Действие яда прекратилось. Я почувствовал себя вполне сносно, даже с некоторым подъемом сил. Теперь мне не составило труда показать дикарям, что не всегда их палки и дротики имеют абсолютную власть. Ближайшего, что стоял ко мне, я резко ударил в кадык, выхватил пистолет, вернув его в кобуру. Кинувшийся на меня с копьём с криком рухнул наземь, перекинутый через бедро. Того, что отравил меня, я вырубил ударом в челюсть, остальные, как это не удивительно, разбежались в разные стороны. Кого успел, схватил. Главное, что штык-нож вернулся к хозяину. Из кустов послышались шумные выдохи. Три дротика пронзили мне щеку, спину и плечо. Едва уловимая рябь и вот я чувствую, как со лба моего стекает что-то липкое. Больно до чёртиков, но зато я оставался в сознании, был боеспособен. Схватив первого попавшегося, что ещё не успел опомниться от моих ударов, я прикрылся им, как щитом и подставил нож к горлу.
— Ну что, уроды, обломались? — я не видел никого, но знал, что все они сейчас крепко задумались, как быть. — Вылезайте из укрытий, мрази, разговор говорить будем!
Бешенство все ещё кипело у самого горла. Невыносимо хотелось схватить Кольт и выпустить в этих гавнюков весь боезапас. Но я держался. Около минуты они боялись показываться, но потом все же вышли. Краснокожие, с длинными косами, лица покрыты татуировками. Осознав, что ядом меня не одолеть, индейцы держали в руках нечто похожее на мачете, только рукоять была длиннее, а лезвие короче. Точно такое же оружие валялось у моих ног. Красная пелена перед глазами все еще побуждала устроить тотальную резню, убить хоть кого-то. Что делать в данный момент я не знал. В любом случае они будут преследовать меня, окажу ли я жест доброй воли или нет. И тогда я просто дал волю злости...
Индеец, которого я держал в заложниках, рухнул на колени с глубокой раной на горле. От уха до уха. Кровь хлынула на свежую траву, его сородичи словно ждали этого, кинулись в бой. Мир превратился в пульсацию ярости, центр которой — отметина на лбу. Сколько было противников? Кажется, около десятка. Я не давал себя окружить, всякий раз уходил в сторону и не давал передышки. Возможно, они победили бы меня тактически, если бы у них на это было время. Однажды я уже участвовал в поножовщине. Той самой, непонятной и хаотичной, где толком не понятно, кто свой. Удары сыпались со всех сторон, на моем теле и сейчас около пяти резаных и колотых шрамов — утешительный приз проигравшему. Не сдох только потому, что в горах попался какой-то полусумасшедшей бабке, отшельнице. Уж не знаю зачем, но заштопала она меня знатно. Можно сказать, что повезло, потому как на ближайшую сотню километров в округе не было ни одной больницы. Правда, плата за эту услугу была велика: старуха заставила целых полгода носить ее на плечах в ближайшее поселение. Даже корзина специальная у нее имелась. Мало того, в ее руке всегда был небольшой прутик и если я останавливался, чтобы передохнуть или же падал на колени от усталости, то неизменно получал по макушка. Слабые, но частые удары приводили меня в такое бешенство, что только с помощью этой эмоции удавалось продолжать путь. Зато спустя пару месяцев ее веса практически не ощущалось. Я шел по знакомой тропе, думая о своем, бабка иногда пела странные и красивые песни. Удивительно, но именно те ощущения нахлынули на меня в текущей драке.
Я слышал замысловатый мотив, шел по горной тропе и думал о своем, а в это время...
Пятеро валялись на земле, истекая кровью, мой томагавк не убивал, он калечил. Штык-нож оставлял раны так, чтобы враг не мог действовать, но оставался жив. Еще шестеро индейцев уже выдохлись в своих бесплодных попытках как-то со мной справиться, несмотря на то, что на моей груди алела длинная рана, несмотря на то, что правая щека залила кровью половину лица, я дрался, как заведенный. Крики и стоны поверженных заглушили даже вопли джунглей. Небольшая площадка больше походило на место забоя скота.
