Последняя тень сомнений, омрачавшая душу Харпера, рассеялась как дым.

– Да, – сказал он Джейсону. Харпер улыбнулся – и это оказалось куда легче, чем он думал. – Это она из-за тебя такая толстая. Похоже на то, что она проглотила целиком дыню, а может, целых две. Но учти, что если ты это повторишь, я буду все отрицать, – быстро добавил он.

Джейсон рассмеялся и шутливо толкнул Харпера плечом:

– Ха! Дыня! Здорово сказано, Харп! Оба обменялись понимающими улыбками, потом снова посмотрели на фотографию.

– Ты только посмотри, как у папы козырек по-дурацки торчит! Он выглядит, как какой-нибудь деревенщина, какой-нибудь фермер неотесанный.

– Это ты брось, парень. Нет ничего плохого в том, чтобы быть фермером. Ты вообще-то сам из рода фермеров.

– Но ты же не фермер, ты коп!

У Харпера что-то дрогнуло в душе. Судя по этим словам, Джейсон прекрасно осознал и запомнил, что Майк не был его настоящим отцом.

– Да, но я вовсе не собирался так долго быть полицейским. Мне всегда хотелось вернуться домой – сюда и работать здесь на ферме.

– Не врешь?

– Не вру.

– А почему тогда ты этого не сделаешь? Ох уж эти уста младенца…

Харпер уже хотел было спросить, как Джейсон посмотрит на то, чтобы он вернулся и обосновался здесь на ферме, но вовремя прикусил язык. Нечего вбивать в голову мальчонке такие мысли, когда он сам еще не решил, чего хочет. Кроме того, Анни ни разу не говорила, что хочет, чтобы он остался.

Он пожал плечами и перевернул страницу. И снова что-то болезненно дернулось у него внутри.

– А это я. Мне тогда было час от роду или что-то вроде того.

Когда Харпер нашел в себе силы заговорить, он сказал со смешком:

– Беру свои слова назад. Ты вовсе не был большим, как дыня. Скорее, чуть больше горошины.

Сидевшая на кухне Анни ошеломленно прислушивалась к их смеху. Она ожидала, что оба будут говорить тихо, часто умолкая. Ну, или что-то в этом роде. Она рассеянно перемешала макароны с тертым сыром, потом пошла посмотреть, в чем там дело.

Харпер и Джейсон развалились на диване, изучая альбом. И нет, ей не послышалось: оба весело, заразительно смеялись.

– Может, как маленькая дыня? – спрашивал Джейсон.

– Нет, – и голос, и выражение лица Харпера были искренне веселыми. – Сказал – горошина, значит, горошина.

Анни прислонилась к дверному косяку; она была бесконечно благодарна Харперу за то, что все так обернулось, но предпочла не задавать лишних вопросов.

– Похоже, вы оба здорово проголодались. Ужин готов.

– Да, мэм! – хором ответили оба. И снова рассмеялись.

После ужина, когда Джейсон уже отправился спать, Анни обнаружила, что Харпер сидит в гостиной. Он выключил телевизор и смотрел на фотоальбом, лежавший на кофейном столике. И в глазах его больше не было веселья.

Анни забралась с ногами в кресло и свернулась калачиком.

– Мне очень жаль, что тебе пришлось это увидеть, Харпер. Если бы я знала, что он вытащит эти фотографии, я бы забрала их у него.

Харпер еще мгновение смотрел на альбомы, потом медленно повернулся к Анни.

– Мы не можем сделать вид, что прошлого не было, Анни. Если я даже не могу посмотреть на старые фотографии, как, черт возьми, я смогу завязать хоть какие-то отношения с Джейсоном?

– А ты хочешь, чтобы у вас были какие – то отношения?

– А тебя это удивляет? – Он нахмурился. – Как ты можешь даже спрашивать об этом?

– Прости, – быстро проговорила она. – Я должна была понять. Просто… ты никогда ничего не говорил о будущем.

– Не могу не отметить, что и ты тоже. Анни принялась ногтем счищать пятнышко грязи с джинсов.

– Не во мне дело. Что ты решишь с Джейсоном, то и будет.

– А что мне решать? Он мой сын. Что тебе тут решать? Я хочу видеть его – так часто, как это только возможно. До тех пор, пока это не доставляет неприятностей ни ему, ни тебе.

