Единственное, что отравляло Наместнику радость возвращения в родной дом, были орки. Но по приказу императора в каждом поместье-столице с некоторых пор обитало несколько десятков темноволосых воинов. Официально это называлось «миграцией на историческую родину», но многие лорды ворчали, что властитель просто-напросто не доверяет своим новым подданным, вот и приставил своих соглядатаев. Впрочем, надо признать, что пока потомки бывших рабов вели себя достаточно корректно. Они поселились в той части поместья, которую Наместник выделил им для проживания, и без необходимости не покидали ее. Более-менее часто их видели лишь обитатели замков, которые располагались поблизости от того участка. Да еще и Наместник, поскольку десять из тридцати темноволосых воинов особым приказом императора отныне состояли у него на службе.

Они и сейчас замерли десятью колоннами на ступенях широкой лестницы. Еще десять воинов – на сей раз эльфы из когорты Преданных – спустились навстречу осадившим коней всадникам.

– Фей!

Наместник вскинул голову, и улыбка сама собой появилась на его губах:

– Фея?

Молодая женщина, распахнув в объятиях руки, стремительно сбежала по ступенькам.

– Лови меня!

Оттолкнувшись от последней ступени, она прыгнула прямо в подставленные объятия и, обхватив шею Наместника руками, звонко чмокнула его в щеку.

– Фея, малышка, – он вернул ей поцелуй, – ты бы хоть дала мне спешиться!

– Я так соскучилась… Тебя не было больше двух месяцев!

– Но я же ездил не на войну!

– Все равно! Мне страшно, когда тебя долго нет.

Через голову прильнувшей к нему молодой женщины Фейлинор нашел взглядом Асатора. Тот шагнул вперед, протягивая руки, безмолвно готовый выполнить любой приказ лорда. Оторвав от себя собеседницу, Наместник передал ее рыцарю, который подхватил Фею за талию, бережно ставя на ноги, коротко поклонился леди и снова развернулся к всаднику, придерживая его скакуна под уздцы. Эльф-конюший ждал в сторонке, пока Наместник спешится; только тогда он подошел и принял повод из руки рыцаря.

Едва он ступил на землю, Фея со счастливой улыбкой обхватила двумя руками его локоть, склоняя голову на плечо. И так они стали вместе подниматься вверх по широкой лестнице, сопровождаемые молчаливым Асатором, шагавшим позади.

– Я так рада, что ты вернулся, – говорила Фея. – Мне так было страшно одной!

– Одной? А Тиамар?

– Не надо! Не напоминай. – Молодая женщина напряглась. Улыбка покинула ее лицо, в глазах мелькнуло странное выражение – тоска пополам со страхом.

– Фея, он любит тебя! И ты сама когда-то отвечала ему взаимностью.

– Это было давно. До того, как это началось…

Наместник перестал улыбаться, чуть замедлив шаг.

– Что произошло, пока меня не было? – изменившимся голосом спросил он.

– Ничего, – покачала головой его собеседница. – В самом деле, пока ничего. Но я боюсь…

Они остановились, взявшись за руки и не сводя глаз друг с друга. С некоторых пор брат и сестра остались одни на свете – странным образом погиб их отец, прежний Наместник Серебряный. За некоторое время до того скончалась мать – леди Наместница была слаба здоровьем, и, хотя эльфы болеют редко, ей «посчастливилось» подцепить какую-то заразу, с которой не сумели справиться даже целительницы Видящих. Любой другой эльф даже не заметил бы этого, но легкого недомогания оказалось достаточно, чтобы свести женщину в могилу. Ни дядьев, ни теток у них не было, тем более кузенов и кузин, так что у брата и сестры не было никого ближе и роднее друг друга.

– Я боюсь, – прошептала молодая женщина, – что это опять начнется. Я каждую ночь этого жду!

– Но ведь за три месяца ничего не произошло, – попытался успокоить Фейлинор сестру. – Может, это вовсе прекратилось?

Фея покачала головой.

