На следующий день официальный прием послов от Максимилиана Австрийского плавно перешел в чествование коалиционеров во главе с очаровательным Луи Орлеанским. И закончился довольно поздно.
Вечером в замок явился лучший охотник Франсуа Бретонского и сообщил своему герцогу, что его любимая нормандская гончая Красотка взяла след матерого самца оленя. Место его жировки определено, и с утра можно начинать гон.
Несмотря на то, что на охотах Жанна бывала довольно редко: после смерти графа мадам Изабелла совсем не поощряла этого благородного занятия, а про монастырь и говорить нечего, она уверенно сидела в новом седле из оленьей кожи на отцовском боевом жеребце Громобое. С возрастом Громобой подрастерял былую прыть и вполне годился на роль верховой лошади для молодой охотницы.
Помимо рыжих бретонских гриффонов герцога Франсуа, в охоте участвовала свора сан-гуверов герцога Барруа, которых он привез с собой, и несколько свор, принадлежащих другим рыцарям. Среди них выделялись красивые белые гончие маркиза де Порте-лу – та самая новая порода, которую вели от Сульяра Людовика XI, и маркиз хвастался, что его собаки лучше королевских.
Впрочем, так утверждал каждый владелец своры, твердо уверенный, что только его собаки настоящие гончие, а все остальные – безносые пустолайки!
Наконец, по сигналу кавалькада всадников углубилась в лес. Большинство охотников, забыв про все на свете, кинулось по следу оленя.
Жанна с такими же чувствами напрямик поскакала в сторону герцога де Барруа. Она вспомнила рассказ баронессы о ее аудиенции у мадам де Боже и рассудила, что раз принцесса так разбирается в собачьих статях, то ей интересоваться гончими тоже никто не запрещал!
– Доброе утро, герцог! – поздоровалась она, чуть осаживая Громобоя. – Какие у вас интересные собаки! В Гиени я таких не видела.
– Доброе утро, прелестная графиня! – с удовольствием приветствовал герцог очаровательную всадницу. – Как отрадно видеть, что юная дама любит и понимает, высокое искусство охоты! Ничего удивительного, что в своих родных краях вы не видели гончих святого Губерта, Сейчас они не в моде, и поэтому только мы, дворяне Бургундии, Лотарингии, Фландрии и Гайнау, любим и ценим нашу древнюю породу гончих!
– О, как это интересно! Мой предок граф Гюго, друг Бонифация Монферратского, перед каждой охотой загонял всех гончих в церковь и кропил святой водой! Но он вообще отличался экстравагантностью! Дорогой герцог расскажите пожалуйста, о ваших сан-гуверах!
Жанна чуть ли не с мольбой смотрела на герцога всем своим видом давая понять, что он единственный в мире человек, способный удовлетворить ее страсть к изучению истории этой породы.
Герцог де Барруа был заядлым охотником и страстным любителем охотничьих собак, поэтому охотно пустился в рассуждения, галантно придерживая своего скакуна, чтобы даме было удобней следовать рядом.
– Эту породу черно-подпалых гончих вывел сам святой Губерт, понимавший толк в хороших собаках, и первые своры, принадлежавшие французским королям, милая графиня, были сплошь из сан – гуверов. В десятом веке от Рождества Христова король Луи перенес мощи святого Губерта в Арденнский лес и основал там монастырь его имени. Самые чистокровные гончие оттуда. Каждый год настоятель посылает к королевскому двору шесть собак – такова подать монастыря. Но на вкус и цвет, как говорится товарища нет: Людовику Святому больше нравились серые брудастые гончие, и он охотился именно с ними, отводя сан-гуверам всего лишь роль ищеек. А когда с нашими освободителями Гроба Господня в Европу хлынуло из заморских стран множество диковинных гончих и борзых, сан – гуверы вообще остались в тени. Что поделать, госпожа Жанна! Некоторым людям, почему-то воображающим себя охотниками, глубоко наплевать на рабочие качества собаки, лишь бы она была новомодной породы да причудливой окраски!
Как нарочно, мимо скакал маркиз де Портелу, отчаянный приверженец белых грефьеров и хорошеньких девушек, во все горло оравший: «Алла-ли, алла-ли!»