Господи Боже – он говорит о праве навещать сына…

Он собирается уехать. Анни стало так тяжело, что она с трудом могла вздохнуть. Он действительно собирался уехать к себе домой в Оклахома-Сити. Она должна была понять, что так он и поступит, – но все-таки надеялась, что он захочет остаться.

Надежда – вещь жестокая и бесполезная. По крайней мере, всегда была таковой для Анни.

– Джейсону это понравится, – с трудом выговорила она.

– А тебе, Анни?

«Мне?..» – подумала она, чуть не плача.

Как она вообще сумеет пережить это – если ей снова придется потерять Харпера?

«Он никогда не был твоим. А потому и терять тебе нечего».

Эта мысль причиняла ей не меньше боли, чем сознание того, что вскоре он выйдет из этого дома, сядет в машину и вернется к себе, а она будет только стоять и беспомощно смотреть ему вслед.

Конечно, он будет приезжать. Иногда. Чтобы увидеться с Джейсоном. Разве нет?

– Ты будешь приезжать сюда, чтобы видеться с ним, или хочешь, чтобы он ездил к тебе в город?

Харпер пожал плечами и отвернулся:

– А ты бы как хотела?

Анни прикрыла глаза и запрокинула голову. «Боже, дай мне сил…»

– Что я хочу, неважно. Я и так держала вас вдалеке друг от друга целых десять лет. Я сделаю так, как ты захочешь.

– Я хочу, – напряженным голосом проговорил Харпер, – чтобы ты перестала чувствовать себя виноватой и играть в мученицу. Чтобы ты перестала быть такой холодной и равнодушно-уступчивой. Ты была такой… такой живой… Я хочу… черт побери, я не знаю, чего я хочу, не знаю, чего хочешь ты, я вообще больше ничего не знаю! Я даже не знаю, что нас связывает.

Анни охватило смятение; она чуть нелишилась дара речи. А этого она не могла себе сейчас позволить. Если она не найдет способа остановить его, он оставит ее. И скоро. Для нее всегда было так: или все, или ничего. Что-то такое говорил отец Харпера: «Либо рыбу тащить, либо леску обрезать», кажется. Так оно и есть.

Анни набрала в грудь воздуха.

– Не знаю, как для тебя, – она подняла голову и увидела, что Харпер смотрит в камин, – а для меня это называется любовью.

Он резко обернулся, так и впился в нее глазами, словно хотел взглядом проникнуть в глубины ее души. На его лице читалось сомнение, в углах рта внезапно обозначились горькие морщины.

– Может, ты вовсе не хочешь этого слышать, но я хочу быть честной с тобой. Я люблю тебя, Харпер.

– В самом деле? – Он покачал головой и снова повернулся к камину. – Разрази меня гром, ты же даже не знаешь, каким я стал, – как и я не знаю, какой стала ты. Может быть, юная девушка в тебе и любит юношу, каким я был когда-то. Может быть, именно такие чувства я и питаю к тебе. Немного ностальгии. Немного воспоминаний. Может быть, мы просто обманываем себя, пытаясь вернуть то, что давно ушло…

Холодное отчаянье волной захлестнуло Анни:

– Ты хочешь сказать, что не любишь меня?

– Откуда мне знать? – Харпер резко поднялся и принялся мерить шагами комнату, но почти сразу остановился и снова обернулся к ней. – Ты пожертвовала десятью годами жизни, чтобы у моего ребенка был отец, чтобы создать ему нормальную семью. И за это, даже и не было других причин, я должен любить тебя и забыть все обиды и всю горечь.

Свет померк перед глазами Анни. Она поднялась и отвернулась от Харпера, чтобы он не увидел ее слез.

– Понимаю. Оба мы изменились за эти годы. Думаю, я понимаю, что я – такая, какой стала теперь, – тебе не нужна.

Я не знаю, какой ты стала, Анни. Черт побери, ты же все время прячешься от меня под этой своей маской сдержанности, ты забираешься в раковину, а я остаюсь снаружи. И как ты мне прикажешь после этого разбираться в моих чувствах к тебе? Я знаю, что ты чувствуешь, только когда могу коснуться тебя, – но когда я касаюсь тебя, я уже ничего не соображаю. Тогда ты не отталкиваешь меня, нет… Когда мы провели с тобой ночь, ты ничего не скрывала. Вот такую женщину я хочу видеть рядом с собой, а не бесчувственную куклу, в которую ты превратилась ради моего брата!

«Спокойно, Анни. Держи себя в руках». Она вздохнула, потом еще раз, стараясь сдержать обуревавшие ее чувства.