Прошел еще целый день, прежде чем она доехала до Стоунборна. И тут вдруг ее охватила тревога. Как ее встретят дома? Ведь она отсутствовала чуть ли не год.

Столько всего случилось за это время. Она очень переменилась. И, кажется, она совершила глупость, сказав Алексу, где живут ее родные.

Господи, кажется, сказала.

Но теперь уже поздно сожалеть. Она едет домой.

Алекс был терпелив, он умел ждать. Но не прошло и двух дней после побега Франчески, как ему уже захотелось отправиться за ней следом.

Ему так и не удалось изгнать из своих мыслей ее образ. Даже сейчас, лежа в постели, он мог думать только о Саре Тэва. О противоречивости ее натуры, которая теперь легко объяснялась.

Но совершенно невероятно, чтобы история, которую рассказала Франческа, оказалась правдой. Он просто не может поверить в эту сказку, иначе снова окажется в дураках.

Нет, все совершенно ясно: она – марионетка Кольма, его возлюбленная, его агент, и ее главной и единственной задачей было соблазнить Алекса и шпионить за ним.

Он был готов отправиться в Стоунборн в любой день. Но надо дать ей время оценить там обстановку и составить план действий. Он был уверен, что Сара, то есть Франческа, отлично с этим справится. Будь она наивной, ей не удалось бы свалить его, как старый гнилой дуб.

В ночной тишине на Алекса снова нахлынули воспоминания о ней, о ее поцелуях и ласках, сводивших его с ума.

Он испытал облегчение, когда на следующий день появился Аластэр.

– Ты действительно отпустил ее, Алекс? Как жестоко с твоей стороны!

– Все когда-нибудь кончается.

– Но, право же, дорогой мой, она была невероятна. Я приехал сказать тебе, какой замечательный был бал. И прелестная шлюха. Я надеялся заполучить ее для закрытого вечера, который собирался устроить.

Алекс вскинул бровь.

– Правда? Сожалею, но должен тебя разочаровать: она оставила свое ремесло.

– Да будет тебе, Алекс! Оставила? Эта распутница? Не верю. Нет, правда, куда она отправилась? Я сам договорюсь с ней. На тех же условиях, что и Селфридж. И, конечно же, приглашу тебя.

– Я бы рад помочь, но не знаю, где она.

– Ах, Алекс, Алекс. Бережешь ее для себя. Так-так. Ну ладно, все образуется само собой. Прощай, дорогой, – И, махнув фалдами сюртука, Аластэр ретировался.

Они желали ее. Даже Аластэр. Господи, она стала своего рода развлечением для мужских компаний. Новый трюк с участием прелестной распутницы, готовой снять с себя одежду.

Проклятие, проклятие, проклятие...

Вот и еще один день прошел. Завтра он отправится в путь.

Вдруг он заметил, что в его комнате горит свет. Наверное, Уоттен укладывает вещи.

– Закрой дверь, Алекс.

Филиппа, обнаженная, лежала на его постели; в неярком свете свечей он увидел ее налитое желанием тело, пышную, красивую грудь. Белокурые волосы струились сверкающим водопадом по ее плечам.

Она подвинулась, приглашающе похлопав по подушке рядом с собой.

– Филиппа, прекрати! Ты не должна была этого делать.

– Почему? Ведь эта тварь исчезла. А я хочу тебя. Маркус меня совершенно не удовлетворяет. Не бойся, никто ничего не узнает. – Она пошевелила бедрами, выставляя все свои прелести напоказ. – Ты знаешь, я давно этого хотела.

– Но я не хотел.

– Ты все еще одурманен этой сучкой. Но это пройдет, а пока я тебя утешу. – Она встала на колени. – Иди ко мне, Алекс. Я хочу тебя!

Алекс не был каменным. Его плоть напряглась. Воображение разыгралось. Он представил себе Сару, ее тело в цепях.

– Филиппа, не заставляй меня повторять дважды. Я не хочу тебя. Ты – жена Маркуса.

Ее охватило отчаяние. Алекс не хочет ее. А ведь Аполлон клялся, что ни один мужчина не устоит перед ней, что ее тело может любого свести с ума.

Филиппа спустила ноги с постели.

– Я обуза для Маркуса. Алекс, подумай. Ну, кому от этого плохо? С ней ты был, а со мной не хочешь? Поверь, я гораздо лучше в постели и всегда буду рядом с тобой.

