— Да, гос...

— Тогда делай, что положено.

Я сомневался, что хоть одна из девушек уже проснулась, но Свитун немедленно отправился в большой зал таверны.

Похоже, Осви обиделся.

— Это и я мог бы...

— Сегодня вечером, — перебил я его, — твоя очередь будет вечером. Свитун к тому времени уже устанет. А теперь давай уберемся из этого зловония.

Мне хотелось узнать, куда катили те бочки, и ответ на это тут же нашёлся — мы не прошли и тридцати шагов от задних ворот двора таверны, как услышали жалобный визг. Кучка людей забивала свиней на широкой улице, ведущей на восток, за город. Двое орудовали топорами, остальные держали ножи и пилы.

Животные верещали, понимая, что их ждёт, люди размахивали топорами, брызги крови летели на стены дома и стекали в уличные рытвины. У края бойни лаяли собаки, на крыше расселись вороны, а женщины пытались собирать свежую кровь в миски, горшки и вёдра, чтобы потом смешать её с овсом. Мясники грубо срезали мясо с туш — окорока, спины, животы — и бросали другим, укладывавшим мясо и соль слоями в огромные бочки. Они укладывали также и ножки вместе с почками, но многое отбрасывали. Головы, внутренности, сердца и лёгкие они выбрасывали, как мусор, собаки дрались за требуху, женщины подбирали клочки мяса. Животных, визжащих всё громче, подтаскивали вперёд и раскалывали им черепа тупыми топорами. Такая растрата голов и сердец указывала на то, что эти люди очень спешили.

— Неправильно это, — пробормотал Сердик.

— Что, зря выбрасывать головы? — спросил я.

— Свиньи умные, господин... — он вздрогнул, — извини. Мой отец держал свиней. Он всегда говорил, что они умные. Свиньи же всё понимают! Убивать их надо неожиданно. И только так.

— Это всего лишь свиньи! — презрительно сказал Осви.

— Это неправильно. Они понимают, что происходит.

Я не мешал им спорить. Я вспомнил, что отец Катвульф, шпионивший для Этельфлед, сообщил, что флот выйдет в море после праздника святой Инсвиды, а до него ещё несколько недель. Но ведь Этельхельм, как и я, тоже мог распространять ложные слухи, чтобы сбить с толку врагов. Если эта безумная бойня что-нибудь да значила, то флот отправится гораздо раньше дня святой Инсвиды. Может, в ближайшие несколько дней или даже сегодня! Иначе почему здесь Эльсвит? Не может же отец заставить девушку несколько недель ждать в этом унылом городке Восточной Англии, да и своему войску он не позволил бы бездельничать так долго.

— Идём в гавань, — сказал я Осви и Сердику.

В куче дров у таверны я нашёл кривую палку. Проходя мимо «Гуся», я хромал, сгорбив спину и опираясь на неё. Конечно, из-за этого я шёл медленно, но надеялся, что глядя на этого убогого старика, хромого и кривобокого, никто но догадается, что перед ним — Утред Воитель. Когда мы переходили по неровному мостку на причал, я позволил Сердику взять меня под руку. Моя палка стучала по доскам, а когда Сердик отпустил меня, я немного пошатнулся. Ветер здесь дул сильнее, завывал в снастях пришвартованных кораблей, гнал по реке быстрые пенные волны.

Вдоль берега тянулась длинная пристань, из неё выступали два пирса. Старые причалы были переполнены, многие корабли стояли бок о бок, кое-где три корабля связаны вместе — два позади того, что стоит у причала.

Эльфсвон стоял в середине длинной пристани, дюжина людей из его команды, думаю, так и спали на борту. В городе больше нет мест, все таверны переполнились, и если Этельхельм или иной предводитель этого войска, кем бы он ни был, не уведёт их отсюда в ближайшее время, могут случиться неприятности. Праздные мужчины способны причинить много вреда, особенно если у них полно эля, шлюх и оружия.

Я видел, что в основном это торговые суда с глубокими трюмами, носы у них ниже, чем у боевых кораблей. Некоторые казались брошенными, один почернел и наполовину полон воды. На борту не было видно свёрнутых парусов, только один обрывок, хлопающий на ветру, но с внешней стороны к нему привязали ещё один корабль. Другие суда аккуратно загружены бочками и ящиками, и на борту каждого — по три-четыре человека. Я насчитал четырнадцать таких торговых судов, готовых выйти в море.

