Я подошел к нему, и он сразу же съежился и стал хватать ртом воздух.

— Я не буду... — начал он, но рыдания заглушили слова.

— Чего не будешь? — спросил я.

— Тебе рассказывать, — яростно выпалил он. — Ты не миротворец! Ты язычник! Ты Утредэрв. Утред Нечестивый, так тебя окрестили христиане. Ты поклоняешься идолам и истуканам! Ты противен Отцу моему на небесах! Я скорее умру, чем скажу тебе! — Он закрыл глаза и поднял лицо вверх, где под крышей медленно вился дымок от жаровни. — Забери меня, о Господь, — воскликнул он, — забери раба своего в свои любящие руки. Забери меня! Забери!

Я нагнулся и шепнул ему в ухо:

— Молодец.

Он резко прекратил мольбы, открыл глаза и посмотрел на меня. На мгновение показалось, что он еще больше испугался, чем когда я говорил грубо.

— Молодец? — едва слышно переспросил он.

— Архиепископ попросил меня выяснить, — продолжал я шепотом, — умеешь ли ты хранить секреты.

— Ты говоришь о... — начал он, а потом снова замолчал, потому что я приставил к губам палец.

— Финан может услышать, — прошептал я, — ему нельзя доверять.

Иеремия энергично кивнул.

— Выглядит предателем, господин. Нельзя доверять коротышкам.

— К тому же он ирландец, — сказал я.

— Ого! Да, господин!

— Он должен верить, что я тебя ненавижу, — сказал я, — но я приехал по просьбе архиепископа. Он обещал, что возместит всё, что я сожгу. Он обещал.

— Но, — нахмурился Иеремия и взглянул на молот на моей шее, — ты же не христианин, господин!

— Т-с-с! — я снова прижал палец к губам, покосился на Финана и еще сильнее понизил голос. — Смотри! Я приподнял рукоять Вздоха Змея, которую венчал серебряный крест. Много лет назад крест подарила мне Хильд, которую я любил, да и сейчас люблю, но теперь она живет в монастыре в Винтанкестере, хотя в то время мы были любовниками. Я вделал крест в рукоять меча из сентиментальности, но теперь он мне пригодился. Иеремия уставился на него. Пламя от жаровни отразилось на серебре.

— Но, — снова начал Иеремия.

— Иногда работу Христову нужно делать тайно, — прошептал я. — Скажи, Иеремия, христиане выигрывают войны в Британии?

— Да, господин, — радостно ответил он, — благодарение Господу, царство Божие год за годом приходит все дальше на север. Язычники смешались! Армии Господа очистили земли!

— И кто же вел эти армии христиан?

Он на мгновение уставился на меня, а потом произнес очень тихо и ошеломленно:

— Ты, господин.

— Точно.

И это была правда, хотя я вел эти армии только потому, что присягнул Этельфлед. Я на мгновение задумался. Ложь сработала, успокоила и вселила уверенность в Иеремию, но теперь мне предстоит высказать догадку, и если я ошибусь, то потеряю его доверие.

— Архиепископ, — прошептал я, — рассказал мне про Линдисфарену.

— Правда! — выпалил Иеремия, и я вздохнул с облегчением. Догадка оказалась верной.

— Он хочет, чтобы Линдисфарена стала островом молитв, — сказал я, припоминая слова Хротверда.

— Точно так же он и мне сказал!

— И потому он хочет, чтобы ты вернул монастырю прежнюю славу, — сказал я.

— Так и будет! — выпалил Иеремия. — Это могущественное место, господин, куда более великое, чем Джируум! Молитву, произнесенную на Линдисфарене, слышит Господь! Не только святые, господин, а сам Господь! На Линдисфарене я смогу творить чудеса!

Я снова велел ему замолчать. Настало время для второй догадки, но с этой было проще.

— Мой кузен обещал тебе остров? — спросил я.

— Да, господин.

Я знал, что архиепископ Хротверд, человек разумный и честный, никогда бы не пообещал Линдисфарену Иеремии. Для христиан остров и развалины монастыря были священны, потому что там жил и проповедовал Святой Кутберт. Мой кузен так и не восстановил монастырь, хотя тот было видно со стен Беббанбурга. Возможно, из страха, что новое аббатство привлечет внимание датчан и норвежцев. Теперь, когда крепость находилась в осаде, кузен нуждался в кораблях, чтобы привозили гарнизону припасы, а маленький флот Иеремии располагался чуть южнее земель Беббанбурга, и пообещать Линдисфарену было простым способом добиться помощи безумного епископа.

