Чем дальше двигалась колонна, тем чаще на их пути встречались огромные табуны лошадей и стада другого скота, принадлежащего скифам-кочевникам. Те передвигались вместе со своими семьями. Их женщины и дети помещались в войлочных шатрах, поставленных на шестиколесные повозки, которые тащили две-три пары быков.

Хозяева кочевок почтительно встречали царских скифов, Они угощали начальников дружин кумысом. Иногда, жалуясь на нехватку пастухов для их стад, выменивали на скот нескольких пленных из колонны побежденных, и Вася все время боялся, что их тройку разлучат.

Легче всех переносил походную жизнь Дозор. Он трусил мелкой рысцой рядом с колонной, то и дело проверяя, на месте ли его хозяин. Обед, приготовленный «в скифском стиле», определенно псу нравился, камнями в него никто не бросал. В этом отношении, по сравнению с пленниками, он был даже в привилегированном положении. Люди, частенько получавшие удары бичом, завидовали его собачьей жизни.

Судя по солнцу, было уже далеко за полдень, когда сперва животные, а потом и люди почувствовали по заметной влажности воздуха близость воды. Теперь уже никого не требовалось подгонять. Полудикие кони скифов, не слушая повода, понеслись вскачь. За ними ринулся рогатый скот. Пленные остались в сопровождении конвоя, но они теперь без подстегивания сами стремились вперед, к воде. Дозор, опередив всех, исчез и скоро вернулся с раздувшимися боками и весь мокрый. Он уже напился.

Наконец и пленники достигли широкой и быстрой реки.

— Борисфен, — торжественно сказал скиф, конвоировавший пленных.

— Значит, мы уже на границе скифского царства, — сказал Вася своим товарищам. — Ведь Борисфеном назывался Днепр.

— Это, наверно, греки придумали нашей реке такое название. Они крестить мастера, — отозвалась Кюльжан. — Наш родной Днипро и никаких Борисфенов! Выпьем еще водички за будущее этой чудесной реки.

И дети снова набросились на воду. После небольшого, как всем показалось, отдыха началась переправа. Всадники плыли рядом с конями, придерживаясь за их гривы. Пешим, в том числе и пленникам, были предоставлены надутые воздухом бурдюки, и вскоре река на всем видимом глазом пространстве покрылась людьми.

— Замечательно, — радовалась Кюльжан. — Это не то, что топать по пыли! Освежимся, по крайней мере, как следует. Вот только как Валерик? Он неважно плавает.

— А тут особенного умения не требуется, — успокоил ее Вася. — Только держись за бурдюк и шлепай ногами. Одно удовольствие. Впрочем, за Валериком, конечно, надо присмотреть на всякий случай. Да где же он?

— Он уже в воде, — воскликнула Кюльжан. — Плывем к нему скорее!

Они бросились в воду. Валерик несся по течению, держась за бурдюк. Лицо его было страшно бледно, но хранило то же выражение упорства, которое привлекло внимание Васи в пути. Рядом с Валериком плыла, одной рукой держась за бурдюк, другой прижимая к груди ребенка, вдова убитого сына Мирослава. Испуганный малыш ревел во все горло и рвался из рук матери. Женщина обессилела. Рука ее беспомощно соскользнула со шкуры, и она вместе с ребенком скрылась под водой. Плывшие за ними на некотором расстоянии Вася и Кюльжан поспешили на помощь. Но тут произошло нечто невероятное. Валерик, взмахнув руками, бросился в воду в том месте, где скрылась женщина. Спустя несколько секунд, Валерик вынырнул уже значительно ниже и отчаянно забарахтался, то и дело захлебываясь водой. Одной рукой он держал за шиворот ребенка.

Сильным рывком опередив Васю, Кюльжан подплыла к Валерику, подставив ему свое плечо.

— Молодец, Валерик… Спокойненько… — приговаривала она. — Держись за мое плечо… Опустись в воду так, чтобы только твой нос торчал наружу… Так будет легче обоим… Давай сюда малыша… Не бойся… Выплывем. Вася-а! Гони сюда бурдюк!

Вася направил к ним бычью шкуру, и скоро все трое облегченно перевели дух. Мать малыша ниже перехватил один из скифов и, намотав на руку ее длинную косу, теперь буксировал к приближающемуся противоположному берегу.

