Она улыбнулась.

— Какой же ты все-таки варвар! — она улыбнулась. —

Попроси священника рассказать тебе историю Урии.

— Урии?

— Просто запомни это имя, — ответила она, — Урия Хеттеянин.

— Кстати о священниках. Кто такой Хротверд? — спросил я.

— Архиепископ Йорка, — ответила она, — ты и сам прекрасно знаешь.

— Западный сакс.

— Да, и достойный человек!

— А брал ли этот достойный человек золото у Этельхельма?

— О нет, он благородный и благочестивый, — ответила она и нахмурилась, усомнившись в чём-то, и неуверенно продолжила: — Помню, когда он был аббатом, его монастырь получил земли, щедрый дар. Двадцать хайдов в Вилтунскире. Это далеко от его монастыря.

— Он получил земли вместо золота?

Она всё ещё хмурилась.

— Люди постоянно дарят земли церкви.

— А Этельхельм — олдермен из...

— Вилтунскира, — закончила она фразу. — Теперь Этельхельм покупает лордов Мерсии, осыпая их золотом. Он хочет, чтобы витан Мерсии избрал Эльфверда моим наследником.

— Нет! — меня возмутило такое предположение. Этот злобный юнец станет королём Мерсии?

— Он предложил заключить брак между Эльфвердом и Эльфвинн, — добавила она.

Эльфвинн, дочь Этельфлед, милая легкомысленная девушка, нравилась мне, возможно, даже больше ее матери, и потому меня удивили следующие слова Этельфлед.

— Я ответила — нет, — продолжала она, — потому что думаю, именно Эльфвинн должна стать моей наследницей.

— Как ты сказала? — растерялся я.

— Она — принцесса Мерсии, — жёстко ответила Этельфлед, — и если я могу править Мерсией, почему не может она?

— Я обожаю Эльфвинн, — сказал я, — но в отличие от тебя, у нее ветер в голове.

— Она может выйти замуж за Цинлэфа Харальдсона, — ответила Этельфлед, — и он станет ее направлять. Он сильный молодой человек.

Я не ответил. Цинлэф Харальдсон, молодой и красивый саксонский воин, но невысокого происхождения, а значит, не даст Эльфвинн поддержки знатного рода. Он не имел особых достижений, ничем не прославился, не был способен увлечь людей за собой. Я считал его весьма поверхностным, но незачем говорить об этом Этельфлед, очарованной его внешностью, манерами и обаянием.

— Цинлэф будет защищать её, — добавила Этельфлед, — как и ты.

— Ты же знаешь, что я её люблю, — сказал я в ответ.

Я понимал, что это отговорка — Этельфлед хотела услышать, что я буду поддерживать Эльфвинн, как поддерживал её, что я принесу Эльфвинн клятву.

От продолжения разговора меня спас взволнованный Рорик, мой слуга — он отдернул рукой полог и появился из яркого солнечного света.

— Господин? — позвал он, а потом вспомнил, что надо поклониться Этельфлед.

— В чём дело?

— Король Сигтрюгр уезжает, господин. Он хочет поговорить с тобой.

— Я еду с ним на север, — сказал я Этельфлед.

— Тогда иди, — ответила она.

Я встал и поклонился ей.

— Я буду защищать Эльфвинн, — сказал я, чтобы успокоить Этельфлед.

Она понимала, что, говоря это, я не приношу присягу Эльфвинн, но всё же улыбнулась и протянула мне руку.

— Спасибо.

Я наклонился и поцеловал руку, а затем сжал её.

— Лучше всего, если ты поправишься. Побори недуг! Ты лучший правитель Мерсии из всех, так что выздоравливай и продолжай править.

— Я постараюсь.

А затем я ошеломил обеих монахинь, поскольку наклонился еще сильнее и поцеловал Этельфлед в губы. Она не сопротивлялась. Когда-то мы были любовниками, и я всё еще любил её и люблю по сей день. Во время поцелуя я ощутил, как она всхлипнула.

— Я вернусь, — пообещал я, — после того как возьму Беббанбург.

— Не Фризию? — лукаво спросила она.

Значит, уже пошли слухи.

Я понизил голос:

— Потом я еду в Беббанбург. Никому не говори.

— Дорогой лорд Утред, — тихо сказала она, — все знают, что ты собираешься в Беббанбург. Может, я навещу тебя там?