Алекс, конечно, не был ни святым, ни монахом, но не мог себе позволить спать с женой родного брата. А Сара Тэва не в счет.

– Оденься, Филиппа. И иди домой.

– Ты не представляешь, от чего отказываешься.

– Почему же, представляю, – ответил он, чтобы не обидеть ее.

– Ну, тогда попробуй. Попробуй меня.

– Филиппа...

Ее губы задрожали от боли и обиды.

– Я тебе этого не забуду, – заявила она, решительно направившись к гардеробной за платьем и туфлями. – Я не прощу. – Слезы бежали по ее щекам.

– А ты сможешь после этого смотреть мне в глаза, когда мы будем сидеть за обеденным столом?

– Не надо шутить. Я предложила себя.

– Тебе пора домой.

Униженная его отказом, она пронеслась мимо своего дома, не заботясь о том, что ее могут увидеть.

Ей нужен был сейчас Аполлон, тот, кто предпочел ее всем остальным женщинам.

В полной темноте она бежала через деревню по длинной, извилистой дороге, которая вела к коттеджу.

Но в доме было темно.

– Аполлон, Аполлон... – Она подергала ручку. – Открой! – Она еще раз подергала ручку. Дверь была заперта. – О Боже... Аполлон... – Ее голос дрогнул, когда она обошла коттедж и попробовала открыть переднюю дверь. Закрыта.

Она заглянула в окно гостиной, освещенной светом камина.

Кровати возле камина не было, на ее месте снова стояли стулья и диван.

Филиппа стала Громко стучать, и дверь медленно отворилась.

На пороге появилась старушка, согбенная и морщинистая, как ведьма из сказки.

– Мужчина, что жил здесь... – в отчаянии произнесла Филиппа.

– Уехал, моя дорогая. Уехал вчера. А я слежу за домом, пока его снова не сдадут. Он – он уехал. И даже адреса не оставил.

Тетя Ида встретила Франческу так, словно та ненадолго отлучалась по делу в деревню:

– А, это ты. Входи, Фрэнсис.

– Франческа, – произнесла она, готовая к новым стычкам с тетей Идой, и поставила чемодан у вешалки.

Тетя Ида направилась в гостиную. В Брейдвуде мало что изменилось. Плотные бархатные шторы по-прежнему закрывали окна, не пропуская в комнату воздух и свет. Мебель была под стать тетке – такая же чопорная и надменная. В общем, комната не сулила радушного приема.

– Присядь, – сказала тетя Ида.

Франческа села, искоса взглянув на тетку; та тоже ничуть не изменилась, только морщинки стали поглубже, особенно возле поджатых сейчас губ.

– Итак, Фрэнсис...

– Франческа.

Тетя Ида проигнорировала поправку.

– Это просто визит или ты одумалась и, отказавшись от легкомысленной идеи стать художницей, вернулась домой насовсем?

– И то и другое... Ни то ни другое... Не знаю. – Она снова почувствовала себя десятилетней девочкой, но тут же взяла себя в руки. Не затем она приехала в Брейдвуд, чтобы все повторилось.

– Понятно, – сказала тетя Ида. – И все же, какие у тебя планы? Как долго ты здесь пробудешь?

– Пока не знаю.

– Моя дорогая Фрэнсис, здесь тебе не пансион, хотя, полагаю, ты уже привыкла к такой жизни. Либо ты здесь, Фрэнсис, либо тебя нет. Середины быть не может.

– Франческа, – машинально поправила она тетку. – Ну, тогда я здесь – пока.

Последовало долгое молчание, видимо, тетя Ида обдумывала услышанное. Что было, мягко говоря, удивительно.

– Ну что же, – наконец сказала она, – придется тебя принять, раз денег у тебя нет, в чем я почти не сомневаюсь.

Франческа уже открыла рот, чтобы возразить, но передумала. Тете вовсе не обязательно знать о надежно спрятанных нескольких сотнях фунтов, которые ей удалось заработать.

Впрочем, можно и чуть-чуть соврать...

– Вообще-то я получила немного денег. Генерал, чей портрет я писала... – тетя Ида фыркнула, – очень щедро мне заплатил, и я сумела скопить немного денег. Так что я не буду для вас обузой, тетя Ида. Думаю, вам интересно это узнать.

На самом деле Франческа была уверена, что тетя Ида предпочла бы увидеть ее нищей, а не самостоятельной и независимой.