Дальше стояли боевые корабли — более длинные и узкие, более грозные. У многих на носу высился крест, как у Эльфсвон. Всего, считая Эльфсвон, их восемь, у всех на борту люди, и у большинства кораблей чистые корпуса. Я остановился рядом с одним, глянул в пенящуюся воду и увидел, что корабль недавно вытаскивали на берег, чтобы счистить водоросли. С чистым корпусом скорость больше, а в море скорость выигрывает битвы.

— Чего тебе тут надо, хромой? — зло спросил какой-то человек.

— Благослови тебя Бог, — ответил я, — благослови Бог.

— Убирайся прочь и сдохни, — рявкнул человек, осеняя себя крестом.

Калека означал неудачу. Ни один моряк добровольно не выйдет в море с калекой на борту, и даже появление хромого рядом с кораблём может привлечь злого духа.

Я повиновался первой его команде и заковылял дальше вдоль пирса. На том корабле я насчитал шестнадцать пар скамеек, значит, тридцать два гребца. На Эльфсвон и двух кораблях, привязанных у его носа и кормы — ещё больше. Скажем, по пятьдесят человек на каждом. Получается, на восьми боевых кораблях Этельхельма где-то около четырёх сотен воинов, а на грузовых судах — ещё больше. Это целая армия.

И я не сомневался, что эта армия направлялась в Беббанбург. Мой кузен — вдовец, а Этельхельм снабдит его невестой. Моего кузена морили голодом, вынуждая сдаться, а Этельхельм доставит ему провизию. У моего кузена достаточно людей, чтобы удерживать стены Беббанбурга, но слишком мало для того, чтобы вернуть свои земли — и Этельхельм привезёт ему воинов.

А что же Этельхельм получал взамен? Он становился хозяином северной Нортумбрии и человеком, прославленным за изгнание скоттов с саксонских земель. Он получал хорошо защищённую крепость, откуда начал бы вторжение с севера в королевство Сигтрюгра, и этой атакой разделит силы моего зятя, когда Эдуард нападёт с юга. Он займет крепость столь грозную, что сможет открыто противостоять Эдуарду Уэссекскому. Он будет настаивать на том, чтобы Этельстана лишили наследства, а иначе вся северная Англия превратится во врагов Уэссекса. И, вероятно, самое приятное — Этельхельм отомстит мне.

— Доброе утро, — крикнул дружелюбный голос, и я увидел Ренвальда, мочившегося у края пирса, — погода всё ещё мерзкая!

Он и его команда явно ночевали на борту Улитки, стоявшей рядом с торговым судном из Фризии. Они соорудили на корме навес из паруса и укрывались под ним от ветра.

— Вы постоите ещё пару дней? — спросил я.

— Ты хромаешь! — нахмурился он.

— Просто бедро ноет.

Он взглянул на низкие облака.

— Будем стоять, пока такая погода. Пройдут дождь и ветер, тогда и поплывём. А ты нашёл свою семью?

— Я больше не уверен, что они всё ещё здесь.

— Дай Бог, чтобы они нашлись, — великодушно сказал он.

— Если мне придётся вернуться на север, возьмёшь нас? — спросил я. — Я заплачу.

Он усмехнулся в ответ.

— Я отправляюсь в Лунден! Но ты найдёшь много других кораблей, идущих на север! — он опять посмотрел на небо. — Может, сегодня прояснится, тогда завтра и отплывём. Пусть погода установится, да? И тогда выйдем в море, с завтрашним отливом.

— Я хорошо заплачу, — сказал я. Я начал опасаться, что придётся возвращаться по Хамбру раньше, чем я собирался, и мне хотелось бы рассчитывать на Ренвальда.

Он не ответил — он пристально смотрел в море.

— Боже всемогущий, — выдохнул он, и я, обернувшись, увидел входящий в устье реки корабль. — Наверняка у этого бедолаги выдалась тяжёлая ночь, — перекрестившись добавил Ренвальд.

Под тёмным небом корабль выглядел мрачно. Это был драккар, длинный и низкий, взмахи вёсел влекли его против течения, и парус плотно обвился вокруг мачты. Он казался потрёпанным, с рваными парусами и снастями, которые трепал ветер. Высоко вздымающийся нос увенчан крестом, по ветру струился длинный чёрный флаг.