— Обязательно, госпожа, обязательно. Примем по-королевски, как и положено. — Я снова поцеловал ее руку. — До встречи на севере, — я неохотно выпустил ее пальцы и направился вслед за Рориком к выходу из шатра.

Больше я ее не видел.

Мои люди и воины Сигтрюгра отправились вместе на север. Солнце светило ярко, тёплый летний воздух был наполнен стуком копыт и звоном конской упряжи.

— Ненавижу саксов, — сказал мне Сигтрюгр.

Я не ответил.

Справа простиралось поле с густой пшеницей, напоминавшее о том, сколь изобильна эта земля. Из под копыт летели клубы пыли.

— Ты выторговал для меня по меньшей мере год, — сказал Сигтрюгр, — спасибо.

Высоко в небе парил сокол, его крылья казались неподвижными, только чуть дрогнули, когда он заметил внизу каких-то тварей, обречённых ползать по земле. Я наблюдал за ним, хотел увидеть, как птица стремительно ринется вниз, но сокол легко скользил по ветру, оставаясь в вышине. Знамение? Может, это знак мира, вот только мира я не хотел. Я направлялся с мечом в Беббанбург.

— У них другой запах, — сказал Сигтрюгр. — От них несёт саксонской вонью! Гнилой репой — вот чем они воняют! Наглые, самодовольные болваны!

Я обернулся в седле и взглянул на Этельстана, скакавшего рядом с моим сыном позади. К счастью, слишком далеко, чтобы услышать слова Сигтрюгра.

— Принц Этельстан, — окликнул его я, — чем пахнут датчане и норвежцы?

— Датчане воняют прокисшим сыром, господин, — весело крикнул он в ответ, — а от норвежцев несёт тухлой рыбой.

Сигтрюгр фыркнул.

— Надеюсь, саксы нарушат перемирие, принц Этельстан, — громко ответил он, — тогда я с удовольствием тебя убью.

Он знал, что я никогда этого не допущу, но угроза доставила ему удовольствие.

Сейчас он выглядел старше. Я помнил ликующего молодого воина, бога войны, впрыгнувшего на стену Честера в надежде меня прикончить. Я лишил его глаза, а он забрал у меня дочь, и теперь мы стали друзьями, но после нескольких месяцев царствования из его души ушла радость, а на лице появились морщины.

— А еще этого ублюдка Турферта, — он плюнул, — ничуть не лучше! Называет себя датчанином и крутит задницей перед христианами. Я распну этого ублюдка-предателя на кресте.

Его гнев нашел выход. Датские лорды, державшие южные бурги Нортумбрии, могли дать Сигтрюгру внушительную армию, но страх перед саксами оказался сильнее верности. Я подозревал, что большинство последует примеру Турферта, поклявшись в верности как западным саксам, так и пригвожденному богу.

— Они даже могут присоединиться к армии саксов, — с горечью продолжил Сигтрюгр.

— Возможно.

— И что же мне тогда делать? — Это был не вопрос, скорее возглас отчаяния.

— Переселишься в Беббанбург, — спокойно ответил я.

Около полумили мы ехали молча, потом дорога привела к броду, где можно напоить лошадей. Я проехал немного вперёд, остановил Тинтрига посреди пыльной дороги и прислушался к тишине дня.

Сигтрюгр последовал за мной.

— Я не могу сражаться и со скоттами, и с саксами, — сдержанно сказал он, не желая, чтобы я счёл его трусом. — Только не одновременно.

— Саксы будут хранить перемирие, — успокоил его я в уверенности, что не ошибаюсь.

— В следующем году, — сказал он, — или, может, год спустя, войска Мерсии и Уэссекса придут на север. Я смогу остановить их. У меня достаточно воинов. По крайней мере, могу заставить их пожалеть о том, что они вообще слышали о Нортумбрии. А если ещё и с твоими людьми — мы зальём землю их вонючей кровью.

— Я не хочу воевать против Этельфлед, — возразил я, — я дал ей клятву.

— Значит, ты сможешь убивать этих ублюдков, западных саксов, — зло сказал он, — а я стану бить мерсийцев. Но если у меня будет мало воинов — я не смогу сражаться.

— Верно.

— А выкинуть Константина вон, обратно в его лачуги? Я справлюсь с этим, вот только какой ценой?

— Дорогой ценой, — ответил я, — скотты дерутся, как злобные хорьки.

— Ну, значит... — начал он.

— Я знаю, — прервал я. — Ты не можешь потерять большую часть армии в битве со скоттами, по крайней мере, до тех пор, пока не побил саксов.