Увидев Жанну, он сбавил ход и прекратил улюлюканье, поэтому расслышал последние слова герцога. И ринулся в спор:
– Мое почтение, прекрасная Жанна, сегодня красотой вы спорите с рассветом! Дорогой герцог, ваши сан-гуверы безнадежно устарели! Что это за собаки – воды боятся, холода тоже, быстроногую дичь не любят!
– Полноте, уважаемый маркиз! – взвился задетый за живое герцог. – Где вы найдете среди своих новомодных пустолаек таких собак, как сан-гуверы?! А ваши хваленые грефьеры только вид имеют изящный, а пусти их по матерому волку, так они первый день еще бегут, зато уж потом их три дня не поднимешь! А то, что сан-гуверы воды и холода боятся, – слуг порите, чтобы собак не портили! Мои – в любой мороз бодры!
– Возможно, белые по волку действительно плохо идут, зато оленя гонят впереди английских, дорогой герцог! – отпарировал маркиз. – А ваши черно-подпалые в хвосте плетутся!
– Сан-гуверы – собаки серьезные! По волку, лисе, кабану идут как никто другой! Хоть и ноги коротковаты, не такие ходули, как у грефьеров. Зато если на след встанут – только держись! А ваши белые, говорят, овсянку апельсиновым соусом поливать требуют, уважаемый маркиз!
– Не больше, чем сан-гуверы, дорогой герцог, не больше! Может, ваши по вонючему зверю и хороши, но для оленьей охоты они мало пригодны. Смешно сказать – тонного оленя держать не могут, а коли свежий след тропу перебьет, вообще встают – ни туда ни сюда!
Еще немного – и спор кончился бы поединком.
Жанна решила обратить на себя внимание забывших про нее спорщиков и, с натугой вспомнив один охотничий термин, с видом знатока спросила:
– А какая паратость у этих пород?
– О! Милая графиня! – взорвался фонтаном радости маркиз. – Конечно же белые грефьеры куда резвей сан – гуверов! Просто никакого сравнения! Вы, прелестная Жанна, смотрите прямо в корень! Паратость – основное качество гончих!
Герцог оскорблено замолчал, поправляя свою охотничью шляпу, надетую на бегуин.
«Вот дура набитая!!! – последними словами ругала себя Жанна. – Вылезла, называется! Кокетничай теперь с этим дураком в подбитых паклей чулках!»
Наверное, черт дернул Жаккетту выйти из охотничьего домика. Ничего ей снаружи не требовалось, просто надоело сидеть в четырех стенах и захотелось подышать лесным воздухом, обойти вокруг домика, очень, кстати, солидного: каменного, двухэтажного, с вместительным пиршественным залом и уютными комнатами для отдыха благородных охотников.
Выйдя черным ходом, Жаккетта неторопливо пошла меж буков. Солнце золотило их листву, и было тихо. Охота умчалась далеко. Жаккетта вспоминала родной дом, представляла себе лица родных: отца, матушки, братьев, сестры… Хорошо вспоминалась даже противная тетя, теперь казавшаяся не такой противной.
Внезапно над ее ухом раздался повелительный мужской голос:
– Ты служанка одной из дам?
От неожиданности Жаккетта вздрогнула. Вернувшись из воспоминаний, она обнаружила рядом с собой лошадь, на которой сидел всадник в красивом, но сплошь заляпанном грязью охотничьем костюме.
– Да, господин! – подтвердила она, гадая, откуда он появился и что ему надо.
– Вот и прекрасно! Поможешь мне добраться до комнаты. Я подвернул ногу.
– Может, позвать ваших слуг? – спросила Жаккетта.
– Еще чего! Через час вся округа будет рассказывать друг другу, что я чуть не свернул себе шею на охоте! Проведешь меня черным ходом!
Он направил лошадь к домику.
У черного входа было пустынно и тихо. Большинство слуг в отсутствии хозяев трепались на кухне, рассказывая байки из жизни своих господ. Часть безмятежно спала где придется, пользуясь свободной минуткой, и лишь несколько человек сидели у главного входа на случай появления кого-нибудь из охотников.
Всадник спрыгнул с лошади и, обхватив Жаккетту левой рукой за плечи, похромал с ее помощью к двери. Разница в росте была велика – почти фут, – и незнакомец просто навис над девушкой, тяжело опираясь на нее, как на трость.
