столбы. Стены были сделаны из прутьев и камыша, обмазанных глиной. Вблизи дома находился плетневый загон для скота, но навесов и сараев не было.

Огромные псы всех мастей и калибров встретили Дозора негодующим лаем. Видя, что его четвероногому другу угрожает опасность закончить свое путешествие на этом этапе, Вася отчаянно закричал. К нему немедленно присоединили свои голоса Кюльжан и Валерик.

Высокая мускулистая женщина в платье, сплетенном из волокон какого-то растения, услышав крики детей, вышла навстречу стаду. Ударом хворостины она разогнала свору собак и теперь внимательно рассматривала пришельцев. Крупные, правильные черты ее лица, энергично очерченные черные брови, добрые карие глаза произвели на ребят самое хорошее впечатление. Кюльжан подошла поближе к женщине, та ласково склонилась над нею, и их черносмоляные косы на миг смешались.

«Старшая Мать», как почтительно назвал ее старый пастух, видимо, обладала добрым сердцем. Выслушав его рассказ о встрече с детьми, она повела неожиданных гостей к разложенному у дома костру, усадила их в общий круг с другими ребятишками и, ласково кивнув, поспешила вернуться к стаду.

— Ну, кажется, мы устроимся здесь неплохо, — с облегчением сказал Валерик. — А ты еще сердилась на меня, Кюльжан!

Но девочка не ответила. Ее внимание привлекли подвешенные над огнем глиняные горшки в форме круглых котлов, в которых булькало какоето варево.

— Почему стенки котлов в каких-то ямочках? — недоумевала она. — Для красоты, что ли?

Тут и мальчики обратили внимание на то, что бока котлов были сплошь покрыты округлыми ямочками, так что напоминали собой медовые соты. Девочка, чуть постарше Васи, мешавшая в этот момент длинной деревянной ложкой варево, засмеялась.

— Какие глупые, — сказала она куда-то в сторону. — Разве они не знают, что в таком горшке зерна варятся скорее?

— Ага! — сказал Вася обидчиво, обращаясь к Кюльжан. — Конечно, от ямочек стенки горшка делаются тоньше, и вода закипает быстрее. А если бы эта девочка пришла к нам в гости, ей было бы еще труднее понять, как устроены наши вещи, но я бы над ней не смеялся.

Маленькая повариха вспыхнула и стала сосредоточенно рассматривать свои босые ножки.

Но внимание Кюльжан было уже обращено в другую сторону.

— Посмотри, Вася, — сказала она. — Здесь коров доят мужчины.

Действительно, кроме Старшей Матери ни одна из женщин даже не подошла к стаду, находившемуся уже в загоне.

В это время пастухи, спутав мочальными веревками задние ноги коров, торопливо доили их. С другой стороны коров еще торопливее сосали подбежавшие к ним телята. Некоторые животные яростно сопротивлялись дойке. То одна, то другая корова, порвав путы, выбивала ногой из рук доильщика глиняную чашу, и добытое с трудом молоко выливалось на землю.

— Да! Доение здесь - нелегкая работа, — вздохнул Вася. — Женщине не справиться с таким диким животным.

— И доят здесь по старинке, — вздохнула Кюльжан. — Еще моя бабушка так доила: с одной стороны она, с другой теленок.

Было уже совсем темно, когда доение закончилось. Все принесенное молоко было сразу вылито в варево, снятое с огня. Теперь к костру подошли и взрослые. Старшая Мать, вооружившись большим деревянным ковшом, черпала из котлов и наливала в глиняные чашки кашу из зерен ячменя. Другие женщины принимали чашки и ставили их перед мужчинами и детьми.

— Какая большая у них семья, — шепнул Валерик. — Целый колхоз, или, в крайнем случае, бригада.

Ужин начался. К каждой чашке полагалась одна деревянная ложка, которой ели по очереди шесть-восемь человек.

Когда вся каша была съедена, одна из женщин собрала посуду и направилась с ней к протекавшему ручью. Кюльжан поспешно вскочила на ноги.

— Я помогу ей мыть чашки, — сказала она в ответ на вопросительный взгляд Васи. — Я так соскучилась сидеть без дела!

И, сорвав на ходу пучок травы, девочка поспешила за ушедшей.

— Да, — сказал Вася. — Нам тоже надо браться за какую-нибудь работу. Не можем мы тут сидеть дармоедами!

— Утро вечера мудренее, — ответил, позевывая, Валерик. — Если здесь живут, как в колхозе, кто-нибудь должен распределять и работу. Завтра спросим у этой Старшей Матери, что нам делать.

Светили звезды, и яркая полная луна плыла сквозь легкие облачка. Ее лучи красиво серебрили мокрые от росы листья деревьев. Уже почти все жители скрылись в доме, когда к мальчикам вернулась Кюльжан.

— Ну, вот мы и устроились с ночлегом, — сказала она. — Тетя, которой я помогала мыть посуду, сказала, что мы будем ночевать с нею, у нее есть свободное место. Вчера она выгнала отца своих детей.

— Почему это выгнала? Так не бывает.

— Нет, бывает, — возразила Кюльжан. — Тетя сказала, что он плохой охотник и стадо пасти не хочет, все время спит. Она оставит детям лепешку, а он отнимет и сам съест.

Женщина в это время отнесла посуду и вернулась за детьми. Сперва она забрала своих: одного на руки, другого — взяв за ручонку, потом кивнула головой нашим путешественникам, предлагая следовать за нею. Один за другим они переступили порог Большого Дома. Виновато поджав хвост, с ними шмыгнул и Дозор.