— Что обещал тебе мой кузен? — спросил я. — Что поможет отстроить монастырь?

— Да, господин, — радостно воскликнул Иеремия, он обещал, что мы сделаем Линдисфарену известней прежнего!

Я печально помотал головой.

— Архиепископ узнал, что мой кузен также обещал Линдисфарену черным монахам.

— Бенедиктинцам! — ужаснулся Иеремия.

— Потому что они обратили в христианство саксов, — объяснил я, — а тебе он не доверяет, поскольку ты датчанин.

— В глазах Господа нет ни датчан, ни саксов! — возмутился Иеремия.

— Я это знаю, и ты это знаешь, но мой кузен ненавидит датчан. Он тебя использует. Хочет, чтобы ты привозил ему провизию, а потом он тебя надует! Черные монахи уже ждут в Контварабурге, и как только уйдут скотты, двинутся на север.

— Бог этого не допустит! — возразил Иеремия.

— Потому меня и прислали.

Он заглянул мне в глаза, и я сделал то же самое, не мигая, и заметил в его взгляде сомнения.

— Но лорд Этельхельм... — начал он.

— Обещал золото черным монахам, — прервал его я. — Я думал, ты знал. Думал, потому ты и помог Эйнару на него напасть!

Он покачал головой.

— Лорд Утред, — он имел в виду моего кузена, — нуждался в провизии, господин, потому что в его амбарах произошел пожар. Но он боялся, что если лорд Этельхельм приведет так много воинов, он может захватить крепость.

— А разве мой кузен не собирается жениться на дочери Этельхельма?

— О да, господин, — он кашлянул и широко открыл глаза. — Такая юная и соблазнительная штучка! Утешение для твоего кузена.

Интересно, в чем утешение, подумал я, в том, что Этельхельм отнимет у него контроль над Беббанбургом?

— Так значит, Этельхельм, — сказал я, — хотел оставить моему кузену Беббанбург, но с гарнизоном своих воинов?

— Целой армией, господин! Готовой покарать язычников!

Это имело смысл. Если Беббанбург окажется в руках Этельхельма, саксы окажутся и с юга, и с севера от владений Сигтрюгра. Кузену ловко удавалось не впутываться в войны между саксами и датчанами, но в качестве цены за спасение Этельхельм наверняка потребовал, чтобы Беббанбург помог сокрушить Нортумбрию.

— А мой кузен не хочет, чтобы армия Этельхельма находилась в его крепости? — спросил я.

— Не хочет. Пусть бы несколько человек, но не целая же армия!

— Так значит, ты ослабил флот Этельхельма?

Он заколебался. Я почувствовал, что он хочет соврать, и тихонько хмыкнул, и он дернулся, словно от удивления.

— Скотты и без того это планировали, господин, — поспешно признался он.

— И ты это знал? — спросил я, и он кивнул. — И что Бог думает по поводу твоих переговоров с королем Константином?

— Господин! — возмутился он. — Я с ним не разговаривал!

— Разговаривал, — обвинил его я. — А как иначе ты мог провести флот в Думнок? Ты договаривался с обеими сторонами. И с моим кузеном, и с Константином.

— Не с королем Константином, господин. Клянусь священной маткой девы Марии.

— Значит, говорил с лордом Домналлом.

Он помедлил, а потом кивнул.

— Да, — шепотом признал он.

— И вы пришли к соглашению, к тилскипану.

— Да, господин.

— Ты хотел гарантий, — я снова заговорил мягко. — Мой кузен обещал тебе монастырь, если ты ему поможешь, но что если он проиграет? Это тебя беспокоило.

— Да, господин! Я молился!

— И Господь велел тебе поговорить со скоттами?

— Да, господин!

— И они обещали отдать тебе монастырь, если ты им поможешь?

— Да, господин.

— И ты разузнал для них про Думнок?

Он снова кивнул.

— Да, господин.

— Но почему же ты не напал вместе с ними? Почему не дрался рядом с воинами Эйнара?

Он снова вытаращился на меня.

— Я же миротворец, господин! Благословенны миротворцы! Я сказал лорду Домналлу, что не могу носить меч, я ведь епископ! Я готов помогать скоттам, но не убивать ради них. Господь запрещает!