При капитализме оплачиваемый труд был основой всей экономической системы. То есть оплачиваемый труд имел жизненно важное идеологическое значение. Производительность была основой успеха. Талантом называлась способность – и измеряемая способность -. производить продукты и услуги, которые можно было продать на рынки. Совокупная экономическая стоимость, производимая наемными работниками, являлась мерилом для подсчета величины всего национального производства, неважно, оседала ли эта стоимость в карманах пролетариата в виде зарплаты, на счетах акционеров в виде прибыли или в госбюджете в форме налогов. Это – единственный аспект человеческой деятельности, серьезно интересовавший буржуазию.
Главной заботой каждого капиталиста было увеличение прибылей, что часто приводило к борьбе с ненужными издержками и к увольнениям как естественному следствию. Но по сути капитализм, и на практике, и в качестве центральной идеологии общества, напротив, стремился к максимальному увеличению числа оплачиваемых рабочих и вовлечению как можно большего числа людей в производственны' отношения. Поэтому зачастую государство и рынок ошибочно противопоставляли друг другу, особенно в годы холодной войны, хотя они на деле составляют две отдельные, но, тем не менее, взаимозависимые основы органичной структуры капитализма, неважно, какое название носит конкретная политическая система. Стремлении государства к росту объемов производства и стремление капиталистов к росту прибыли слились в едином порыве и привели к образованию семейного союза государства и рынка труда, которому его участники не могут или не хотят препятствовать, симбиозу, настолько крепкому, что никакие внешние или внутренние силы не в состоянии его поколебать. Этот 'несвященный' союз, вынужденное объединение коллективной и индивидуальной воли, направлялся и оправдывался всепоглощающей целью всей капиталистической идеологии: максимальный экономический рост ради самого роста. Разные политические течения в действительности расходились только в представлениях в наилучшем способе достижения этой общей для всех цели.
За этим всеобщим стремлением скрывается философская утопия рационализма: все человеческие потребности будут удовлетворены при условии устойчивого, продолжительного роста. Как только это произойдет, рационалистическая утопия будет осуществлена. При наличии общей и абстрактной цели для всего общества, соединяющей все политические идеологии и экономические силы, никому больше не нужно думать самому. На предполагаемые конфликты эры позднего капитализма между индивидуализмом и коллективизмом лучше смотреть, как на политический театр, потому что между разными политическими программами никогда не было фундаментальных расхождений. К примеру, либеральный индивидуализм никогда не означал высвобождение личности из-под гнета коллективной целостности, а проявлялся лишь в стремлении каждого предпринимателя к более низким налогам ('налоги – это грабеж'), и к большей эффективности внутри государственного аппарата ('государство – ночной сторож'). С другой стороны, то, что капитализм вынуждал отдельные личности жертвовать своей идентичностью в пользу специализации, необходимой для функционирования системы, также никогда не оспаривалось.
Доминирующая роль государства при капитализме проявилась в двух вариантах: европейский, при котором государство является одним из ведущих рыночных игроков, и американский, где большой бизнес осуществлял строгий контроль над политической структурой, используя метод кнута и пряника. В обоих случаях результат был таков, что политический и экономический секторы практически слились: политика стала экономичной, а рынок политичным. Политизированная экономика и экономическая политика стали одним и тем же: риторическим ритуалом рационалистической религии. Ни государство, ни рынок не были готовы допустить хоть какую-нибудь форму активности, выходящей за рамки коллективного устройства общества. Показатели экономического роста стали количественной мерой развития цивилизации вообще. В конце концов буржуазия вообразила, что ее цель достигнута: идея общественного устройства как хорошо смазанного, самосовершенствующегося и самовоспроизводящегося производственного механизма. Проблема в том, что капитализм в действительности не был победителем и уже исчерпал свою историческую роль. Теперь у буржуазии новая проблема в виде нового и развивающегося правящего класса с идеями, абсолютно отличными от тех, что проповедовали адепты капитализма.
Одним из следствий такого развития событий является то, что мы сегодня называем глобализацией, и на самом деле представляет собой два совершенно разных феномена. Процесс капиталистической глобализации – это чисто экономическое явление, направленное ив нее большую специализацию и диверсификацию. Усилившаяся конкуренция проявляется не столько в форме прямых столкновений, сколько в делении каждого отдельного рынка на несколько более мелких, более специализированных подразделений. Каждый игрок, будь то отдельный человек или целая нация, вынужден культивировать те умения, которые востребованы в той или иной рыночной нише в данный момент времени, в ущерб долгосрочному знанию и перспективе. Все это приводит к появлению и развитию мелкодисперсной насыщенной среды взаимозависимых сетевых образований, Это некий меркантильный балансирующий акт, вынужденный акт сотрудничества перед лицом угрозы краха мировой торговли. Этот аспект глобализации напрямую связан со старой парадигмой, и необходимо отличать это явление от набирающего силы процесса глобализации, являющегося частью новой парадигмы.
Проект капиталистической глобализации подразумевает соединение наиболее эффективных, и потому наиболее прибыльных, методов производства с наиболее благополучным, и потому наиболее способным платить, потребляющим классом. Эта связь осуществляется посредством потока товаров, услуг и капитала, независящим от национальных границ. Заинтересованность в свободном передвижении людей ограничена степенью их полезности в качестве рабочей силы. Из этого автоматически не следует интерес к самой личности и/или её идеям. Идеи хороши, если только они могут выступать в качестве продуктов, охраняемых авторским правом, то есть товаров.
Капиталистическая глобализация есть следствие новых технологий с их возможностями высокой мобильности и скорости. Что означает освобождение рынка от влияния традиционных законов и ограничений. Основная идея проекта – поставить политиком перед свершившимся фактом и привести глобальный рынок к полному освобождению от всевозможных тарифов, правил поведения и, насколько это возможно, от налогов, конечно, с целью максимизации прибылей. Поскольку возможности новых технологий очень удачно дополняют свойства капитала, далеко продвинувшаяся глобализация понуждает политические круги отступать. Это проявляется по-разному – когда в форме яростного изоляционизма, когда через существенное обновление 'концертного репертуара'. Вдруг все эти социалисты-демократы меняют веру у виселиц и произносят бескомпромиссные оды во славу свободной торговли и классического либерализма. Такая смена политического имиджа должна рассматриваться как последняя отчаянная попытка профессиональных политиков эры капитализма зацепиться за последние иллюзорные остатки власти. Одновременно это добавляет политике привлекательности и важности, так что она может 'получить хорошую прессу'.
Нетократическая глобализация – совершенно иное дело. Это скорее социальный феномен, базирующийся на предоставляемых новыми технологиями возможностях коммуникации и контакта между различными культурами через огромные расстояния. Если великая цель капитализма – повысить прибыли с тем, чтобы, выйдя в отставку, заниматься личной жизнью, то великая цель нетократов – улучшать и развивать взаимные коммуникации, включая странные опыты и жизненные стили, которые становятся возможными благодаря новым технологиям. Нетократы стремятся познать все универсальное на глобальной арене, потому они хотят предложить универсальный язык, с помощью которого смогут испытать всевозможные экзотические ощущения, по которым они тоскуют.