Еще раз на меня набросились всем скопом, я ушел перекатом в сторону, чувствуя, что теперь еще больше испачкан чужой кровью, затем рванул вперед, навалившись на зазевавшегося врага. Удар пришелся точно в подмышку, это чертовски больно. В конце концов дикари сдались. Бросив раненых, они нырнули в спасительные джунгли. Уж не знаю, что еще они могут придумать, но будь у них хоть какие-то луки, мне бы уже давно настал конец.
Дальнейший путь по просеке прошел относительно безопасно. Просто удивительно, сколько племен разместилось на таком небольшом участке. Поселение показалось только после обеда. К этому времени я уже потерял немало крови. И хотя раны кое-как подсохли, лучше не стало. Я почти утратил ясность ума. Первоначальная цель витала в закоулках сознания, что именно я буду делать, когда найду чернокожих воинов, я не представлял. К тому же, приходилось постоянно отгонять какую-то мошкару, что лезла в раны.
"Вот будет здорово сгнить заживо, став вместилищем для личинок..." — мрачно подумалось мне.
Поселение змееглазой ведьмы оказалось отнюдь не маленьким. Добрых полсотни хижин разместились на расчищенном от растительности участке. Да и людей было многовато. Меня заметили сразу. Четверо воинов с копьями осторожно двинули мне навстречу, о чем-то негромко переговариваясь. Чтобы встретить их как подобает, я все же решил воспользоваться пистолетом. В рукопашной схватке у меня не было ни шанса.
Хорошо, что они не знали, с кем имеют дело. Дикари хоть и насторожились, но большого значения предмету в моих руках не придали. А зря...
Выстрел поднял в небо десятки птиц, все они принялись испуганно метаться над поселением. Один враг рухнул на спину. В левую руку я взял томагавк и без зазрения совести зарубил тех трех, что в суеверном ужасе упали на колени, закрыв голову руками. Проклятая метка превратила меня в какого-то идиота и если я от нее не избавлюсь, то жить мне не долго. Это я понимал, действовал исходя из этого.
Центральная улица вмиг опустела, с противоположной стороны на меня двинулось несколько десятков воинов, половина из которых держала в руках луки. Если начнется перестрелка — мне конец. Поэтому ждать я не стал, в сплошной строй стрелять не страшно — все равно не промахнешься. Еще один выстрел огласил окрестности, затем еще и еще. Нужно было заставить их паниковать. В общей сумме шесть выстрелов оставили на земле шесть мертвых тел. Улица опустела окончательно. Прямо по курсу высилась хижина старейшины или кто тут мог быть главным. Это легко было понять по ее расположению, размерам и зеленой тряпке, что болталась над входом. Когда до нее оставалось шагов десять, на пороге появился высокий чернокожий воин. Мускулистый, с широким тесаком на поясе, он точно не выглядел напуганным. Да и стоит ли кого-то бояться, если у тебя в носу кольцо размером с ладонь?
— Где твоя шлюха? — меня слегка шатало, но я все еще мог оказать сопротивление.
Все еще был риск, что мне пустят стрелу в спину, так что я отошел в сторону, прикрываясь стоящей тут же хижиной. Внутри кто-то плакал. Понимая, что слова мои все равно никто не разберет, я снял повязку со лба, обнажая метку. Она все еще пульсировала и была набухшей от крови. Увидев ее, вождь присмотрелся ко мне внимательней. И тут я заметил, что он отмечен точно так же. Просто на темной коже она была почти неразличима. Как само собой разумеющееся, пришло осознание того, что нам нужно решить, кто останется жить, а кто уже не пригодится змееглазой. Она ведь неспроста выискивает себе самца? Конечно нет. Ну ничего, разберемся, кто тут имеет право на гарем.