С недавних пор – последние полвека, что совсем мало для долгоживущих эльфов – в поместье-столице стали происходить странные вещи. Время от времени появлялось нечто. Оно почти никак не проявляло своего присутствия, но Видящая утверждала, что есть на Острове что-то, не подвластное ее магии. Чаще всего это нечто приходило во сны молодой женщины. Фея часто просыпалась с криками ужаса, заливаясь слезами, но упорно отказывалась рассказывать, что ей привиделось. Страх ее еще более усугублялся от того, что сестра Наместника несколько раз приходила в себя отнюдь не в своей постели. Как-то раз ее нашли в темном холле лежащей на полу. Второй раз обнаружили в зимнем саду. В третий – стоящей на окне и собирающейся прыгнуть вниз. А после того, как она на рассвете обнаружила у себя в руке обнаженный кинжал, ее муж, лорд Тиамар, стал реже навещать спальню жены – а вдруг однажды этот кинжал окажется у него между ребрами?

Откровенно говоря, Фейнирель с детства была странным ребенком. Пока была маленькой, она росла очень ласковой. Эльфы и альфары, гномы и тролли – ко всем она лезла ласкаться и просилась на руки. Когда немного подросла, за девочкой стал нужен глаз да глаз – она то и дело убегала, чтобы побродить в одиночестве за пределами поместья-столицы, уверяя, что общается с духами леса, высказывала идеи о том, что неплохо было бы посетить другие страны и познакомиться с теми, кто там живет. Однажды она вовсе убежала из дома, решив пешком отправиться к морю. Ее нашли только через месяц, на Обсидиановом Острове. Она ненавидела охоту, могла часами плакать над зарезанным к праздничному столу теленком, и с некоторых пор отказывалась от мяса, питаясь лишь хлебом, фруктами и молоком. Причем фрукты собирала сама, перед этим долго разговаривая с деревьями и упрашивая их поделиться плодами.

Своего отца девушка обожала, но известие о замужестве встретила без восторга и накануне свадьбы убежала из дома. Поиски продолжались несколько дней, а когда беглянку отыскали и привели, с нею произошла разительная перемена. Фейнирель стала замкнутой, тихой. Она как потерянная бродила по своим покоям, часто плакала в уголке или замыкалась в себе. Все говорили, что у нее может возникнуть болезнь. Хозяйка Серебряного Острова[5], целительница, не отходила от нее ни на шаг. Лишь в присутствии брата Фейнирель ненадолго как бы просыпалась – с тем чтобы через несколько дней опять погрузиться в печаль. Она начала чаще думать о смерти, ей всюду мерещились голоса. Она боялась темноты и таящихся в ней теней. Несколько раз с нею случались припадки и глубокие обмороки. Но вот уже три месяца, как все прекратилось. И никто не мог сказать, радоваться или печалиться по этому поводу.

Семеро всадников осадили лошадей, выехав в долину.

Впереди, в долине, словно на дне чаши с неровными краями покрытых редколесьем холмов, лежало вытянутое озеро. Сейчас, в разгар весны, тут было хорошо – солнце слизало весь снег со склонов, обнажив прошлогоднюю траву, сквозь войлок которой уже начали пробиваться молодая трава и первоцветы. На деревьях распускались почки, с веток ольхи и орешника свешивались гроздья сережек. Озеро сильно разлилось, напитавшись талыми водами, и занимало почти половину долины, хотя летом было наверняка вполовину меньше.

– Куда дальше? – поинтересовался Чекан.

– Сейчас, – его наниматель, эльф, развернул карту, пристроив ее на луке седла, и стал изучать. – Так, тут должна быть река… Вернее, была. Хм! Карта очень старая, но, если мы не ошиблись, то… Вон туда!

Тонкий палец простерся как раз в направлении озера.

– Туда так туда! – вздохнул Чекан, пришпоривая лошадь.

Тара была последней, кто тронулся с места. И дело было не в том, что девушка села на лошадь впервые в жизни всего полтора месяца назад. Просто ей не нравилось само путешествие. Куда они едут? Почему, покинув человеческие земли, пробираются по бездорожью? Зачем, в конце концов, эльфу понадобилось нанимать именно людей? Что помешало ему обратиться за помощью к представителям другой расы? Остроухий щедро заплатил – лошади и припасы, а также оружие были куплены на его деньги. Каждому из шести наемников было выделено по двадцать золотых паннорских «подков» аванса – и еще по пятьдесят должны были они получить при расставании. Плюс ко всему им обещали еще какую-то награду.