— Как это ты решился, Валерик? — не утерпел Вася. Тот молчал. Все его внимание как будто бы было поглощено непривычным способом передвижения.

Очутившись на берегу, все, не исключая и Дозора, растянулись на песке, тяжело дыша, как выброшенные на сушу рыбы. Женщина, придя в себя, вскрикнула, заметалась по берегу, но, увидев своего ребенка на руках окликнувшей ее Кюльжан, бросилась к детям. Схватив своего малыша, она поочередно осыпала поцелуями то его, то смущенную девочку, то Валерика.

Отдохнув, дети вспомнили, что в этот день они ничего не ели. Поэтому Вася покорно встал и отправился к лагерю скифов на разведку.

Но, еще не дойдя до лагеря, Вася почувствовал, что там случилось нечто необычайное. До него донеслись громкие крики. Подстегиваемый любопытством, Вася прибавил шагу и вскоре очутился в расположении лагеря.

Там царила полная суматоха. Суровые воины вели себя сейчас как буйно помешанные. Одни с остервенением расцарапывали свои физиономии, другие наносили себе кинжалами неглубокие раны, отрезали ножом пучки волос, а некоторые в азарте прихватывали и часть уха. Один воин без сожаления проткнул стрелой свою левую руку, и многие сейчас же последовали его примеру. Все это сопровождалось дикими криками.

Вася шел, с удивлением наблюдая за этим массовым приступом острого помешательства. Вскоре он увидел две богатых колесницы, которых раньше не было в колонне. Осторожно пробираясь между беснующимися людьми, Вася подошел поближе к колесницам.

На одной полулежал, полусидел человеческий труп в скифской одежде, богато расшитой золотом. На его голове красовалась золотая же диадема. Лицо и руки трупа даже для покойника были неестественно желты. Полуоткрытые мертвые глаза бессмысленно глядели перед собой.

На другой колеснице сидела совсем молоденькая женщина. Сверкающий головной убор, драгоценные ожерелья, браслеты, самоцветные камни наряда составляли резкий контраст с испуганным выражением ее залитого слезами полудетского личика.

Вася поочередно смотрел то на труп, то на женщину и вдруг сам вздрогнул от страха. Ему почудилось, будто по лицу трупа покатилась слеза. Вася протер глаза. Ему не померещилось. Вот скатилась вторая, третья… Падая на блестящий наряд мертвеца, слезы оставляли на нем глянцевитые расплывшиеся пятна.

И вдруг в памяти Васи возникла картина: новогодний вечер. Он и Кюльжан стоят перед украшенной игрушками елкой. На ней догорают разноцветные тоненькие свечи. Пахнет растопленным воском, и его капли падают на новенький Васин костюм.

— Отойди подальше, — слышит он голос матери. — Смотри! Весь воском испачкался.

— Воск! — прошептал Вася. — Они покрыли тело покойного воском, чтоб дольше не испортился. Это, наверно, их царь. Быть нам по этому случаю сегодня без обеда и без ужина.

Но Вася ошибся. Вернувшись, он увидел костры, разведенные на берегу, а Кюльжан уже старательно промывала отпущенную им на несколько человек брюшину теленка.

У царских скифов был обычай: возить тело умершего царя по всей подвластной ему территории. При этом народ был обязан в знак своей скорби не только наносить себе мелкие ранения, но и следовать за колесницей покойного и его жены до самого кладбища. Гробницы царей находились в Геррах (расположенных у порогов Днепра — Борисфена). Поэтому огромное траурное шествие кочевников по пути все увеличивалось. Пленники покорно плелись вслед за всеми.

Для скифов, которых вынуждало к постоянным передвижениям в поисках пастбищ большое количество скота, проводы царя были просто развлечением. Они чувствовали себя дома и в своих шатрах на колесах и верхами на конях. Иначе рассматривали свое вынужденное путешествие пленники, но их мнением, конечно, никто не интересовался.

Часть пленников уже использовали для ухода за скотом, а большую часть после похорон скифы предполагали продать греческим купцам. Те охотно давали в обмен на рабов золотые вещи, кубки, блюда и другие предметы. Они даже украшали их рисунками из скифской жизни, на темы, заказанные скифской знатью.